Страница 13 из 52
— Ты слышишь? Жду послушания и хорошего поведения пока меня не будет. Повторяю: своим не делюсь.
— А я твоя?
— Моя. Даже не сомневайся.
Ей виделась романтика в каждом его слове и жесте, несмотря на то, что она не раз слышала в телефонных разговорах, каким Горин может быть жестким с теми, кто посмел его ослушаться. Но с ней он был мягок и терпелив, как будто влюбляя ее в себя еще больше и опутывая, как паук большой и крепкой паутиной.
Вернувшись домой под утро, вся зацелованная с насквозь мокрым нижним бельем и пахнущая возбуждением за версту, она наткнулась на мать, ожидающую ее на кухне.
— Ты время видела? — начала Галина и охнула, увидев на шее и груди некогда скромной дочери россыпь красных и бордовых пятен.
— Мам, каникулы же… Когда еще гулять?
— Пойди в зеркало на себя полюбуйся! Смотри, как бы не нагуляла кого-нибудь!
Маша ошарашено посмотрела на свое отражение, из которого на нее смотрели обезумевшие блестящие глаза, покраснела при виде шеи, усыпанной засосами. Если раньше он такого не делал, то сейчас она была уверена, что дело в отъезде. Горин как будто пометил ее варварским и некрасивым способом.
— Он уезжает завтра, успокойся, мама.
Галина Ивановна тем временем заводилась еще больше:
— Предохранялись хоть? А то он-то уезжает, а в животе у тебя может подарочек оставить.
Щеки Маши загорелись от стыда, а на глазах выступили слезы обиды:
— Я не спала с ним! Ты прекрасно знаешь, что я вообще еще ни с кем…
— В том-то и дело, что ЕЩЕ. Такими темпами это случится очень скоро. Изуродовал тебе всю шею. Позорище. Перед матерью-то не стыдно?
Дочка, разрыдавшись, кинулась в свою комнату, а Галина Ивановна схватившись за сердце, пустилась на поиски корвалола, который в последнее время слишком часто стал ей необходим.
Следующий день начался с томительного молчания, которое никто не спешил нарушить.
Каждый занимался своим делом: мать обиженно посапывала и колдовала на кухне, а зареванная Маша корпела над статьей для практики в газету.
Когда раздался привычный стук в дверь, Галина Ивановна, даже не посмотрев в глазок, поспешила открыть:
— Здравствуй, Тамара, — поприветствовала она золовку и отступила в сторону, давая сестре покойного мужа пройти.
— Привет, Галь. Машуня дома?
— У себя, — пробурчала та и отправилась на кухню.
По ее тону Тамара сразу поняла, что сноха и племянница в ссоре, поэтому со свойственной ей прямотой приступила к допросу:
— Что случилось?
— У нее спроси.
— Маша!
Через минуту на кухне появилась ее любимица поразившая своим зареванным и несчастным видом настолько, что жесткая Тамара сразу кинулась ее обнимать:
— Полюбуйся на нее, вся в засосах, уже неделю по полночи дома не появляется! — взорвалась Галина.
— Жених что ли появился? Так вот в чем дело. Дура, ты Галя, сама-то забыла, как с Толиком обжималась? Ей не пятнадцать все таки, поэтому понятное дело они не беседы там беседуют!
Она отстранилась и осмотрела племянницу, поморщившись при виде красно-синих пятен, выглядывающих из-за футболки.
— Это конечно, вообще никуда не годится, Мань. По губам ему что ли давай в следующий раз. Молодые, горячие.
Маша представила, как дает по губам Горину и чуть не расхохоталась от этой абсурдной картины, вовремя сумев сделать вид, что закашлялась.
Галина, заметившая странное поведение дочери, совсем слетела с катушек и разразилась криком:
— Ты, посмотри, она еще и смеется. Является, как проститутка почти в три часа ночи в таком виде…
— А ну-ка тихо! — гаркнула Тамара, и удовлетворившись повисшим молчанием, уже более спокойным тоном добавила, — у нее первая любовь, не видишь что ли? Оскорблять не позволю, и вообще будешь трогать ее, ко мне переедет. Она совершеннолетняя, так что угомонись, Галя.
Затем, повернувшись к Маше, она миролюбиво спросила:
— Кто такой? Из какой семьи?
— Из, простой, наверно…
Маша замялась, лихорадочно раздумывая, стоит ли говорить правду, но тут раздался дверной звонок и она вздохнула с облегчением. Но, как оказалось рано, потому что у порога стоял курьер с букетом алых роз просто невероятных размеров.
— Добрый день, цветы для Марии Казанцевой.
Она робко протиснулась мимо матери и тетки, расписалась и с трудом приняла букет, который навскидку состоял из трех сотен бутонов.
— Из простой говоришь, — задумчиво протянула Тамара и сощурившись оглядела племянницу, почти скрывшуюся за огромным розарием.
Тем временем Галина Ивановна, совсем впавшая в истерию из-за всего происходящего вытащила открытку из букета и начала читать вслух:
" ̶Н̶е̶ ̶с̶к̶у̶ч̶а̶й̶. Скучай"
— Что это значит?
— Значит, что уехал и просит скучать. Кажется, все очевидно! — расстроенная, тем, что мать вмешивается, резко ответила Маша, и вырвав открытку, скрылась в своей комнате.
Сейчас ей было наплевать на мнение всех окружающих, потому что она хотела в полной мере насладиться первым подаренным букетом от Горина.
За всю неделю, каждый день которой они виделись, он ничего ей не дарил, да она и не думала об этом, полностью поглощенная общением и его магнетическим присутствием. Этот мужчина был для Маши тем человеком, от которого она хотела в первую очередь его самого, а не подарков и сюрпризов, потому что понимала: для него это ничего не стоящая ерунда, а вот время Александра Горина стоило дорого, и он с лихвой тратил его на нее.
Зато сейчас, на расстоянии, цветы и эта записка значили очень много: он помнил о ней и вопреки распространенному "не скучай", просил обратного.
Маша была полностью настроена на его волну и поэтому понимала: зачем отметины на теле в последний вечер и цветы после.
Только она уже и так не мыслила себя без него, поэтому теперь совершенно не представляла как это — не скучать.
Всю следующую неделю звонки и сообщения поступали от Горина в таком количестве, что Маша практически не чувствовала себя одиноко и несмотря на холодок между ней и мамой, ощущала себя счастливой. Он присылал цветы еще дважды, и Галина Ивановна, скрепя сердце даже купила новую вазу, сетуя на то, что кому-то деньги девать некуда, раз такие букетища шлет, но и оставить такую красоту в ведре не могла.
По прошествии полутора недель Маша объявила маме, что Таня зовет ее к себе в гости в Москву.
В другой ситуации Галина Ивановна никогда бы не согласилась, но сейчас, настроенная против дочкиного ухажера, легко отпустила ее, в надежде на то, что она забудет его.
Однако мать не знала, что Маша уже третью неделю в ссоре с Таней и летит совсем не к ней.
В Москве ее ждал Горин.
В полете все казалось ей сказкой: и самолет, высоко поднявшийся над землей, и огромные огни столицы, и главное — мужчина, ожидающий ее там.
Маша заметила его издалека, и была очень тронута, ведь Саша встречал ее лично, хотя не раз говорил о том, что у него миллион дел.
Высокий, уверенный и невероятно красивый, он сильно выделялся среди других встречающих, вызывая у Маши трепет и невероятную гордость.
— Я так скучала! — закричала она и бросилась к нему на шею, с наслаждением вдохнув любимый аромат.
— Я тоже, — прорычал он и зарылся носом в ее распущенные волосы.
Дальше всё было так, как и должно.
Оказавшись в роскошной квартире, которая становилась ее домом на целую неделю, Маша замерла у панорамного окна и с восхищением смотрела на ночную Москву:
— Как красиво! Наверно это очень здорово — жить здесь!
— Здорово, но тебе не нужно забивать голову тем, чего не будет.
— Почему это? — обиженно ответила Маша.
— Потому что в самое ближайшее время я переезжаю в твой город, и разумеется, никуда тебя от себя отпускать не собираюсь.
Она круто обернулась, не веря своим ушам. Теперь он будет совсем рядом!
Не в силах скрыть счастливой улыбки она легко совсем по-девичьи поцеловала его, едва коснувшись его губ, но он не дал отстраниться и взяв ее в тиски своих рук, углубил поцелуй, привычным движением смяв ее полные приоткрытые губы.