Огонь и вода

Вместе, наверное, получится. И преодолеть, и победить. Как бы страшно изначально не было.

* * *

8. Добраться в безопасное место

Рыжий ни в каком страшном сне не мог вообразить, что в свадебную ночь ему придётся утешать и успокаивать свою прекрасную молодую жену.

Но, тыщщу дьяволов всем в печёнки, а что тут ещё сделаешь?

Когда он пришёл в спальню, она была там – в сорочке, если это сорочка, конечно, вся в тончайших кружевах, будто в пене морской. Когда бы он ещё задумался об этих сорочках – обычно на даме был полный придворный доспех, ну, или не придворный, но всё равно платьишко какое-то, которое и нужно-то было всего лишь задрать. Или дама была вовсе раздета, и тогда можно было, мурлыча, тереться о её нежную кожу, целовать её в разных сокровенных местечках, и ещё сильнее воодушевляться самому, видя её желание.

Тут же он получил в своё полное распоряжение прекраснейшую деву на свете, которая ждала его в той самой сорочке, с сурово сжатыми губами и страхом в глазах. Чёрт возьми, как мало времени им дали! Если бы удалось хотя бы пару раз постоять, обнявшись, и глядя на закат, или восход, и поцеловаться толком!

Но – она делала, что могла, и очень красиво подхватила его затею – добавила в огненные искры капель воды, и как же здорово это вышло!  Сначала в церкви, недолго, а потом, когда они вышли на улицу и их приветствовали все собравшиеся там толпы – как же, Вьевилль берёт в жёны принцессу Роган – тоже, и радуга простояла несколько мгновений, все успели увидеть и сочли хорошим знаком.

Ну, пусть. Хорошим, да. А сейчас-то что?

Он хотел поесть по-быстрому, а потом ласкать её до рассвета, но увидел эти глаза, полные страха, и просьбу – поскорее… Эх, в какой другой ситуации сбежал бы уже, а тут куда сбежишь? Некуда.

Как вам будет угодно, госпожа моя и супруга. Всё для вас. Я постараюсь.

Она не издала ни звука, только зажмурилась и стиснула зубы. Ничего, хорошая моя, ты ещё будешь смотреть на меня и улыбаться, и просить продолжать… Или это буду уже не я.

Рыжий не знал, насколько был в тот момент даже не хорош, а вообще годен, слишком привык смотреть дамам в глаза и ловить их ответные взгляды. А когда на тебя даже и не глядят – ну, терпи, пока терпи, и надейся на лучшее. Когда-нибудь потом.

А пока – унять кровь, унять боль, позвать служанку, чтоб сменила простыни и помогла госпоже помыться. Та что-то пискнула про ещё одну спальню для его милости рядом, но Рыжий так зыркнул на неё, что она тут же вымелась вместе с тазом и простынёй. А он сел на постель, усадил свою теперь уже всяко супругу на колени и гладил по голове, а потом ещё всякую ерунду начал рассказывать – как однажды видел в море зверей дельфинов, и громадного осьминога, который едва не утащил корабль в глубину. Видела она таких? Нет? Значит, непременно отправимся вместе в путешествие. И как охотились на волков прошлой зимой – потому что очень уж расплодились, и на кабанов, и потом запекали тушу на углях. О своём вороном коне Угольке и ловчем соколе Торе.

Пару лет назад они с Андре и небольшим отрядом попали в засаду еретиков, и еле унесли ноги – пешими, и кроме них двоих, спасся ещё оруженосец Рыжего. Андре получил хороший удар в бедро, и не стоял на ногах, его пришлось полночи тащить через лес к своим. И заговаривать зубы – потому что был он в сознании, а дать по башке, чтоб отключился, Рыжий не додумался. Вот и тащил – одного на себе, второго за собой, а у мальца тоже глаза были полны впечатлений – и гибель отряда, и рана, хоть и позволявшая идти, но всё же, и ещё волки завывали неподалёку. И Рыжий травил байки всю ночь – чтоб отвлечь, чтоб поднять дух, чтоб дотащить обоих до безопасного места. Что характерно, дотащил, только, как вернулись, проспал от рассвета и до рассвета следующего дня. И весь язык отболтал, молчал после того дня три, только головой кивал да по башке давал, если кивать было не о чем.

Так и теперь – сидит, гладит по голове, целует в макушку и рассказывает сказки. А она слушает, слушает… а потом как заревёт! Ну нет, не заревёт, просто слёзы закапали – на него. Пришлось вытирать – её же красивой сорочкой. И целовать – глаза, нос, губы, в конце-то концов, это ж не пёс, и не боевой товарищ, это прелестная дева, самая красивая на земле и на небесах, и вот, пожалуйте – плачет.

Правда, вздохнула, успокоилась, сказала – что очень ему благодарна за доброту к ней. И рискнула сама коснуться его щеки – ох, принцесса, осторожнее, с вами сегодня нужно бережно, а мне бы удержаться.

Потом ещё поели, и она даже начала немного улыбаться. Сама отрезала ему кусочки мяса и сыра, наливала вино в кубок. Он сразу ей сказал – не надо второго, пьем из одного, мы же теперь – того – вместе, да?

Накормил, напоил, потом ещё сказок рассказал, и уложил спать, сколько ж можно-то. Сам лёг рядом, и обнял её. Пусть привыкает.

Правда, она что-то мяукнула тихонечко о том, что у её родителей разные спальни, но вот ещё – слушать всякие глупости, хватит уже. Вообще она необыкновенно разумна, и не к лицу ей повторять всякое, хоть бы и за родителями.

- У ваших родителей, принцесса, своя жизнь, а у нас с вами – своя. Как сами решим – так и будет. Как нам с вами будет хорошо. Хотите сейчас остаться одной? А зачем тогда замуж, скажите? Я вам настолько нехорош?

- Вы мне… очень хороши. Мне не с чем сравнить, но… всё хорошо, господин герцог.

- Какой, к дьяволу, господин герцог? Меня зовут Годфри. А тебя – Катрин. Близкие люди зовут меня – Рыжий, я не обижаюсь. Ты тоже можешь... Росинка.

- Почему Росинка? – вдруг открылись невероятные серые в полутьме глаза.

- Потому что такая… как на листе этой твоей лилии. Вот, смотри, хотел утром подарить, но сейчас тоже можно, - он дотянулся до поясной сумки и достал брошь.

Цветочек – прямо как те, что он ей из озера вытащил. И на одном лепестке – дивный камень, и мастер сказал, что его нужно не полировать как все делают, а огранить, чтоб сиял, и тогда выйдет самое то, что вашей милости надо. Его милость ни хрена не понял, но когда в руки был выдан результат, то Рыжий увидел – да, это оно. Сверкающая в солнечных лучах капелька на лепестке цветка.

- Какая красота, - она смотрела то на брошь, то на Рыжего. – Благодарю… тебя.

- Я бы тебе прямо сейчас прицепил, госпожа моя и супруга, да спать будет неудобно.

- Я положу под подушку… можно?

- Да куда хочешь, правда, - он поцеловал её в кончик носа. – И давай уже спать, что ли.

И когда на рассвете кто-то, больно умный, застучал в дверь и что-то захотел – Рыжий разве что послал этого ретивого по матушке, потому что нечего тут мешаться. А сам обнял свою Росинку и снова провалился в сон.

Глава сорок первая, в которой герои осматривают старинный дворец

Катрин стояла на площади святого Ремигия перед Пале-Вьевилль и смотрела на огромный дом с уважением. Он оказался больше отцовского – в два или в три раза. И что, вот в нём – жить?

Она привыкла контролировать небольшие пространства. В отцовском доме это были её комнаты – три, спальня, ванная и гостиная, и так с детства. После окончания школы она жила в съёмных квартирах – тоже небольших. Но… стать хозяйкой вот этого невероятного дворца? Он же больше Лимея!

Но утром, после сна о свадьбе древних Годфри и Катрин, как-то само собой вышло, что они с её Годфри собрались и отправились смотреть на наследство его предков.

- Посмотришь, оценишь, - сказал Годфри. – Может быть, тебе придёт в голову какая-нибудь хорошая мысль об этом доме. Понимаешь, я вообще не могу сообразить, с какой стороны к нему подступаться. Но, наверное, это следует сделать. Давно пора. Фамильное имущество должно быть нашим активом, помощью и поддержкой, а не балластом.

Катрин совсем не понимала, как такое имущество может быть активом – очень уж много вложений оно требует. И с изрядной долей скепсиса она вошла в высокие двери – никакого привратника или консьержа, только магические запоры, заклинание основано на крови владельца.