Страница 44 из 116
Яков Борисович кивнул, блеснув лысиной, и что-то невнятное пробурчал в чашку. К словам, как и к деньгам, он относился с врожденной скаредностью.
Глеб сел в кресло напротив. Втянул носом воздух. Пахло хорошо. Немного парфюмом. Классической «Кельнской водой», без всяких новомодных тухлых цветочных ноток. Дорогим кофе и единственной сигаретой, которую Яков Борисович позволял себе выкурить за день.
— Вкусно пахнет. «Голуаз»? — поинтересовался Глеб.
— На «Голуаз» уже нет здоровья, курю обычный «Честерфильд», — ворчливо ответил Яков Борисович.
— Тоже неплохо. — Глеб закинул ногу на ногу.
— А у тебя, как я погляжу, здоровье без проблем. Рысячишь по лужам, как лось по просеке. — Он указал взглядом на мокрый край штанины Глеба. — Ковры мне загадишь.
Глеб показал в улыбке ряд крепких здоровых зубов. Потом погасил улыбку.
— Правление леспромхоза приняло наш вариант.
Чашка тихо дзинькнула о блюдце.
— Когда? — спросил Яков Борисович.
— Полчаса назад.
Яков Борисович бросил взгляд на часы на каминной полке.
— А что вы хотели? Колхозники. Встают с первыми петухами.
— К чему такая спешка? — поморщился Яков Борисович.
— Пришлось ковать железо, пока не остыл жар. — Глеб полез в карман за сигаретами. Но, достав пачку, положил ее на согнутое колено. — Лесник вчера ночью погиб вместе с семьей и всей домашней живностью. Обнаружили только утром. Не волнуйтесь, погиб глупо и абсолютно некриминально.
Яков Борисович недовольно засопел.
— А без главного бузотера оппозиция не оппозиция, а КПРФ в Думе, — не обращая на сопение никакого внимания, продолжил Глеб. — Поголосили для вида, но быстро успокоились. Паи решили передать почти единогласно — при трех воздержавшихся. Председатель у них — полный лох, как вы знаете, хоть и жадный. Читает по слогам, а писать вообще не умеет. Мой юрист сейчас помогает ему составить протокол и прочую фигню.
В глазах у Якова Борисовича вспыхнули угольки, он тяжело, с присвистом, засопел, еще ниже сполз в кресле. На столешницу легла ладонь, пухлая и белая. Пальцы, поросшие крупными черными волосами, забарабанили нервный марш.
— Ваш юрист, уверен, еще спит на бабе, — ввернул Глеб, чтобы еще больше испортить Якову Борисовичу кровь.
— Он у меня с мальчиками спит, — пробурчал он.
— Надеюсь — активно, — усмехнулся Глеб.
Яков Борисович состроил брезгливую гримасу. Поковырялся паучьими лапками в хрустальной вазочке, выбрал печенье. Сунул в рот, зачмокал вялыми губами. Плотно закрыл глаза.
Глеб ждал, поигрывая пачкой сигарет.
Яков Борисович закончил просчет вариантов. На одутловатом лице проступила улыбка Будды.
— Глебушка, на какую фирму твой юрист оформит передачу паев?
— Как вам такое могло прийти в голову, Яков Борисович? — деланно ужаснулся Глеб.
— Как пришло, не твое дело. Я покупаю фирму. Твоя цена?
Глеб выдержал паузу.
— Я не обижаюсь на недопонимание, Яков Борисович. — Он взглядом попросил разрешения закурить. Чиркнул зажигалкой, выдохнул дым. Поморщился:
— Фу-фу, как это все-таки… Но да бог с ним, чего между партнерами не бывает, не так ли? Я здесь только для того, Яков Борисович, чтобы первым принести радостную весть — леспромхоз ваш. Стройте там охотничий центр с трехэтажными коттеджами. Или продайте весь лес на корню корейцам. Не мое это дело. Я брался организовать передачу в ваши руки леспромхоза, я это сделал.
— Сколько? — с той же интонацией повторил Яков Борисович.
Глеб изогнул бровь.
— Разве мой процент за это время уменьшился? Речь идет именно о нем, а не о продаже какой-то фирмы. Юрист впишет то название, которое я назову. А я скажу то, что услышу от вас.
После минутной паузы внутри у Якова Борисовича забулькало. Улыбка треснула, и наружу вырвался крякающий хохоток.
— Насмешил, Глебушка! Уважил старика. — Яков Борисович вытер заслезившиеся глаза. — Давно таких хохмочек со мной не травили. Это называется гарантия платежа, да?
— Я же предупреждал, Яков Борисович, со мной не соскучишься, — в тон ему ответил Лобов.
— НАлом? — мимоходом спросил Яков Борисович.
— Не соблазняйте! Лисовский работал с налом, таскал коробками. И где сейчас Лисовский?
— На выборах все таскали, — пробурчал Яков Борисович, выдвигая ящик стола.
— Ага, — кивнул Глеб. — А за хвост подвесили одного Лису.
Яков Борисович положил перед собой чековую книжку, снял колпачок с ручки. Полюбовался на золотую искорку на острие пера. Скорбно вздохнул. И принялся старательно выводить строчки на чеке.
— Нет зрелища более душераздирающего, чем вид иудея, расстающегося с деньгами, — прокомментировал Глеб.
Яков Борисович добродушно усмехнулся.
— Тебе не идет, Глебушка. Для антисемита ты слишком умен.
Он оторвал листок. Подумав, заполнил еще один.
Толкнул оба листка по столу к Глебу.
— Твой процент плюс премия за срочность.
Глеб накрыл ладонью чеки.
— С вами приятно работать, Яков Борисович.
Яков Борисович пожевал губами и изрек:
— Твои услуги стоят слишком дорого, Глебушка. Но они того стоят!
Глеб невольно посмотрел на портрет основателя династии. Показалось, старик чуть прищурил морщинистое веко. В черном, как свежая маслина, глазу теплилась лукавая искорка.
— Святые слова!
Глеб встал. Тщательно загасил сигарету в малахитовой пепельнице. Протянул через стол руку.
Рукопожатие паучьих пальцев Якова Борисовича удовольствия не доставило. Но Глеб привык не обращать внимания на мелкие недостатки окружающих. Иначе умом тронуться недолго.
Через полчаса, покружив по переулкам, он неторопливой походкой подошел к особняку с милицейской будкой у ворот. Из-за монолитного забора торчал флагшток с мокрым цветастым флагом.
Глеб вошел в посольство, предъявил паспорт охраннику. Араб с показательным рвением изучил фото, полистал паспорт. Сделал запись в книге посетителей. Только после этого гостеприимно улыбнулся.
— Прошу, господин Лобов, — на хорошем русском произнес он. — Господин советник ждет вас.
Лобов кивнул в ответ и пошел хорошо знакомой дорогой по коридору.
Постучал в приоткрытую нужную дверь, потянул за ручку.
Из-за двери выскользнул гибкий в теле, подтянутый парень. Выдав вежливую улыбку, скользнул по Лобову профессиональным сканирующим взглядом. Пробормотав извинение, отступил в сторону, открывая проход.
— Салям, Глеб! — раздался из глубины кабинета зычный голос.
Глеб переступил через порог, плотно прикрыл за собой дверь.
— Салям, Мустафа.
Мустафа, советник по культуре с выправкой кадрового военного, уже выскочил из-за стола. Шел навстречу, заранее вытянув руки, сложенные лодочкой. Черные глаза сияли неподдельной радостью, такого же антрацитового цвета усы топорщились над задранной верхней губой, открывавшей плотный ряд фарфоровых зубов.
Последовала церемония приветствия с долгими объятиями и крепкими хлопками по спинам. Колючие усы дважды прошуршали по щеке Глеба. Сквозь жесткий ворс влажно и горячо проступали губы. Но Глеб не придал этому особенного значения. Просто рад человек, без всяких намеков. В голове, правда, мелькнула мыслишка, что кто-то типа Бори Моисеева в объятиях Мустафы уже давно бы скулил щенком. В посольстве Мустафа числился советником по культуре, но внешностью и хваткой больше походил на офицера коммандос, которым, наверняка, и был.
Мустафа подвел Глеба к мягкому креслу, помог усесться. Удостоверился, что гостю удобно, лишь после этого сел напротив.
Перегнулся через подлокотник, нажал кнопку на селекторе, бросил короткую команду.
Через секунду вошел тот же молодой человек с подносом в руках. Кабинет сразу же наполнился ароматом кофе.
Оставив поднос с чашками и вазочкой со сладостями на столе, молодой человек, приняв немую команду командира, исполнил поворот кругом и испарился.
— Какой у него разряд по стрельбе? — с улыбкой поинтересовался Глеб.