Страница 8 из 9
ОЧЕРЕДЬ ЗА СЧАСТЬЕМ
Тюменская область размером похожа на Францию.
Больше на Францию она ничем не похожа…
Чётко следуя всем Лолкиным инструкциям, я примчалась к консульству затемно. До открытия тяжёлых дубовых дверей было ещё несколько часов, но, несмотря на это в очереди я была уже четвёртой. В течение десяти минут очередь удвоилась, затем стала быстро расти, и вскоре напоминала взбудораженную колонну первомайской демонстрации в славные доперестроечные годы. Вдоль очереди, как из-под земли, выросли столы, за которыми уселись всезнающие коммерсантки. Они принялись бойко торговать медицинскими страховками, без которых входить в дубовую дверь не рекомендовалось. За отдельную плату эти же тётки заполняли необходимые замысловатые анкеты. Тут же шныряли агенты транспортных компаний с веерами из рекламных проспектов.
Время побежало быстрее. И по мере приближения заветного часа – открытия дубовых дверей, очередь становилась всё оживлённее. Людская река забурлила, вспенилась, заволновалась. От стресса, голода и многочасового неподвижного ожидания люди кинулись нервно общаться, рассказывать свои истории, давать друг другу бесконечные советы:
– Тут надо знать, что и как сказать. А то откажут в визе. Они ж ничего не объясняют. Всё спросят, и кто приглашает, и зачем, и какие отношения.
– Почему такой допрос с пристрастием?
– Странный вопрос. Да потому что бегство русских женщин за границу приобрело масштабы государственного бедствия!
– По телевидению запугивают документальными триллерами про маньяков-иностранцев, что, мол, женятся на русских, чтобы всю жизнь потом издеваться. Только бесполезно – пуганые уже. Как будто свои не так! Там хоть с голоду сдохнуть не дадут.
Когда до штурма неприступной крепости оставались считанные минуты, все возбудились ещё больше и были объяты выяснением одного всеобщего вопроса: «На какое время у вас назначено?» Рандеву начинались с 8.00, а моё время было 8.05. Я, не предчувствуя беды, назвала своё время. И тут выяснилось, что у огромного числа людей время на 8.00. Точь-в-точь как бывает во всех поликлиниках, переполненных озлобленными больными, жаждущими немедленного излечения.
Я была нещадно отброшена от заветной цели на несколько часов барахтанья в потном людском месиве. Из жерла выныривал надменно-бесчувственный человекоподобный робот и, не замечая никаких криков, разборок и назревающих драк, запускал в счастливую жизнь строго по одному человеку.
Тем временем кипящая река решила выбросить такую мелкую щепку, как я на грязный загаженный берег, оставив без единой надежды достигнуть океана. Теперь у всех в этой бесконечной очереди время оказалось назначено ровно на 8.00!
Положение становилось безвыходным. Консульство принимало страждущих только несколько часов. Тем, кто не укладывался, предстояло повторить всю процедуру штурма заново, на следующий день, а таким образом я могла не попасть на самолёт. От ужаса, что все усилия могут пропасть даром, у меня ослабли ноги, и похолодело внутри.
Во мне будто включился спящий доселе неведомый механизм, и я, молча, с решимостью крошечного буксира, тянущего за собой громоздкую баржу, попёрла против течения.
Я помню перекошенные злобой лица, захлёстывающие волны ненависти и тычки со всех сторон, рвущихся в дубовые двери агрессивных монстров. Эта жуткая картина даже сейчас, спустя много лет, стоит перед моими глазами. Я не помню персонажей, но то состояние опасности, обиды и торжества несправедливости навсегда что-то изменили в моём отношении к человеческой природе, отнюдь не в лучшую сторону.
Но я должна была противостоять, и во что бы то ни стало вынести всё это. Безысходность подсказала единственно правильную манеру поведения.
– Пропустите. Мне назначено. У меня на восемь ноль-ноль. – Как заведенная монотонно твердила я, пробиваясь к Райским вратам.
– У тебя же на восемь, ноль пять!!! – орали вокруг. Но я усиленно делала вид, что ничего не слышу и не замечаю.
И вот когда вожделенная дверь была уже почти передо мной… Разъярённая слоноподобная тётка такого революционно-базарного вида, будто только что продавала махновцам махорку и патроны, решительно преградила мне путь к счастью. (Неужели и она тоже надеется обрести нежную любовь в предместье Парижа?!) Захлёбываясь площадной бранью, комиссарша принялась толкать меня кулачищем в плечо, намереваясь, раз и навсегда покончить с моей никчёмной классово-несознательной жизнью. И быть бы мне затоптанной ревущей, жаждущей возмездия, рвущейся на штурм Зимнего, толпой революционных матросов… Но в эту самую секунду волшебная дверь отворилась! Отчаянно вырываясь из десятка вцепившихся в меня алчных потных рук, я кинулась внутрь, чуть не сбив с ног, невозмутимого андроида.
Всё! Победа! Так вот что имела в виду Лолка, говоря: «Главное вырваться!»
Прохлада. Полумрак. Будто из жерла адского пекла попала внутрь чудесного облака. Теперь мне больше никуда не нужно будет торопиться, психовать и рвать жилы – это где-то там… Тихие вежливые голоса задают простейшие вопросы, а я всё никак не могу опомниться и с первого раза правильно произнести даже собственного имени.
– В Интернете познакомились? – с подозрением интересуется аккуратный холёный клерк.
Но не тут-то было, не поймаешь, морда заграничная. Я-то знаю, что и как нужно отвечать. Дай Бог моей Лолке здоровья, денег и море французских поцелуев!
И вот снова очередь. Но совсем другая. Неспешная. Вальяжная. Добродушно-расслабленная. У всех такой вид, будто никто никуда и не собирается лететь вовсе. Медленно и лениво загружаются на движущуюся дорожку сумки и чемоданы. Паспорта и билеты протягивают с непременно отсутствующим заспанным выражением лица.
Какие разные очереди! В России даже у дверей морга волнуется нервная толпа. Потому, что жизнью учёные – вдруг не достанется. И ведь правы – иногда не достаётся…
Иноземцы, наверное, не приучены волноваться по этому поводу – им всегда всё доставалось, что положено. Избалованы. Десятый раз по всему аэровокзалу на трёх языках просят пройти на посадку некоего мистера. А его нет. Никто не подорвался как на пожар, подхватив авоськи. Никто не прыгает и не ругается, не извиняется – вообще не шевелится. Мистер не торопится, он в баре не допил свой виски с тоником или не сторговался о цене матрёшки в сувенирном киоске. И плевать. У него всё схвачено. Он не отвалил за авиабилеты гигантскую сумму в годовую зарплату. Главное – перейти черту, и окажешься в волшебном серебряном мире с новыми запахами и переливами хрустальных колокольчиков перед каждым объявлением по радио. Нет проблем.
– Привьет. Путьешествие?
От неожиданности я вздрогнула – никак не ожидала, что в этом новом неведомом мире со мной так внезапно захотят общаться инопланетяне-небожители.
Передо мной стояло нечто абсолютно баба-рязанского вида, если бы не пирсинг в губе и цветные татуировки, покрывающие предплечья с заходом на шею. Не смотря на то, что фигура девушки представляла бесформенную желеобразную гору целлюлита, она была одета, словно без стеснения гуляла по пляжу, причём нудистскому. Приспущенные до неприличия необъятные шорты выставляли на всеобщее обозрение грязно-розовые стринги. Бывшая когда-то белой застиранная маечка не скрывала прелестей хозяйки, принципиально не носящей бюстгальтера. Хотя я думаю, зря. Образ уверенной в себе на все сто иностранки был гармонично дополнен жирными нечёсаными волосами-сосульками и россыпями прыщей по всему круглому невыразительному лицу:
– Джейн. Сан-Франциско! – девушка по-свойски хлопнула меня по спине, как делают бывалые кореша из соседнего ПТУ.
– Елена. Барнаул.
– А Борнео?!
– Нет. Барнаул. Алтай.
– М-мм… Китай?!
– Нет же. Сибирь!
И тут Джейн посмотрела на меня тем безумным, полным ужаса, сочувствия, неверия и высшей степени удивления, взглядом, на который я буду теперь обречена после каждого знакомства с любым иностранцем. Этот взгляд будет преследовать меня повсюду и выматывать душу, заставляя чувствовать себя двухголовым лабораторным уродцем, заспиртованным в большой колбе и выставленным внушать трепет публике.