Страница 13 из 17
В детстве я была ребенком послушным, или, скорее, пофигистичным до ужаса. У меня был свой мирок в моей голове, а окружающий мир не особенно волновал. Сказали: «Нельзя ходить на речку», я и не ходила, даже когда мои товарищи подбивали меня нарушить правила. Запретили выходить из дома после заката – ну, так не очень-то и хотелось. Что мне на улице ночью делать? Ни вопросов, ни комментариев, ни единой попытки выяснить, что же происходит… Ох, как оно мне аукнулось после…
И даже став старше, главные правила проживания на даче – в бывшем бабушкином доме, «родовом гнезде», как это называла мама – я ни разу не попыталась нарушить. Домой уходила затемно, окна закрывала тяжелыми плотными шторами, дверь подпирала широким засовом. Зачем? Почему? А кто ж его знает? Так все делали – стоило солнцу опуститься за горизонт – дома во всей округе ощетинивались шторами и ставнями, превращаясь в какие-то средневековые крепости.
Я не была любопытной и не пыталась нарушать правила. Мне было достаточно того, что в старом бабушкином доме я чувствовала себя… сносно. Не хорошо, нет, до этого понятия мне было ОЧЕНЬ далеко, но по крайней мере кошмары прошлого хоть немного отпускали, не прячась в темных закоулках, как в городской квартире. В доме бабушки было спокойно. До того, как…
Меня никто не предупредил о третьей части обязательного ритуала со шторами. После того, как зайдешь в дом и закроешь шторы, нужно обязательно ложиться спать. Накрываться с головой одеялом, затыкать уши и спать, спать, спать так долго, пока не займется на горизонте рассвет. Не то, чтобы у меня когда-то были проблемы со сном, на самом деле. Как классический жаворонок я и без уговоров ложилась спать довольно рано. Но…
В тот вечер мне решительно не спалось. Кошмары, которые уже давно стали моими постоянными спутниками, в этот раз почему-то решили свести меня с ума окончательно – давили, мелькали перед глазами даже не во сне – наяву – и голоса… Мне казалось, что я слышу их, всех до одного… Я сидела на кухне, с ногами забравшись на табуретку, и изо всех сил пыталась не слушать, не думать, не видеть…
А потом поняла, что голоса, вернее, один конкретный голос, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО есть. Это не галлюцинация! Потому что звук шел не из моей головы, а буквально извне, снаружи дома! И вот тогда я решилась на то, о чем даже не думала никогда раньше – я приоткрыла одну из штор и выглянула в окно. Если бы я знала, что мои проблемы можно решить одним этим простым действием…
За окном, на крыльце стояла… бабушка. Моя любимая, самая лучшая на свете, моя бабуля! Она стояла там в одиночестве, прислонив руки к стеклу, и тихо говорила, как сильно скучает обо мне, и как ей хочется обнять меня покрепче. А я только и могла, что дышать с трудом, вцепившись руками в злосчастную шторку… Я… не знала, что мне делать. Все мое существо буквально кричало – беги к ней, обними ее, ты же так скучала! Но мой разум…
Мой разум, через навалившуюся на меня эйфорию, грыз меня одной простой мыслью. Бабушка, моя замечательная и любимая бабуля, уже десять лет как мертва. Я бы хотела поверить в то, что она пришла ко мне с того света, да я бы все отдала, лишь бы только допустить такую мысль, но… Для этого я была слишком рациональной. Поэтому только смотрела и слушала, но сдвинуться с места не могла никак.
А бабушка продолжала говорить, тихо и печально, совершенно бабушкиным голосом, ее же фразами, о том, как сильно она скучает и хочет обнять меня. И что я должна выйти к ней, или впустить ее в дом, чтобы мы были вместе, и чтобы я больше никогда не плакала. Только с рассветом эта безумная моя галлюцинация исчезла, оставив после себя дыру в моей груди и… неожиданно грязные следы под тем самым окном, как будто там и правда всю ночь топтался человек.
Сами понимаете, после ТАКОГО я просто не могла не открыть чертову штору снова. У меня не было на это никаких душевных сил.
Но к тому, что вместе с бабушкой под моим окном окажется еще и мама, я оказалась совершенно не готова. Это был двойной удар – сразу два мертвых, но бесконечно любимых мною человека просили меня впустить их, умоляли только обнять, прикоснуться, проститься по-человечески, и говорили, говорили, говорили… А у меня не было буквально ничего – ни сил, ни желания – закрыть чертову штору и не слушать.
Исчезли они так же, как и в прошлый раз – на рассвете, и теперь я точно знала, что это не галлюцинации. Галлюцинации не оставляют следов на земле. И жирных, длинных царапин через всю дверь тоже не оставляют. Но… если вы думаете, что, увидев эти следы, я хоть на минуту задумалась о том, чтобы прекратить, вы просто никогда не были на моем месте.
Я не только не закрыла штору – я сняла ее вовсе. Я ХОТЕЛА видеть их всех, хотя бы так, хотя бы по ночам. И они не подводили меня, исправно появляясь под моим окном. Бабушка, мама, папа, мой старший брат… Они все были мертвы, и все же стояли под моим окном, умоляя меня выйти к ним или впустить их. Они хотели быть со мной, обнимать меня, дарить мне свою любовь. И – видит Бог – я безумно хотела того же. Но пока не могла, потому что ждала…
Где-то на шестой день моего потустороннего безумия меня поймала соседка и едва ли не насильно приволокла к себе домой. И долго кричала о том, что я – безумная девка и понятия не имею, с какими силами играю. «Ты думаешь, твоя мать обрадовалась бы? Или бабка? Ты думаешь, они похвалили бы тебя?», кричала она, смешно размахивая застиранным полотенцем. Я молчала. Потому что ни один аргумент соседки не был для меня достаточно убедительным. Потому что я все еще ждала, и мне было плевать, какую цену мне придется заплатить.
– Ты хоть понимаешь, что это не люди? – продолжала разоряться соседка. – Думаешь, ты первая такая умная? Это не они, слышишь. Это… зло. Это не имеет отношения к твоим родным! Оно заберет тебя, расскажет красивую сказку и заберет, душу твою сожрет! Одумайся, девка.
Мне было все равно. Ту старую сказку про зло я слышала не в первый раз – бабушка уже пугала ею меня в детстве. Про старое кладбище, пробудившиеся могилы, странные ритуалы… Это было даже красиво – легенда о мрачном колдуне, который хотел любой ценой встретиться с погибшей возлюбленной, принеся в жертву всех, кому не повезло оказаться рядом. Как сказка. И, как тому колдуну, мне было совершенно плевать на все, что происходит вокруг. Я слишком сильно хотела его увидеть…
Он появился на восьмую ночь, когда я уже почти перестала верить. Такой же, каким я запомнила его тогда – маленький, большеглазый, в смешной желтой рубашке с уточками. Мой сынок. Он держал за руку мою мать и улыбался, глядя прямо на меня через окно. Все остальные снова говорили о том, что я должна выйти к ним, быть с ними, умоляли… Ему достаточно было только улыбнуться, протянуть ко мне руку и сказать тихое «Мама».
Пусть это не мой сын, пусть они все давно мертвы, пусть последние годы я только и делала, что сидела на препаратах, в надежде хоть на секунду заглушить жуткую боль, тянущую в подреберье. Пусть. Я хочу быть с ними, со всеми ними. Я больше не хочу быть одна.
Утром соседи обнаружат, что двери в мой дом распахнуты настежь, окна открыты, а в самом доме то тут, то там будут виднеться грязные следы непонятного происхождения. Но это никого не напугает – долгожители привыкли к такому, в нашей деревне слишком много похожих, брошенных домов, в которых уже давно никто не живет. Про меня просто забудут со временем, даже тело никто не станет искать. Но это будет завтра, после рассвета. А пока…
Забыв обо всем в мире, я распахнула входную дверь и схватила своего покойного сына в охапку, вдыхая знакомый запах детского шампуня вперемешку с могильной землей.
Мир за окнами
А что, если я скажу вам, что другие миры… существуют? Что наш мир на самом деле не один на планете? Я много думал об этом, и теория о том, что глупо, живя в трехмерном мире и создавая миры двухмерные, отрицать наличие четырех-, пяти- и более миров, кажется мне наиболее достоверной. Ну, или ее магический брат о том, что реальности больше всего похожи на сети, накладывающиеся одна на другую. Нет, я вовсе не безумен, но… других, разумных каких-то объяснений у меня нет – даже мое безумие врачи не подтвердили, выдав категоричное «здоров».