Застенец

Напоминал он собой ни много ни мало целую гору. Ростом явно выше двух метров, широкий в плечах, с высокой грудью и небольшим животиком. Но самое занятное в нем было лицо – приятное, без всяких изъянов, выбритое до синевы, довольно располагающие и вместе с тем удивительно невыразительное. Мне конферансье почему-то напомнил тех самых разведчиков из моего мира, с которыми довелось побеседовать.

– Это кто? – чуть ли не прокричал я Дмитриевой на ухо. Гвалт стоял невообразимый.

– Бабичев Максим Матвеевич! – ответила она так же громко.

– Погоди, Бабичев же…

– Да, тот самый. Ты с его сыном подрался. Он свояк Максутова.

Надо же, мне почему-то казалось, что Бабичев-младший живет без родителей. В ином случае, зачем самому Игорю Вениаминовичу вмешиваться в его школьные проблемы? А тут оказывается, что вот, стоит на арене отец, живой и невредимый. Невероятно веселый и разговорчивый.

Я поискал на трибунах недавнего обидчика. И скоро нашел. Вечно угрюмый и недовольный самим фактом своего существования Бабичев стал цвета вареной свеклы. Если бы люди умели кипеть, то мой недоброжелатель сейчас бы засвистел, как известный чайник. Держу пари, он хочет сквозь землю провалиться. Занятно, получается, Бабичеву стыдно, что сейчас там, внизу, его отец. Даже жалко как-то мальчишку стало.

– Добрый вечер, Ваши Императорские величества, – поклонился он Романову и его супруге, Ваши Высочества, – снова кивок уже брату Императора и его жене, сидевшим рядом, – уважаемые дамы и господа, и прочий честной люд!

Последние слова он не произнес – прокричал. И толпа в ответ заревела. Здесь уже не было ни аристократов, ни простолюдинов, ни украшенных благородной сединой стариков, ни сопливых кадетов. Вся людская масса превратилось в одно многоголосое существо, живущие инстинктами и эмоциями. И надо сказать, Максим Матвеевич прекрасно управлялся с этим существом.

Он все время ходил по лезвию ножа, находясь на грани. Учтивость перемешивалась с фамильярностью, начитанность и сложные словесные конструкции с просторечной бранью. И толпа это ела. Нет, не так, она это жадно жрала двумя руками, пытаясь протолкнуть лакомое яство побольше и поглубже себе в глотку.

– Соскучились по поединкам чести?

– Да!

– Наверное все же не так, как графиня Орлова. Прошлой ночью она несколько раз вызывала меня на дуэль! Пришлось выбросить белый флаг.

И они смеялись. Ржали, как мерзкие гиены. Более того, подхихикивала даже Дмитриева над этой тупой пошлой шуткой. Да и Император усмехался в белую перчатку, видимо, чтобы скрыть улыбку. Я определенно чего-то не догонял.

– Не понимаешь, почему все в таком восторге от Бабичева? – серьезно спросил Горчаков, пригнувшийся перед Протопоповым. Тот даже не заметил нашего товарища, почти вскочив на ноги.

Я решительно взял Макара за плечи и усадил на собственное место. Правда, Протопопов тут же вскочил на ноги. А сам уселся рядом с Горчаковым.

– Так почему? – спросил, а если быть точнее, почти прокричал я.

– Он виртуоз.

– Да хоть хрен собачий. Это не дает ответа на вопрос.

– Нет, Коля, виртуоз – маг, добившийся выдающихся результатов в одном единственном заклинании. И, как правило, не преуспевший в других. Слышал о Шарме?

– Заклинание пятого ранга, вроде. Или шестого?

– Пятого, – подсказал Горчаков. – Создание у группы людей приятного впечатления о себе. В учебниках написано, что действует только на недомов, но, как видишь, Бабичев легко опровергает это.

Вот теперь до меня стало доходить. Мне казалось, что я даже разглядел еле заметную форму заклинания над конферансье. Ну, или мне так хотелось думать. В любом случае, это действительно многое объясняло. Вот только про подобных магов я раньше не слышал и в книжках не читал.

– Расскажи про виртуозов, – попросил я.

– Ну, кроме Бабичева я видел только еще одного, работал у моего отца погодником. Специализировался на выращивании клубники. У нас самая крупная в имении была. Но как маг был почти нулевка, на седьмой ранг еле сдал. Даже Кистеня сотворить не мог. Однако какая у него вырастала клубника…

– Так, стоять, а почему на тебя Шарм не действует?

Вместо ответа Горчаков расстегнул ворот мундира, выудил наружу несколько камней на тонкой тесьме и выбрал один из них.

– Защита от любого влияние на сознание. Понятно, что до определенного уровня. Но на Бабичева хватает. Папенька позаботился. Денег стоит уйму.

– Хорошо, а что тогда со мной? Почему я тут не бьюсь в экстазе?

– Ты – погрешность. При использовании каждого заклинания есть люди с повышенной сопротивляемостью к нему. Не знаю, если честно, от чего это зависит. Но если ты оглядишь трибуны, то заметишь – не все воспринимают Бабичева на ура.

Я последовал совету друга и действительно увидел несколько «паршивых овец» в общем стаде. Они выглядели, как ботаники на самой отвязной вечеринке года. То есть, явно недоумевали, зачем сюда пришли. Среди простолюдинов ими оказались толстая дородная бабища, сухонький дед и жилистый высокий мужик.

Забавно, что на трибуне напротив, взглядом я наткнулся на моложавого мужчину лет сорока в скромной и небогатой одежде. Видимо, дворянин, работавший каким-нибудь чиновником средней руки. На жизнь хватает, но не более. Он, заметив мой пристальный взгляд, тот почему-то виновато улыбнулся, будто стесняясь своей особенности и приподнял над головой шляпу с узкими полями. Я улыбнулся в ответ и повторил его жест, коснувшись фуражки.

– Но не будем затягивать. У нас сегодня несколько претендентов. Итак, Граф Шереметьев Александр Иванович, маг пятого ранга, бросил вызов Его Высокородию Булько Тарасу Никифоровичу, магу четвертого ранга.

Не знаю, какая кошка пробежала между претендентами, но глядели они друг на друга, как кровные враги. По мне, тут все было довольно очевидно. Ранги все-таки должны решать. Поэтому я оглядел тщедушного старика Шереметьева и мысленно сделал ставку на здорового и толстого Булько, мужчину не старше тридцати в гражданском мундире.

– Сходитесь, господа.

Противники приблизились, гневно сверля друг друга взглядами, а Бабичев тем временем что-то негромко им говорил. После чего вскинул руку и крикнул.

– Расходимся!

Маги развернулись и стали почти одновременно вышагивать, удаляясь от конферансье. Тот, впрочем, тоже поспешил убраться в сторону, чтобы не попасть под дружеский огонь.

Я насчитал пятнадцать шагов, когда претенденты почти одновременно развернулись. Шереметьев сделал это чуть быстрее и стал создавать заклинание. Булько, пусть и с некоторым опозданием, но занялся тем же. Что самое забавное, творили они одно и то же – Кольчугу.

В принципе, вполне логично. Надо в первую очередь обезопасить себя, а потом уже заниматься смертоубийством. Ну, или попыткой покалечить противника. Я прикинул арсенал пятого и четвертого ранга. Там много чего можно показать интересного. Так и произошло.

Первым ударил Шереметьев. Земля вокруг Булько вздыбилась, а самого здоровяка отбросило прочь. Я изумленно раскрыл рот – о таком заклинании в самоучителе не писали.

– Что это? – торопливо шепнул я Горчакову.

– Баллиста, – не отрывая взгляда от арены, ответил тот. – Похожее на Кистень, только площадь воздействия больше. Но Кольчуга должна справиться.

Так и получилось. Булько поднимался, по ходу создавая форму, а уже оказавшись на ногах, выбросил вперед руку. Нечто невидимое стало ее продолжением. Оно с ужасающим свистом рассекло воздух и ударилось о защиту Шереметьева. Старик едва покачнулся, но остался на ногах. Правда, ненадолго.

Его Высокородие дернул рукой, и граф, связанный невидимой силой, рухнул на спину, словно ему сделали подсечку, и заскользил по земле к претенденту.

– Плеть? – спросил я у Горчакова.

– Она самая, – чуть слышно ответил Илья. Казалось, он даже дышать перестал.

И тогда я увидел в деле опытного мага. Много ли найдется умельцев, которые в таком положении, когда тебя волокут, смогут создать заклинание? Шереметьев справился.