Все жизни текут

Людмила Шипук

Все жизни текут

Введение

История о женщине, которая хотела увидеть ближние края и дальние страны, после того как ей приснился сон, позвавший вдаль. Сон открыл дверь в мир, полный красоты, чудес и забавных историй.

Прежде чем пуститься в путешествия, она прожила счастливую и суровую жизнь.

Книга для семейного чтения, но она поможет и вам: лучше понимать себя и тех,

кто рядом. В ней вы найдёте детективные и тайные истории, переживания и радости,

муки обид и прощение обидчиков.

В ней встретятся знакомые всем сюжеты, например, школьные годы.

Они есть у всех людей, однако у женщины они особенные, самобытные.

Жизни людей похожи на реки. Последние начинаются с истока, а люди с зачатия.

И реки текут, текут, текут, пока не вольются в океан.

Так и наша героиня журчит, бурлит, течёт рекой, а станет каплей «океана».

На житейском пути у женщины встречалось много интересных и замечательных людей. Всегда остро чувствовала их пульс и дыхание, готовность помочь и поддержать.

Они порадуются с тобой и за тебя. Ну а недруги? Как же без них.

Героиня считала их лучшими «учителями».

Через них узнавала пределы своих эмоций, терпение и умение прощать.

За плечами женщины печали и радости, подъёмы и падения. Но депрессий у неё никогда не было, она, как стойкий оловянный солдатик, держала удары судьбы.

Конечно, и у неё хранились многочисленные «скелеты и скелетики в шкафу».

Это многочисленные страхи и горькие обиды. Но от давности времён они исчезли, испарились.

Прочитайте эту книгу с непредвзятым отношением и скажите себе:

«А нет ли в ней чего-то интересного и полезного для меня?»

Может быть, упорство и стойкость. Вера в себя и людей.

Кто любит подсматривать и подслушивать чужие жизни – книга точно и для вас.

Женщина решилась написать о себе и вышла из процесса другой, обновлённой.

Прожила свою жизнь заново, совершив путешествие по реке жизни от истоков до устья.

Пролог

Мой мир начинается с меня.

«С плача мир открылся для меня,

Плачем и закроется.

Между ними текла река,

Жизни полная строка».

Эх, если бы в тот день не произошло убийство, вся моя жизнь сложилась бы совершенно по-другому. Хорошо ли, плохо ли, я не знаю, но однозначно по-другому.

Наш большой дом стоит на горе, оттуда открывается чудесный вид на сад.

Виден дом издали. Голубые наличники с витиеватыми узорами улыбаются соседям.

Теплый солнечный свет льётся во все окна с востока, юга и запада и придаёт весёлый вид комнатам. Сегодня жарко. Окна распахнуты.

Два тополя, два великана, как богатыри, охраняют дом с севера.

Вдоль восточной стороны сада раскинули размашистые ветви пять высоких лип.

Когда они цвели, стоял густой медовый аромат, разносившийся далеко за пределы сада.

В центре сада два ряда яблонь, по три в каждом. Цветут георгины, любимые мамины цветы.

Мы долго с мамочкой гуляем в саду, мне хорошо и уютно в животике у мамочки.

Молча вдыхаем тонкий аромат сада.

От момента «любви» мамы и папы, мне пять месяцев в утробе матери.

Мамочка и папочка часто смеялись, им было весело. И я радовалась их радостью.

Имя мне было уже дано, как и мальчику, если бы он родился.

Я безмятежно висела в невесомости, и у меня было хорошее настроение.

В пуповинку я кричала им:

– Я девочка, девочка, меня зовут Людмилка!

То ли голосок мой был слабенький, то ли он застревал в пуповинке,

только мои родители вечером вновь рассуждали: «Мальчик или девочка?»

Они хотели девочку. Я была счастливая и гордая. Вот какие у меня родители!

И вдруг всё остановилось, изменилось, понеслось.

Что же произошло 2 августа? Убийство моего отца.

По пуповине неслись тревожные сообщения, импульсы жали и кололи…

Горемычная мамочка страдала и металась в большом мире, а я металась и билась

в малом от одной стенки до другой. Из маминой надломленной души лились горькие слёзы. Горечь колебалась и отзывалась в моём слабеньком сердечке.

Горькое питьё наполняло меня. Ротиком я заглатывала новые и новые порции горя.

– Мамочка, не плачь! – кричала я всей пуповиной. – Мне жалко тебя.

Тебе только двадцать четыре года. Ты глухо плачешь, братик жалобно плачет, я грущу.

По пуповине летит вновь и вновь:

– Как можно жить? – Жить невозможно.

По всему моему тельцу судороги страха. Они там, наверху, решают, что делать со мной. Моя жизнь висит на волоске.

– О, мамочка! – кричу. – Я так хочу увидеть вас.

Ты хочешь от меня избавиться?

Твои мысли заставляют моё хрупкое тельце сжаться и спрятаться.

Мама, мамочка, мама моя, я люблю тебя.

Я качалась, словно на качелях. Подъём. Падение. То любят, то хотят избавиться.

Завтра судный день, завтра всё определится. В небесной канцелярии был решён вопрос в мою пользу! Всё решил врач, ему удалось уговорить маму, оставить меня на радость ей.

Роды прошли нормально. Я родилась.

Какое счастье, дышу свежим воздухом, и вся жизнь впереди.

Глава 1. Моя семья и первые страхи

Сколько помню себя, я жила с бабушкой в маленьком красивом домике,

обшитом тёсом. Три небольшие оконца весело смотрели на восток, на юг и на запад.

Ленточка жёлтеньких и красненьких цветочков окантовывала домик.

Возле юго-западного угла приютился низкорослый кустик мальвы с мелкими фиолетовыми цветочками. Домик окружён чужими огородами.

На улицу вела длинная тропинка, выложенная деревянными досочками.

Историю моей семьи я знаю по рассказам взрослых. Но без неё будут непонятны мои детские годы. Рассказывал то один, то другой, и у меня в конце концов сложилась семейная мозаика.

Вновь решалась моя судьба. Все были в сборе, сидели за круглым столом.

Мама – красавица, голубоглазая блондинка, – мой новый папа, его отец и мать и бабушка. Я, как всегда, сидела на коленях у бабушки. К этому времени мой старший братик Валерик умер от воспаления лёгких.

Бабушка обратилась с просьбой ко всем: отдать меня ей на воспитание.

Совет решил полюбовно, что так будет лучше для всех. И так в два года я оказалась у бабушки. А мнение малолетки? Моего мнения никто не спрашивал. Я стала жить-поживать в маленьком домике.

Как вы уже знаете, отца моего убили. Велось следствие, но результатов не дало.

Бабушка знала убийцу отца, ей сарафанное радио сообщило. Можете представить. Женщина, побитая мужем. Она однажды с воплями выскочила из дома:

«Ты Погодина убил, а теперь меня хочешь убить!»

Слово не воробей: вылетит – не поймаешь. Бабушке тут же всё донесли.

И она без суда и следствия стала преследовать этого мужчину. Выслеживать и устраивать скандалы. Вот под эту раздачу я и попала. Мне было года два-три, но я помню один слишком яркий эпизод. Я помню бабушку в белом платочке, с белой сумкой и со мной. Отчётливо помню угол дома, открытое окно парикмахерской.

У распахнутого окна сидел мужчина, и бабушка начала кричать.

О чём она голосила, я не знаю. Она в полный голос кричит, я громко реву.

Кругом толпа людей. Так повторялось несколько раз, с той только разницей, что происходило в разных местах. Это были мои первые осознанные страхи.

Говорят, что эта семья вскоре уехала.

С тех пор я никогда не слышала от бабушки ни криков, ни ссор с соседями, ни тем более со мной. Высокая, худощавая, в неизменном белом платочке, бабушка всегда была тиха, спокойна, словно все эмоции она выплеснула на углу у парикмахерской.

Она мне до семи лет пела колыбельные. Вспоминая колыбельные песни, я сразу вспоминаю морщинки грусти возле её глаз, тёплые руки.

– Луна споёт нам песенку, давай послушаем, – ласково говорила бабушка.