Страница 2 из 3
Роберту стало неловко от буквально обнажающего душу и тело осмотра и он потупил голову.
– А я знала вашего деда, Роберт, – произнесла Кшесинская, сполна насладившись своей неиссякаемой магией властвовать над мужчинами, – Этот талантливый репортёр в своё время сумел так разговорить нашего царя, что в конце интервью тот буквально протянул ноги.
Матильда расхохоталась тем универсальным женским смехом, который означает неподдельную радость и сарказм одновременно, отчего Роберт ещё больше смутился и потерял репортёрский дар.
Ситуацию решила сгладить ушлая Жозефина, этакий знаток душевных фибр Матильды.
– Интервью тут ни причём, Маля. Просто царь в тот день перебрал с водочкой. Покуражился человек перед американским гостем. Прислуга тогда доложила, что они вдвоём опорожнили несколько бутылок беленькой, лишь изредка закусывая икрой.
Лицо Кшесинской изменилось, выражая полное несогласие.
– И это ты мне говоришь? Мне которая воочию была свидетелем того, как наш царь за столом опорожнял мужицкими темпами литры водки, изредка занюхивая солёным огурчиком, а после этого шёл на конюшню и разгибал одним взмахом лошадиные подковы. Наш царь был ещё тот выпивоха. По этому делу мог заткнуть за пояс любого конюха из своей конюшни. Нет уж, моя дорогая, царя в тот день свалила не пустяшная доза выпитого.
Доктор Марек утвердительно кивнул, подтверждая, как врач сказанное.
– А что? – спросил вышедший из состояния оцепенения Роберт.
Кшесинская лукаво посмотрела на осмелевшего американца и произнесла:
– Налейте-ка этому американцу для храбрости моего любимого коньячка. Посмотрим на что он способен?
– Может по бокалу шампанского? – озаботилась Жозефина.
– Нет! Я сегодня буду пить с этим молодым человеком коньяк, – произнесла Кшесинская тоном не требующего возражения, и подала знак прислуге.
Всем в широкие бокалы залили бархатистый напиток с золотисто-шоколадным отливом.
Матильда покрутила бокал, долго принюхивалась к её стенкам и мелкими глоточками испила, закусывая сладостями и фруктами, после чего велела повторить процедуру.
– Ну так что же погубило царя? – не унимался репортёр.
Матильда окинула присутствующих взглядом, потом внимательно посмотрела на Роберта и многозначительно произнесла:
– Совесть!
Сказав так, она жестом дала знак прислуге повторно заполнить бокалы.
– Может на сегодня достаточно? – засуетилась Жозефина.
– Да уж, госпожа Матильда, большие дозы спиртного вам лишь во вред. Неужели вы желаете мне прибавить работы? – добавил демагогично доктор Марек.
Кшесинская иронично посмотрела на них.
– А вы желаете продлить моё долголетие вашей показной заботой и прочей медицинской порнухой? Советую вам не позориться перед нашим гостем из Америки.
Кшесинская повторила жест, и прислуга покорно ей подчинилась.
– В тот день ваш дед прибыл в Крым рано утром на поезде из Петербурга, – начала вспоминать Матильда, – и уже в полдень они с царём вели самые задушевные беседы. Настолько задушевные, что царь умудрился рассказать о том, как поручил мне соблазнить Чайковского.
Услышав это, все подняли от удивления головы.
– Маля! – произнесла Жозефина, так и не успев откусить от изумления кусок итальянского пирожного, – а ты случаем не сочиняешь?
– Жозя! Стала бы я заниматься сочинительством в преддверии второй сотни своей жизни?
Все дружно переглянулись.
– Я вижу, что вы не желаете услышать подробности? Ну как хотите. Я больше ничего вам не буду рассказывать.
Кшесинская встала с кресла, подошла к роялю и стала легонько наигрывать мелодии из ноктюрнов Шопена.
– Очень даже хотим, – переполошился Роберт, – пожалуйста продолжайте. Мы вас внимательно слушаем. Итак царь уговорил вас соблазнить композитора Чайковского. Как же он вас смог убедить и какой ему был резон от этого?
– Очень просто. Он посулил мне все заглавные роли в предстоящем балетном сезоне. Разве я могла отказаться от такого подарка?
– Ну и с какой целью он пошёл на это?
Матильда на секунду прервала игру на рояле и с улыбкой посмотрела на свою аудиторию.
– Наш хитрый царь пожелал одним махом убить сразу двух зайцев. Во-первых опорочить меня в глазах Ники и разлучить нас, а во вторых – он очень надеялся, что после моих объятий и чар Чайковский войдёт во вкус и встанет на путь нормальных отношений с женским полом.
Присутствующие ошеломлённо посмотрели друг на друга.
– А что вы так удивляетесь? Про мою любовную связь с Ники знала вся империи, а про странное поведение Чайковского всегда ходили дурные слухи.
Кшесинская кончила играть Шопена и стала набирать ноты известного всем «Чижика-пыжика».
– Помните эту разудалую песенку? Пётр Ильич её сочинил когда одевал чёрно-жёлтый мундир юридического училища, которое располагалось на Фонтанке.
– А что, они в этом училище водку пили? – усмехнулась Жозефина.
Кшесинская иронично засмеялась.
– Сразу видно Жозя, что ты родилась в эпоху марксизма-ленинизма. Тогда на Фонтанке, в подвальном помещении трактир был куда и захаживали будущие юристы. Правда Чайковский водку вряд ли пил, но песенка про чижика-пыжика там прижилась.
– Ну кто виноват, что ты, Маля, родилась во времена царя Гороха и помнишь старозаветные подробности? – с наигранной обиженностью сказала Жозефина, провоцируя Кшесинскую на более существенные воспоминания.
– Я много чего помню, – многозначительно произнесла бывшая прима.
– Ладно, про твои интимные отношения с членами царской семьи нам хорошо известно. Лучше расскажи о том как ты соблазняла Чайковского?
– Очень просто. Я с утра пораньше пошла на квартиру к маэстро и сразу же применила самый надёжный приём.
– Какой?
– Женский плачь, переходящий в истерику. Действует на мужчин безотказно.
– Да но для плача нужна веская причина. Сам Чайковский не мог же тебя так обидеть, чтобы довести до истерики.
– Нет конечно.
– Ну и что стало причиной твоего плача?
– Не что, а кто. Петипа. Мариус Иванович Петипа. Этот лягушатник всегда преследовал меня, придирался, умышленно не ставил на первые роли. Особенно, когда в императорском ложе сидел сам наследник престола с матушкой -царицей.
– Зачем же он это делал? Неужели был так зол на тебя?
– Вовсе нет. Наоборот он был в восторге от меня.
– Тогда почему?
– По наущению императрицы. Эта немецкая карга всячески препятствовала нашей с наследником любви. Напомните мне Роберт, я как-нибудь расскажу вам на какие ухищрения мне приходилось идти, чтобы наперекор маэстро выйти на сцену и обрадовать Ники своим присутствием.
– Эту пикантную историю я сама расскажу Роберту. Лучше продолжи рассказ про соблазнение Чайковского.
– Ну так вот. С грузом обид на Петипа я заявилась к Чайковскому на дом.
– И вам удалось его соблазнить? – спросил Роберт.
– Чёрта с два. Только я кинулась с плачем ему на грудь, как отворилась дверь спальни и оттуда вышел в кальсонах усатый Иосиф Котек или как его ласково называл маэстро мой Котик.
– Ну и что было дальше?
– А дальше ничего. Как только появился полуголый Котек, я сразу поняла, что мне здесь делать нечего. Оделась и быстро ушла.
Кшесинская прекратила музицировать и пересела обратно в кресло.
– И вы рассказали обо всём этом царю?
– Конечно!
– И какова была его реакция?
– А он особенно не удивился. Он знал об этом, но теперь получил достоверные доказательства.
– Которые вскоре и погубили Чайковского.
Сказанное Робертом будто повисло в воздухе. Первой нарушила молчание Матильда.
– Вы правы. После этого случая окружению царя ничего не стоило убедить его дать молчаливое согласие, чтобы суд чести приговорил композитора к самоубийству.
– Неужели официальная версия смерти Чайковского от холеры это выдумка?
– Конечно выдумка. Где это видано, чтобы умершего от холеры хоронили в открытом гробу, который несли по всему Петербургу, в сопровождении огромной толпы горожан, некоторые из которых целовали усопшего? Чайковского приговорили к самоубийству. Главным зачинщиком и вдохновителем суда чести был начальник императорской конюшни граф Стенбок-Фермор. Наш царь хотя и не любил ездить верхом, однако был частым гостем на конюшне, любовался красавцами-скакунами, ласкал и кормил их с рук морковкой. Стенбок имел давний зуб на Чайковского. Якобы тот во время учёбы юриспруденции приставал к его племяннику.