Страница 33 из 116
Броуновское движение индивидуальных воль рано или поздно получит вектор развития. И, как сорвавшуюся лавину, его уже ничто не остановит. Разовые хищения к семидесятым годам слились в общую систему «организованных хищений в особо крупных размерах», выражаясь языком УК СССР.
О масштабах хищений общенародного добра мог судить любой не жалующийся на зрение и голову. Стоило пройтись по улице и наметанным глазом осмотреть фланирующую публику, как в голове рождались невеселые мысли. Практически весь модный ширпотреб никогда Госпланом не планировался, однако в ассортименте имелся. Производство и сбыт были налажены в государственных масштабах, но ни руководящая партия, ни рулящий Совмин к этим достижениям народного хозяйства не имели никакого отношения. Кто же тогда организовал это экономическое чудо?
Иванов считал, что в дело вступила стихийная самоорганизация масс. Цеховики, валютчики, фарцовщики и работники торговли, косяком идущие по соответствующим статьям, к этой экономической пугачевщине имели касательное отношение. Какая разница, кто именно набился в подельники к Пугачеву, когда Русь восстала?
Даже если предположить, что некий управленческий центр этой стихией существует и во главе его сидит кто-то более гениальный, чем все Политбюро, — что толку? Положим, удастся его отловить и доставить в клетке в столицу. Пусть даже показательно четвертуют, как Пугачева. А с народом что делать? Опять по казармам и баракам?
Но в том, что процесс регулируется, Иванов получил шанс убедиться, когда вырос до начальника отдела. Неожиданно, — во что он, поднаторевший в оперативном ремесле, не верил, — его пригласили в «курирующую инстанцию». Поводом стало дело о хищениях на кожкомбинате, в котором замелькала фигура замминистра.
Кураторы оказались людьми симпатичными. Один выглядел функционером Агропрома или «оборонки». Такому все равно, что озимые пахать, что баллистические ракеты штамповать. Партия сказала «надо» — вспашет и запустит, через «не могу», к очередному съезду, с перевыполнением плана. Он представился Решетниковым Павлом Степановичем. Второй, номенклатурный дальше некуда, с манерами восточного царедворца, назвался Салиным Виктором Николаевичем.
Иванов сразу же оценил их профессиональный уровень. Материалы дела они препарировали по буковке, пробуя на излом каждый винтик в системе доказательств. Но схема преступления, вскрытая Ивановым, устояла.
— Что ж, сложилось впечатление, что на уровне директора и его команды мы и остановимся. Как считаете? — вежливо поинтересовался Салин.
Иванов считал, что надо идти по цепочке дальше, но промолчал. На Старой площади сыскарь городского уровня голоса не имеет.
Через неделю он провел первые аресты. Дело получилось в меру громким, кто-то позаботился, чтобы оно попало в свод передового опыта. Иванова поощрили грамотой от министра МВД.
А замминистра, выведенный из-под удара? Краем уха Иванов узнал, что судьба сыграла с ним в русскую рулетку.
Сын ввязался в пьяную драку с нанесением тяжких телесных, повлекших стойкую потерю здоровья потерпевшего. Не убийство, конечно, но пункт у статьи тяжелый. Свидетели в один голос утверждали, что виновен сын высокого папы. Странно, но дело довели до суда и впаяли максимальный срок. Пятно на мундир высокопоставленного чиновника вляпали изрядное и пахучее. Папе пришлось выбирать между карьерой и семьей. От сына он не отказался и тихо уехал директорствовать на провинциальной прядильной фабрике. Партбилет у него за что-то отобрали.
Совпадение? Да, если вы ничего не понимаете в политике. Иванов не сомневался, замминистра сожрали милые «кураторы».
На следующей встрече они уже общались с ним, как с своим, конечно же, не посвященным в высшие интересы, но ориентирующимся в проблеме. Выложили на стол папку с «сигналами партийцев» и предложили оценить с точки зрения УК. По материалам получалось, что один из секретарей райкома партии увяз во взятках и связанных с ними аморальностях, как бегемот в болоте.
— Надо проверить, — осторожно заключил Иванов.
— Вот и проверьте, — подхватил Решетников. — Люди требуют справедливости. Почему же им ее не дать?
Сигналы в партийные инстанции Иванов превратил в показания по уголовному делу. Странно, но никто из «сигнальщиков» заднего хода не дал и в суд свидетелями обвинения пошли, как по партразнарядке. Секретаря арестовали на рабочем месте. И что самое странное, дали осудить. Правда, предварительно отобрали партбилет.
На этом деле Иванов перескочил в министерство. И стал работать дальше, как выражался, между УК и КПК[18].
А в конце восьмидесятых, стоило схоронить Андропова, закрутившего гайки, экономическая пугачевщина сломала плотину и хлынула кооперативным движением.
Иванов поначалу запаниковал, посчитав, что кураторы не справились с давлением пугачевщины и резьбу попросту сорвало.
Но по тому, как лихо плодились центры научно-технического творчества молодежи, студенческие кооперативы и хозрасчетные мастерские и кто там директорствовал, быстро стало ясно, процесс управляется. А когда стали открывать СП, коммерческие банки и биржи, а их директора рядом с «Визой» носили партбилеты, вопросов не осталось. Партия сама решила возглавить пугачевщину.
Кто считает, что партия совершила харакири, не понимает ничего ни в политике, ни в экономике. Перед концом СССР ни одно серьезное экономическое начинание было невозможно без инвестиций государственного или криминального капитала.
Так зачем же устраивать гражданскую войну с гарантией потерять власть? Не проще ли, отбросив советскую идеологию, слить в экстазе капиталы? Неужели стратегически неверно возглавить процесс создания на обломках экономики, созданной для победы в Великой отечественной войне, новой системы, способной решать задачи грядущего тысячелетия?
По совету «кураторов» Иванов ушел из МВД и открыл частное агентство коммерческой безопасности. Навыки и знания, наработанные в борьбе за сохранность соцсобственности, пригодились в деле охраны собственности частной. Жил, работал, неплохо зарабатывал и старался не удивляться, что большинство новоиспеченных деятелей рыночной экономики ранее фигурировали в уголовных делах по линии ОБХСС, а кто не сидел тогда, сегодня за свои дела так и просился в камеру даже по нормам невразумительного нынешнего законодательства.
Он постоянно ощущал незримое присутствие кураторов в своей жизни. Довольно долго они на контакт не выходили. Но Иванов отлично осознавал, что бесхозным ему недолго ходить. Только накопит потенциал, достойный их внимания, на него выйдут.
Так и получилось. Стоило Матоянцу предложить перейти к нему на работу, как вечером в квартире Иванова раздался телефонный звонок.
— Вас беспокоит Салин Виктор Николаевич, — возник в трубке мягкий баритон. — Нужно встретиться.
Старые львы
— Извините, что пришлось вас побеспокоить, Василий Васильевич, — произнес Салин голосом мягким и теплым, как подушечка львиной лапы. — Но обстоятельства, как вы сами понимаете, чрезвычайные.
Очевидно, ввиду чрезвычайных обстоятельств для встречи «кураторы» выбрали пионерлагерь на берегу Клязьмы.
Летом в двух пятиэтажных корпусах бушевали подростковые страсти-мордасти, а в межсезонье администрация сдавала помещения для всяческих взрослых непотребств: от семинаров саентологов до ускоренных курсов менеджмента. Как бы официально ни назывались мероприятия, все почему-то заканчивалось повальным промускуитетом и танцами под луной.
И сегодня в лагере медленно набирал обороты какой-то бюрократский сабантуй. Иванов мельком взглянул на номера машин, густо обложивших центральный корпус, — половина принадлежала администрации области. Машина с Ивановым и его спутником проехала по аллее дальше, к группке коттеджей. Там, как правило, отдельно от всех селили организаторов непотребств либо тех, кто использовал сборища в качестве прикрытия.
18
Комитет партийного контроля и контрразведки.