Страница 3 из 4
ЗОЗУЛЯ
Эй, Гаврила, табачку отсыпь. На траву уходить пора, а табака нет.
СОЛДАТ
Отсыплю я тебя штыка да приклада.
Пащенко, который впереди зло оборачивается.
ПАЩЕНКО
Зозуля!
ЭКСТ. Сахалин. Владимирский рудник. Пащенко сворачивает тачку и руда сыпется в большую кучу. Поднимается вверх, где Зозуля продолжает злить охраника.
ЗОЗУЛЯ
Уйду я сегодня, Гаврила. Я Иван природный по рождению с каторгой венчанный.
СОЛДАТ
С тачкой ты венчанный отсюда и до смерти, Иван. Какой-ты Иван, коли подрываешь как шпынь тюремный.
ЗОЗУЛЯ
Шпынь! Я шпынь!
ПАЩЕНКО
Зозуля!
Но тот его не слышит.Он внезапно останавливается. Поднимает вверх руки, насколько это ему позволяют его цепи. Голос Зозули грозен и велик.
ЗОЗУЛЯ
Алена Волчья Заря, Моревой Оцепень, Васька Черкас, Сенька Очес – все атаманы лихие. Всех кто каторгой бит и не перебит. Вам говорю. Черным молоком цепи мои разорвите, а остальное Иван и сам возьмет.
Все застывают на месте. Тревожная ожидающая пауза. Наконец, солдат нехотя поднимается.
СОЛДАТ
Все, шпынек. За то что подняться заставил.
Ударом ноги Зозуля сбрасывает тачку с мостика. На его запястьях обрывки цепей. Солдат мгновенно упирает приклад ружья в плечо.
СОЛДАТ
Стоять. Стоять.
Зозуля не обращает на то никакого внимания. Он идет прямо к солдату.
ЗОЗУЛЯ
Слово верное, слово правое. От него падут стены острожные.
Солдат стреляет прямо в Зозулю. Но выстрел не останавливает Зозулю. Он идет вперед. Огромный, худой, в распахнутом халате.
ЗОЗУЛЯ
Расплавятся цепи кандальные. Падут решетки каменные.
СОЛДАТ
Стой, стой, падла!
Солдат пытается сделать выпад штыком. В это время цепь обвивает его шею. Это Пашенко. Он подобрался сзади. Зозуля отбирает ружье. Смотрит прямо в синее задыхающееся лицо.
ЗОЗУЛЯ
И слово то стоит крепко. Крепче любого закона человеческого. Крепче церкви божьей. И слово это воля. Воля!
Солдат падает на колени.
ЭКСТ. День. Сахалин. Где-то между Владимирском рудником и близкой тайгой. Пащенко и Зозуля бегут. Зозуля оглядывается.
ЗОЗУЛЯ
Достанут. Недалеко ушли.
ПАЩЕНКО
А Моревой Оцепень твой на что? Ходу!
ЭКСТ. День. Сахалин. Где-то между Владимирским рудником и тайгой. Старший надзиратель Ханов около 40 смотрит в тонкую подзорную трубу германку. Потом идет вдоль цепи солдат.
ХАНОВ
Пуль не жалеть. Души у них давно отпеты, а телами канцелярия в Александровске ведает. Семенов, беглым!
Унтер Семенов дает команду. Солдаты начинают стрелять врассыпную на ходу. Расстояние между беглецами и солдатами сокращается, но и до леса Пащенко и Зозули остается все меньше и меньше.
ХАНОВ
Еще залп, Семенов!
СЕМЕНОВ
Заряжай! Цельсь! Огонь!
Новый залп. Без эффекта. Семенов хватает ружье у молоденького солдата.
СЕМЕНОВ
Дай сюда! Гусак рязанский!
Семенов мгновенно перезаряжает ружье и стреляет. Тут же зло бросает ружье. Подбегает к Ханову.
СЕМЕНОВ
Господин надзиратель и вправду заговоренные.
ХАНОВ
Что городишь, Семенов?
СЕМЕНОВ
Сами знаете как стреляю. А это ж не белка. Уйдут, подлецы.
На поясе у Ханова великолепный кольт Уолкерс с белой рукояткой.Ханов упирает револьвер в согнутый локоть. Секунда и Зозуля хватается за щеку, останавливается, но тут же продолжает бежать.
ЭКСТ. День. Пащенко и Зозуля.
ПАЩЕНКО
Что?
Щека Зозули окровавлена.
ЗОЗУЛЯ
Достали.
ПАЩЕНКО
Не останавливайся. Ходу! Ходу!
Пашенко и Зозуля скрыватся в лесу.
ЭКСТ. День. Между Владимирским рудником и тайгой. Семенов обращается к солдатам. У каждого из них на раскрытой ладони патроны. Семенов осматривает их и тихонько ругается.
ЭКСТ. День. Между Владимирским рудником и тайгой.
Семенов подходит к Ханову.
СЕМЕНОВ
Все холостые. До единого.
ХАНОВ
Заговоренные. Теперь бы еще узнать кто заговорил?
ЭКСТ. День. Сахалин. Гавань Александровска.
Берег вулканический с черной галькой. Татарский пролив не спокоен. Мелкие сильные волны толкаются друг о друга по обе стороны деревянного причала. За узкой полоской седые скалы и тайга с черным дымом лесных пожаров. На рейде пароход "Байкал". Половина груза уже выгружена и лежит на галечном берегу. Каторжники перетаскивают ящики, мешки на повозки. В руках пожилого поручика Коновалова мятый листок. Слева от него старший помощник с парохода худой швед Сверельсон. Они с Коноваловым старые знакомцы.
СВЕРЕЛЬСОН
Будто канареек не вижу.
Коновалов сверяется.
КОНОВАЛОВ
Должны. Вроде тамбовские.
Швед останавливается у кучи ящиков и сдергивает дерюгу. Под ней клетка с птицами.
КОНОВАЛОВ
Кажись не сдохли. Может и тамбовские.
СВЕРЕЛЬСОН
Лучше бы генерал-губернатор прислал куров. Кура это яйцо, пух, перо. Это хорошо. Это уютно… Тащить через весь континент канареек. В этом совсем нет разума.
КОНОВАЛОВ
По разуму, конечно, Карл Карлыч. Когда-никогда твоя Швеция выйдет. По разуму мне этот Сахалин… Жил бы я у себя в Коломне и куров воспитывал. А я здесь, дальше чем край света, канареек в каторгу тащу. Э-э-э. Да разве поймешь ты, Карл Карлыч, бремя империи. Гречки только 8 мешков.
СВЕРЕЛЬСОН
Сколько было все тут.
КОНОВАЛОВ
Тогда все.
СВЕРЕЛЬСОН
Еще литератор. Одна штука.Там между перцем и солью на ящике с динамитом.
ЭКСТ. День. Сахалин. У причала Александровского порта.
Коновалов подходит к человеку, сидящему на ящике с крупной надписью " Nobel awards". Коновалов ставит галочку в листке напротив графы – литератор.
КОНОВАЛОВ
Господин литератор.
Человек встает. Коновалов немного удивлен. Перед ним человек в партикулярном платье, лохматой черной папахе и огромной бородой. В руках у него медицинский саквояж.
КОНОВАЛОВ
Поручик Коновалов. Разгрузка почти закончилась. У меня есть место в коляске.
АНТОН
Чехов. Антон Палыч
КОНОВАЛОВ
Очень приятно. Э нет. Антон Палыч. Первый наш сахалинский закон. Шапки здесь ломают только арестанты.
ЭКСТ. День. Сахалин. Поляна в тайге. Пащенко и Зозуля выбегают на поляну. Перед ними невеликая яранга. Тут же бородатый старик и молодая девушка рядом с костром. Напротив нее сидит мальчуган лет 2. Это айну – коренной сахалинский народ.
ЗОЗУЛЯ
Ханов скоро будет.
ПАЩЕНКО
Да и они по-русски не понимают. Это не гиляки. У деда борода поповская. Это айну. Мирный народ.
ЗОЗУЛЯ
А что им понимать. Рукой покажет, куда мы побежали. Нет тут решать надо.
Зозуля решительно идет вперед.
ЭКСТ. День. Сахалин. Дорога в Александровск. Антон и Коновалов в коляске. Дорога удивительно хороша с полосатыми николаевскими столбами, желтым песочком и вежливыми каторжниками.
КОНОВАЛОВ
А я вас читал господин Чехов. У нас тут библиотека имеется. Рассказики ваши ужасно хороши. Супруга иногда после обеда читает. Знаете, для пищеварения.
АНТОН
Для пищеварения слабый раствор марганцовки куда как лучше.
КОНОВАЛОВ
А вот еще спросить хотел?
Антон почти перебивает. Говорит короткими, почти заученными и надоевшими фразами.
АНТОН
Дорога дрянь… После Урала думал Сибирь, а вышла одна Калужская губерния до самого океана.На постоялых дворах щи да щи, только после Читы их топорами рубят.
КОНОВАЛОВ
А вот…
АНТОН
Из самой Москвы… На воздушном шаре не летал… Французы лягушек едят. Телефон это не еврей из Плоцка, а чтобы в него говорить. Император еще пока Богу молится, а не наоборот… Приехал на каторгу смотреть.
КОНОВАЛОВ
Горе наше описывать будете?
АНТОН
Что же еще?
КОНОВАЛОВ
А все-таки не пропустите как из этого чужого азиатского берега Россия делается.
Коляска останавливается на небольшой возвышенности. Внизу городок Александровск. Аккуратный, регулярный и чистенький. Антон впечатлен. Забывшись, он снимает папаху и свою накладную бороду. Вытирает ей лоб.