Огонь и вода

- Добрый день.

- Добрый день, Катрин, - голос отца звучал ровно, как всегда, и только очень тренированное ухо могло расслышать нотки тревоги и недовольства. – Где ты? Почему ты ушла?

- Я ушла, потому что больше не могу. Извини. Вчера я поняла, что не могу совсем. Никак.

- Я допускаю, что вчера мы оба немного погорячились, Катрин. Я огорчился, услышав твои новости. И разобрался со взломом моих данных. Если ты больше не хочешь работать на Треньяков – мы найдём тебе другую компанию, где никто не посмеет тебе слова лишнего сказать. И мужа найдём, я вчера уже подумал об этом. Я хочу, чтобы у тебя в жизни всё было хорошо.

- У меня всё хорошо, - выдохнула Катрин. – И прости, но некоторое время я не буду выходить на связь.

- Катрин, ты разумна, в отличие от Анриетты и Жиля. Ты понимаешь, что семья – это семья, это самое важное, что у нас есть. Другие люди придут и уйдут, а семья останется. Ты Роган, что бы ты о себе не полагала, от этого никуда не деться. И ты должна это понимать.

- Я понимаю. Не заставляй меня сожалеть об этом, пожалуйста. До свидания, - Катрин разорвала связь и тут же выключила звук телефона.

Отец, конечно же, не станет ей сейчас перезванивать, но мало ли? А так – не слышала и не слышала.

Она дотянулась до кота, сгребла его в охапку и уткнулась носом в мохнатый загривок. Как больно-то, и что бы сделать, чтобы не болело?

Вьевилль же сгрёб в охапку её саму – вместе с котом.

- Что там, Катрин? Что он хочет?

- Чтобы я вернулась, и чтобы всё было по-старому. А я не согласна. Я всегда осуждала младших, что они не желают знать никакого долга перед семьёй и перед всем, с чем семья сейчас связана, но теперь мне кажется, что они правы. А семья… наверное, где-то в конструкцию вкралась ошибка, и сейчас конструкция рушится. Но отец достанет меня хоть где, даже если я уеду на край света, понимаешь? Он слишком привык, что у него есть я. А иначе зачем дети, если они не делают того, что нужно тебе? Анриетту он не трогает потому, что ждёт – думает, она устанет жить сама и придёт мириться. А Жиля он не станет трогать, пока тот не завершит своё образование. Потом дотянется и будет пытаться встроить в свою империю. И это будет жестко, потому что оба неуступчивы. Понимаешь, он слишком привык, что у него есть Катрин, и она безотказна. Как же, она ведь по рождению Роган, хоть после школы и не называлась таким именем! И она не перестанет быть Роган даже на другом краю света!

- Тогда мне кажется, нужно сделать что-то, что порвёт ему шаблон. Например, сменить тебе фамилию.

- Не поможет, - замотала она головой. – Ты ведь знаешь, я уже.

- Нет, - усмехнулся он, - я вовсе не о том. Тебе нужно выйти замуж и взять фамилию мужа. И тогда ты будешь всего лишь урождённой Роган, а фактически – Вьевилль.

- Что? – она повернула голову и встретилась с его смеющимися глазами.

- Что сделать, чтобы ты не убегала? Жениться на тебе, - продолжал смеяться он. – Нет, Катрин, я серьёзен, можно сказать – как никогда. Я не хочу без тебя, и ни с кем другим тоже не хочу. А хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, чтобы ты радовалась и улыбалась. И не парилась о делах своей семьи, у тебя там так-то три мужика, вот пусть они и парятся, а вам с Анриеттой нечего. Я дышать-то нормально и то могу только рядом с тобой, ну, или когда у тебя всё хорошо, и я знаю, где ты и как ты, и вечером мы увидимся.

- Но я же… несовершенна! И пойми, твоё предложение – это выход из моей нынешней ситуации, идеальный выход, ты понимаешь?

- Понимаю. И наслаждаюсь, не поверишь. Люблю идеальные выходы. А ты вчера вроде сказала, что со мной тебе лучше, чем без меня. Я хотел записать куда-нибудь эти слова и хранить до старости, но я сделаю лучше – я предъявлю права на тебя и буду хранить тебя до старости. Для себя и… для нашей, чёрт возьми, дочки. Я тут подумал, что дочка – это неплохо. Мы будем её любить и позволять ей всё, и пусть занимается, чем хочет, когда вырастет.

- Чёрт возьми, Вьевилль, какая дочка? – почти что прорыдала Катрин.

- Красивая, прямо как ты, - его, кажется, не сбить с толку. – Нет, не прямо сейчас, чуть позже.

И ещё хохочет. Он что, серьёзно всё это говорит?

- Так ты… серьёзно?

- Серьёзней некуда, - он перестал смеяться. – Как там положено – я, Годфруа де Вьевилль, предлагаю тебе, Катрин де Роган, стать моей женой. Чтобы любить и хранить тебя в горе и радости, в болезни и здравии, в счастье и несчастии, пока смерть не разлучит нас.

Катрин зажмурилась… и бросилась в омут.

- Я, Катрин де Роган, принимаю твоё предложение, Годфруа де Вьевилль. И соглашаюсь стать твоей женой, чтобы заботиться о тебе, твоём имуществе и наших детях. Пока смерть не разлучит нас.

Катрин показалось, что её устами говорит кто-то иной, не вполне она. Но она была совершенно согласна со всем сказанным.

Дальше они целовались, и даже Серый не возражал, хоть и был намертво зажат между двумя людьми, не желающими друг от друга оторваться.

Оторвались, когда затрезвонил телефон Рыжего. Он ещё коснулся губами её макушки, потом дотянулся и ответил.

- Добрый день, дядюшка Готье. Да, всё в порядке… хорошо, мы будем. Да, оба, - он отложил телефон и хитро глянул на неё: - Вот и первый визит в новом качестве, дорогая госпожа Катрин. Нас ждут к ужину мои прекрасные родичи.

- И что… нам нужно срочно искать священника? Мэрия в субботу не работает, - она похолодела.

Всё же, страшновато – вот так, сразу. Хоть и с ним.

- Зачем наспех? Для начала мы просто оповестим весь свет о нашем намерении, как то приличным людям и положено. Правда, я ни хрена не подготовился, и у меня нет кольца, которое нужно было бы на тебя надеть. Но мы что-нибудь придумаем.

Вьевилль поднялся с постели, дошёл до шкафа и  достал оттуда уже знакомую Катрин шкатулку. Вытряхнул её содержимое прямо на постель. Выглядело изумительно, конечно. А он спокойно порылся в куче фамильных драгоценностей и с победным воплем выудил оттуда что-то.

- Смотри! Мне оно не лезет, я проверял. Значит, тебе будет в самый раз, давай руку, - взял её руку и надел кольцо.

Крупный голубой камень, очень прозрачный и непривычно огранённый, тут же поймал солнечный луч с балкона. Оправа напоминала корону или крепостную стену – с фигурными зубцами. Кольцо село, как влитое, и Катрин ощутила, как кокон силы мягко обволок её. Она смотрела то на кольцо, то на Годфри, и не находила слов.

- Это… это нормально?

- Дарить невесте семейный артефакт? – уточнил он. – Думаю, да. Теперь можешь показывать его всем и говорить, что собираешься в ближайшее время сменить фамилию. И образ жизни, и всё-всё-всё. Кто не поверит – сам дурак. И вообще, я не уверен стопудово, но мне кажется, что это кольцо нарисовано на руке герцогини Катрин – той, древней. Надо пойти домой и посмотреть.

- Домой? – улыбнулась она.

- Да, в тот большой и неустроенный дом. Я думаю, пока мы поживём тут, ладно? А когда нам станет здесь тесно, то пойдём туда. Там можно разместить кучу народу, да и размещали, как я понимаю.

У отца на улице Сен-Жан тоже размещена куча народу. Но об этом можно сейчас не думать, Вьевилль прав.

- Спасибо, Годфри. Ты очень много делаешь для меня. И как будто – всё больше и больше.

- А как иначе-то? Ты тоже многое делаешь для меня, и даже не всегда замечаешь это. И хорошо, будем учиться жить вместе. И не сбегать, а – договариваться.

- Это будет мой девиз. Не сбегать, а договариваться. Наверное, мама сбегала потому, что с отцом не договориться, можно только принять к сведению его мнение. А с тобой, кажется, можно.

- С тобой, мне кажется, тоже можно. Не попробуем – не узнаем, правда? – он подмигнул, наклонился и поцеловал. – У нас ещё прорва времени, так?

- Так, - выдохнула Катрин.

И тоже поцеловала его.

* * *

Рыжий ликовал – получилось, у него получилось! Она не оттолкнула, не отказала, не спряталась за семейными установками и привычками. А в колечке древней принцессы Катрин была зашита некоторая защита, и если он что-то понимал, колечко подарил принцессе великий предок. Вот, пусть носит и не парится.