Мишка для Танечки

Ю_ШУТОВА

Мишка для Танечки

История эта старая. Не как мир, конечно. Но еще из прошлого века. И удивительная. Хотя и абсолютно правдивая. Я привык, что как только под пиво или шашлычок рот раскрою: «Вот было дело…», – приятели сразу ухмыляются: счас Кирюха заливать начнет. Я складно рассказывать мастер, и приврать могу для украшения и пущей, так сказать, округлости темы. Но к этой истории я ни полслова вымысла не добавил. И когда у вас в черепушке заворочается Станиславский и завопит свое вечное: «Не верю!», я вам представлю такое доказательство, что он сразу заглохнет. Но это потом, в конце. А пока давайте от начала. Спляшем, как говорится, от печки. Тем более, что с нее все и началось.

Гори, гори ясно!

Печка никак не желала растапливаться, она жрала газеты, а дровами манкировала, чадила вонюче – пришлось отрывать дверь, проветривать и без того промороженную домушку. Танечка чуть не плакала. Придумала тоже: встречать Новый год на даче. Была бы Дача, а то деревянный домик с печкой, огород да туалетная будочка за кустами смородины. Обычная шестисотая родительская дачка: три сотки под картошку, да три под все остальное. Но ведь подружки, Машка с Вероничкой, одобрили – прикольно, Новый год по будильнику и танцы под магнитофон, ночь, снег и чемодан портвейна. Про чемодан —шутка, но со здоровенной долей правды: почти полтора литра кофейного ликера «Сэм энд Пол». Не слыхали про такой? Самопал, значит. Девчонки наварили, две бутылки водки на это дело ушло и банка растворимого кофе. Ну понятно, сухаря два пузырика взяли, и парни еще коньяк принесли, через каких-то родственников с завода уворованный, с темным прошлым, но питьевой. А, да, еще шампусик, это по регламенту. Крымский «Новый Свет», по шесть с полтиной за бутылку. Салатов навертели: оливье, селедка под шубой, Таня печеночный тортик смастерила. Еще и настоящий торт, это Машка – спец по бисквиту. Бисквит черный, какао добавлено, а сверху безе и крем из яичных белков —«Негр в пене».

А теперь это все в сумках на полу, а они впятером вокруг печки камлают: разгорайся, милая, будь ты неладна. Что, обратно на электричку бежать? В город возвращаться? Можно, в принципе, в общагу к Вероничке податься, как раз к двенадцати успеют…

Печка, как подслушала Танюшины мысли – смилостивилась: «Ладно, гуляй, нога!» – и разгорелась. Теплей не стало, снимать куртки и пальто они и не думали, но перспективы улучшились, даль просветлела, и можно было вытаскивать снедь на стол, да и пропустить по первой за победу над старорежимным обогревательным агрегатом стоило. Таня утешилась: все-таки идея приехать в новогоднюю ночь на дачу не так уж дурна. Они даже елочку поставили, маленькую, пластиковую, слегонца помятую в сумке с салатами. Всяко лучше, чем дома с родителями под телевизор. Если б она не настояла, Машка со своим Валериком, женатики-первогодки, дома бы сидели. У них любовь, им везде хорошо. А Вероничка в общаге на дискотеке отжигала бы. Она вечно в поиске, шерстит варианты, чтоб после института в городе остаться. Вон, очередной вариант, Олег, кассету с Лед Зеппелингом в Электронику втыкает. В свою Бабеевку Вероничка возвращаться не хочет, говорит: «Бабеевка, она и есть Бабеевка, одни бабы, разной степени толстожопости».

Вероничка, кстати, пообещала за Олега своего, что тот приятеля захватит. Для ровного счета. Но видать, не срослось. Спросить неудобно как-то, будет похоже, что Танюше мужика не подогнали. Фу, пошлость какая. Это не про нее. Не то, чтоб она такая уж недотрога, но как-то выходит, что те, кто ей нравится, Таню не замечают, а те что замечают… Они не рассматриваются. А может, все дело в близорукости: очки носить стесняется, и чтоб не озираться, щурясь: «Кто тут?» движется вдоль коридора пединститута с замкнутым, а по мнению окружающих, высокомерным видом.

Короче, праздник начал набирать обороты.

Старый год проводили, под музычку у печки потоптались. Стрелки на стареньком будильнике все ближе к двенадцати.

– Шампанское где? Открывайте!

– Куда к торту руки тянешь? Это на следующий год! Шубу бери.

– Я вам счас про шубу расскажу…

– Анекдоты погодь. Надо сосредоточиться.

– Да разливайте уже, Новый год пропустим.

Галдеж, смех, звон простых граненых стаканов. Будильник, поставленный в пустую кастрюлю, оглушительно зазвонил-загрохотал, подпрыгивая. Пробка из шампанского выскочила. Всё! Новый год наступил! Ура, товарищи!

Через часок-полтора, когда уже и наелись, и пару пустых пузырей под стол убрали, и наплясались, стало скучновато. Валерик на диван прилег.

– А давайте гулять пойдем.

– А давайте. Танюха, где у вас тут гуляют?

Таня плечами пожала. Где тут зимой болтаться? Летом на карьер купаться ходят. А сейчас?

– Ну у ворот снег в кучу собран. Видели? Там раскатано, малышня на санках отрывается.

– О, с горки кататься! Пошли, – подхватила Вероничка, видимо, вспомнив деревенское детство.

– А санки есть?

– Есть.

Через пять минут компания вывалилась на улицу. Улицы дачного кооператива, хоть и носили красивые названия: Березовая, Кленовая, Сосновая, никакими березами-кленами украшены не были, их формировали лишь разномастные заборы да редкие, обозначавшие перекрестки, фонари. Тонкий серпик месяца даже не заморачивался что-то освещать на земле – едва серебрил облачную кучу, может, тоже собирался лихо скатиться с нее, улегшись на покатую спинку.

Два шага от калитки прошли, за угол свернули, и на тебе!

– Эй, смотрите-ка! Что это там? – кто-то из парней указывал в темноту, где заборный ряд обрывался.

Там явно была только что выстроенная дача, еще не обжитая: вокруг дома с «ломанной» финской крышей из-под снежных шапок выглядывали штабеля деревянных поддонов, кирпича и еще чего-то неопознаваемого, может, просто строительного мусора.

– Костерок кто-то развел?

Они подошли ближе. Теперь было видно, что огонь горел прямо под самым домом – пламя пока еще несмело лизало деревянную стену. Припахивало бензином.

– Это не костерок, – жестко сказал Олег, – это поджог. Что делать будем?

– Может пойдем отсюда? – Машка потянула своего Валерика за рукав, – чего-то гулять расхотелось.

Валерик, отцепляя руки жены, как-то неуверенно сказал:

– В милицию бы позвонить. И пожарным.

– Ты что? До станции три кэмэ. Забыл, как мы сюда перли? – Машка вцепилась в мужнино пальтишко.

– Пока до станции доберемся, тут все сгорит, – это опять Олег.

– И ветер еще. Раздует огонь, половина дач займется, – закивала Вероничка, – у нас как-то был пожар, вся деревня сбежалась, прям как были, в труселях, ватниках и валенках, не до нарядов.

Таня представила, как пылает их дачка. И хоть она совсем ни при чем, но как говорит отец: «На тебе сломалось – твоя вина. Обратного не докажешь». Тушить надо.

– Тушить надо, – озвучил ее мысль Олег, и подхватив какую-то палку, кинулся раскидывать костерок.

Ну надо же, а Танечка его за пижона приняла. Сказано же: на дачу едем, а он вырядился в ранглеровские вельветки, фирменные, не самострок, и югославскую кожаную куртку. Еще полусапожки, явно импортные, дорогие. А сейчас он в этом моднючем прикиде в дыму пляшет, огонь гасит. Может и хорошо было бы, если он такого же приятеля привел. Смелого и решительного.

Остальные кинулись помогать. И только Таня осталась в стороне. Ей было страшно. Вдруг те, что подожги чужую дачу, еще тут, прячутся в темноте, следят. «Пойдут за нами, а потом, когда спать уляжемся, припрут доской дверь в домушку и подожгут». Она заозиралась, но никакого движения увидеть не смогла.

Когда все было затоптано, засыпано снегом и кстати подвернувшимся песком из кучи, все несколько воодушевились: «Ну чё, мы не молодцы что ли? Молодцы!»

– Победу над стихией надо спрыснуть. Пошли коньячек дохлебаем, – предложил Валерик.

Машка заботливо запахнула его серенькое пальтецо:

– Застегнись. Простудишься, юный друг пожарной дружины. Весь дымом провонял. Фу!