Турнир

***

Это место мало походило на пещеру, вырубленную в скале под фундаментом мрачного палаццо Коро. Скорее, речь могла идти о чем-то древнегреческом или древнеримском. Ротонда, образованная мраморными колоннами, где на мозаичном полу под высоким алебастровым куполом потолка устроено ложе из изумительно выделанных звериных шкур. Габи не помнила, как она сюда попала, но ее это и не заботило. Она вся была поглощена дивными ощущениями и невероятными впечатлениями. Золотистый воздух, напоенный теплом и ароматом нагретых солнцем садов, лежащих, по всей видимости, где-то ниже уровня ротонды. Нежное прикосновение шелковистого меха к обнаженной коже. И ощущение радостного предвкушения.

Габи, на которой не было сейчас ровным счетом никакой одежды, устроилась на меховом ложе, чуть приподнявшись на локте правой руки. В пальцах левой руки она держала виноградинку, которую как раз собралась отправить в рот. Блюдо с фруктами стояло прямо перед ней на импровизированной постели. А чуть дальше на небольшом расстоянии от нее в изящном полукресле из розового дерева расположился одетый в белоснежную тогу бог.

- Но я не бог, - голос у мужчины был глубокий и сильный, и сам он был крупным, мускулистым и буквально проецировал вовне свою огромную мощь.

- Жаль, - улыбнулась Габи и вбросила виноградину в рот.

- Почему? – У мужчины была гладкая матовая кожа золотистого оттенка, источающие золотое сияние аметистовые глаза и длинные кудри цвета зрелой пшеницы.

- Был бы ты богом, - ответила Габи, прожевав виноградину и проглотив глоток терпкого, как вино, и прохладного, как родниковая вода, сока, - ты бы превратил меня в наяду или в дриаду.

- Зачем тебе это? – удивился мужчина.

- Не знаю, - снова улыбнулась Габи, - но мне кажется, это было бы здорово - обрести свободу и забыть о страданиях, нужде и несчастьях.

- Разве ты страдаешь?

- Нет, но… - Габи не помнила, что именно хотела сказать. Получалось, что ей и возразить-то нечего.

- Вот видишь, - усмехнулся собеседник, - все это пустые мечты.

- Нет, нет, - заупрямилась Габи, пытаясь пробиться сквозь ощущение счастья и довольства к чему-то подлинному, что по-настоящему определяло ее жизнь.

- Может так быть, что я жертва? – нахмурившись, спросила она, выудив нечто невнятное из туманных глубин своей памяти.

- Жертвенный агнец? – переспросил мужчина. – Ты бы этого хотела?

- Не знаю, не думаю…

- А чего ты хочешь на самом деле? – спросил он тогда.

- Счастья, - она сорвала с грозди еще одну виноградинку и покрутила ее в пальцах. – Свободы…

- Я тебе нравлюсь? – спросила вдруг, утратив одну мысль и тут же ухватив другую. – Я красивая? Желанная? Ты меня хочешь?

- А сама, как думаешь?

И в самом деле. Она явно находится в его доме. Эта великолепная ротонда, невидимые, но осязаемые сады, меховое ложе – одни лишь горностаи и соболя – и золотое блюдо со спелыми фруктами… Разве это не знаки особого внимания? Разве это не проявление чувства? И зачем бы ему смотреть на ее наготу с таким жадным блеском в золотых глазах, если он не хочет ею обладать?

- Хочешь, - предположила она. – Нравлюсь… Иди ко мне!

Это последнее было совершенно не в ее характере, но, тем не менее, по внутреннему ощущению это были правильные слова, произнесенные тогда, когда их следовало сказать.

- Хм, - как бы в раздумье, произнес мужчина.

«Его что, еще уговаривать придется?!» - почти обиделась Габи.

- Ты меня обижаешь, - сказала она вслух. – Извини, если это не то, чего бы ты желал!

Откуда взялись эти слова, отчего она так настаивала на том, чего, по идее, должна была страшиться? Она не знала, но даже не успела об этом задуматься. Тот, кого она приняла за бога, не устоял. Поддался соблазну, покинул кресло и возлег рядом с ней на меховое ложе. Куда делось блюдо с фруктами, Габи не заметила или не запомнила, точно так же, как не уловила, когда и как господин Небог оказался в ее постели. Но он был уже здесь, так близко к ней, что, даже не прикоснувшись к нему, она почувствовала исходящий от него живой жар.

- Ты хороша, - сказал между тем он и положил руку ей на бедро, - но внешность пустяк, зато характер – все! А у тебя, девочка, есть характер, от которого захватывает дух.

Однако, что бы он ни говорил, но ее внешность, по-видимому, играла для него отнюдь не последнюю роль. Смотрел-то он на ее грудь, а его рука в это время оглаживала живот Габи и ее бедро. Ощущения были скорее приятные, чем наоборот. Особенно тогда, когда его ладонь оказалась между ее бедер.

- Говори! – попросила Габи.

Его голос завораживал и доставлял почти чувственное наслаждение, никак не меньшее, чем горячие и властные пальцы, ласкавшие сейчас внутреннюю поверхность ее бедер и медленно подбиравшиеся снизу к бугорку Венеры.

- Ты желанна, - сказал тогда он, - но не заблуждайся. Ты не красавица. Благословенна, но не проклята. Хороша собой, но не та, от любви к которой мужчины способны забыть долг и честь.

- Говори! – повторила Габи, ее охватил жар, и ее желания начинали обретать истинную свободу. – Говори!

Но было поздно. Он закрыл ее рот поцелуем, сжал в объятиях, из которых было уже не освободиться, и, раздвинув властным движением колен ее бедра, вошел в нее одним сильным и решительным движением. И тогда мир Габи взорвался. Ее охватил неистовый жар, в котором плавились ее плоть и кости. Ее пронзила боль, похожая на наслаждение, и тут же окатило волной удовольствия, от которого ее тело забилось в судорогах. Перед глазами вспыхнуло золотое пламя, и она полетела во тьму.

***

Габи проснулась и в первый момент не поняла, где она находится. Не узнала комнату и не вспомнила, как сюда попала. Во второй и третий моменты ситуация ничуть не прояснилась. Огромная кровать под шелковым, темно-коричневого цвета балдахином, белоснежное льняное белье и теплое, но невесомое пуховое одеяло. На противоположной стене старинная, но в хорошем состоянии тканная шпалера, резной мраморный камин, окно с частым переплетом, как в каком-нибудь древнем замке…

«Палаццо Коро…» - всплыло в памяти название дворца, и тогда она вспомнила.

«Ох!»

Габи села в постели и осмотрелась. Она не помнила, как очутилась в своей комнате, потому что последнее, что ей запомнилось – это то, как ее в прямом смысле этого слова отымел Источник. Сейчас она твердо знала, что это был отнюдь не сон и уж точно не горячечный бред, и что лишил ее невинности не Трис, - хотя именно это и предполагалось договором, - и не один из великих богов. Тот пышущий жаром и исходящий золотым сиянием мужчина являлся никем иным, как Источником. Тем самым Источником, который они с Трисом взялись вернуть к жизни, и судя по тому, какие мощные потоки магии пронизывали сейчас древние стены палаццо, их попытка увенчалась успехом.

Магии было так много, что Габи буквально купалась в ее волнах. Сила переполняла ее и ласково обнимала со всех сторон. Это было чудо, как хорошо. Великолепно и восхитительно. И все-таки Габи знала: там, в пещере что-то явно пошло не так. Разумеется, это было хорошей новостью, что Источник воспрял к новой жизни, и что Габи при это все-таки осталась в живых. Однако, лишаясь девственной плевы, она явно потеряла сознание и не знала теперь, сколько прошло времени с тех пор, как Трис запустил свой таинственный ритуал. Вытаскивать ее из пещеры пришлось, по-видимому, тоже ему, поскольку вряд ли она была способна самостоятельно идти. Как минимум, он должен был дотащить ее до такого места, откуда можно было позвать на помощь.

«Но как долго все это продолжалось?»

Ее принесли сюда, в эту комнату, вымыли – в этом Габи была практически уверена, - и, надев на нее ночную сорочку, уложили в постель. Вопрос, как давно это случилось? Увы, но, как тут же выяснилось, ответить на этот вопрос она не могла. Служившие ей верой и правдой внутренние часы молчали. Сегодня, сейчас, Габи впервые за последние семь или даже восемь лет не знала, который теперь час. Это было невозможно и отвратительно, ужасно и подло, - и, разумеется, унизительно, - но часы в ее голове остановились и никак не желали возобновлять свой ход.