Твой маленький монстр

Тот факт, что он меня узнал не столько удача, сколько маленький бонус гетерохромии. Мы действительно виделись пару раз когда он подвозил своего заносчивого отпрыска в школу.

— Эд разве не дома? — такой поворот меня не устраивает. Понятия не имею, где ещё может находиться этот малохольный упырь. Да где угодно, зная его коммуникабельность.

— А вам он, молодой человек, зачем? — дотошно интересуется Климов старший, с подозрением поглядывая на мою изорванную куртку.

— Сестру ищу. Он должен знать, где она.

— Не там ищешь! — кричит из другой комнаты нервное создание в бигудях. — Езжай по гостиницам, или куда он сестёр этих ваших водит, кобелина такой. Все нервы истрепал гулянками своими. Вали отсюда, мальчик, по-хорошему. Сестру скромности учить надо было, чтобы не искать потом, где её ночами носит, и портить сон нормальным людям.

— Вы не могли бы набрать его? — умоляюще заглядываю мужчине в глаза, рассудив, что от него скорее добьюсь помощи. — Может Эд на ваш звонок ответит.

— Ничем не могу помочь. Успешных поисков.

Устало вздыхаю, прожигая взглядом захлопнувшуюся перед самым моим носом дверь. Всё довольно предсказуемо. Кто в своём уме сдаст сына хулиганам, если мой внешний вид родную мать пугает? И проблема здесь отнюдь не в порванном рукаве.

Домой возвращаться неохота. Боюсь услышать, что Карины больше нет. Что это её изуродованное тело поехал опознавать отчим.

Пока я не убедился в её смерти — она для меня жива.

Уже в собственном дворе сажусь на лавочку и долго всматриваюсь в бледное свечение уличного фонаря, в зияющую темноту чужих окон, в тёмно-ультрамариновое полотно неба… куда угодно, лишь бы отвлечься и не заглядывать в собственную душу. Туда, где до сих пор живут мечты о ней. Я думал их нашёптывает похоть, упрямо ждал, когда переболею, и только страх потери раскрыл простую истину — мои мечты продиктованы любовью. И она, похоже, не лечится, слишком глубоко я увяз во всём этом лирическом сиропе, от которого сводит зубы не меньше, чем от сырой предрассветной прохлады.

Поток смеха и музыки льётся из притормозившего неподалёку авто, но я уже не оборачиваюсь — устал разочаровываться, вглядываясь в очередную компанию загулявших незнакомцев, тем не менее, прислушиваюсь, а вдруг она?

Слышу стук каблуков, слишком неуверенный для Карины, и расстроено возвращаю голову на скрещённые поверх коленей руки. Не она. Снова не она.

— Тро-о-олль… — растягивающий гласные хохот моей пропажи кажется «приветом» взвинченного воображения. — Поддался зову крови и решился-таки примкнуть к бомжам?

Нездоровый девичий смех раскручивает сжавшуюся где-то в районе груди надежду. Кажется, ещё немного и та пробьёт рёбра изнутри.

Всё ещё не веря в её реальность, вскидываю голову и ощупываю алчным взглядом свою непутёвую сводную сестру. Живая. Целая, но невменяемая. Карина пьяна настолько, что едва держится на ногах. И всё же она здесь, со мною! Ошалев от накатившего облегчения, кидаюсь к ней, сгребаю в охапку, крепко прижимаю к груди. За один этот миг я бы запросто продал душу. Меня разрывает от счастья и адского бешенства. Как же я зол! Никогда раньше меня так не штормило от страха и собственной беспомощности.

— Дура. Дура набитая… Что же ты со мною делаешь, а? — почти рычу, пряча лицо в пропахшие сигаретами волосы. Смесь дыма и вина. Омерзительный запах, но сейчас это не важно. Я вдыхаю так жадно, будто пытаюсь урвать последний глоток воздуха в своей жизни. И резко выдыхаю лишь когда её ладонь скользит мне под свитер. Обжигающая на онемевшей от холода коже, она движется по животу вверх, к груди.

— Надо же, бьётся, — ухмыляется Карина, неуклюже запрокидывая лицо в разводах потёкшей туши и помады. — У моего отмороженного братца всё-таки есть сердце.

С брезгливой неприязнью отмечаю криво застёгнутые пуговицы мятой рубашки, бесстыдно оголяющей кружево нижнего белья, и моментально зверея, резко застёгиваю молнию на её куртке.

Скотство, как же больно. А сам-то чем лучше?! Почему так злюсь, будто право обвинять имею?!

— Ты пьяна, — хрипло констатирую, обхватывая голову Карины руками и заглядывая в хмельные глаза. Кайф от её неприличной близости граничит с болью. Страх потерять её неконтролируемой вспышкой опаляет сознание, заставляя забыться. Миг и я жёстко сминаю ртом пересохшие губы, которых ещё утром касался другой. Грубо, настойчиво, до крови на тонкой лопнувшей коже. Пытаюсь стереть его следы из своей памяти. Неумолимо краду её дыхание, и сам же задыхаюсь от нахлынувших чувств. Но наваждение проходит, и вот я уже яростно встряхиваю обмякшее тело. — Скажи мне, что ты была не с ним! Скажи это, чёрт тебя подери!

— Не скажу, Ринат, — вызывающе смеется она, брезгливо вытирая губы тыльной стороной руки. — Не скажу… Ну, чего ты так бесишься, тролль, неприятно? Совсем не то, чего ожидал, да-а? — Карина, отступая, делает несколько нетвёрдых шагов, спотыкается о собственные ноги. Я едва успеваю её подхватить. Крепко сжимаю девичьи плечи, удерживая безвольное тело в вертикальном положении, что вызывает в ней новый всплеск веселья. — Я раньше думала, что ненавижу тебя. Как я ошибалась, ты не представляешь. То было так… пшик и всё. По-настоящему ненавижу сейчас. Ненавижу, ты меня понимаешь?! Не хочу тебя знать… и видеть… и ай-й-й! Не трогай меня! Никогда больше не прикасайся! Понял?!

Карина истошно вопит, брыкается, колотит меня по спине — я не реагирую. Молча перекидываю её через плечо, так же безмолвно заношу в подъезд. Едва оказавшись в лифте, смутьянка сладко засыпает. Видимо ночка выдалась насыщенной.

Какое-то время мнусь перед дверью нашей квартиры. Не стучу, даже дышу поверхностно. Когда ещё выпадет такая возможность прижать её к груди — доверчивую, расслабленную? Внешне я всё также спокоен, но внутри тоскливо щемит сердце и под эту надрывную колыбельную я заботливо баюкаю своего спящего монстра. Долго всматриваюсь в осунувшееся лицо с красивыми тонкими чертами, чтобы переступив через ошмётки гордости, ласково коснуться губами переносицы. Мимолётное, лёгкое прикосновение, о котором она не узнает, а я не расскажу. Реквием по нам.

Сюрприз

С вниманием достойным примерной студентки, слушаю лекцию о положении римских граждан в публичном праве, изредка чиркая ручкой в конспекте и делая вид, что оно меня хоть сколько-то волнует.

За сегодняшний день я успела раз сто пожалеть о совершенной вчера глупости. Сама не знаю, о чём думала, когда полезла к Эду с этим злосчастным поцелуем. Хотела доказать себе, что смогу выкинуть из головы мысли о сводном брате? Доказала, ничего не скажешь. Так доказала, что чуть не прожгла глазами его фото в своём телефоне, а узнав о поездке родителей Эммы на дачу, едва дождалась окончания пар чтобы нагло напроситься к ней в гости. По большому счёту мне было без разницы, куда пойти, хоть к ней, хоть к Лешему на поляну — куда угодно, лишь бы отвлечься и не думать о том, где опять носит Рината. И телефон отключила, дабы в душу не лезли. Тогда мне это показалось хорошей идеей.

Общались мы с Эммой не одни, а в приятной компании нескольких бутылок красного полусладкого. Нужно отдать Эмме должное, она если и удивилась моему порыву, то виду не подала, даже с расспросами в душу не лезла, что само по себе удивительно. После первой совместно распитой бутылки слова Климова о дружбе больше не казались мне такой уж великой ересью, и хоть делиться с одногруппницей сокровенным я так и не решилась, её стремление меня взбодрить оценила по достоинству.

Если бы не эта попытка унять тоску по Ринату, я бы ещё не скоро узнала что радоваться можно от души, а смеяться — искренне, и не над кем-то, а вместе с кем-то. Меня, конечно, посещали подозрения, что причина веселья частично кроется в выпитом, но сути это сильно не меняло — даже страдать от неразделённой любви в компании друга оказалось не так паршиво.

Вторая бутылка взыграла в нас бурной активностью. Ритмично пританцовывая мы перемеряли весь Эммин гардероб, попутно нарядили несчастного кота в детскую юбку с рюшечками и, после того как он во всём этом великолепии сиганул в окно устраивать свою личную жизнь, устало примостились на подоконнике. Пили в полной тишине, отрешённо разглядывая тусклые звёзды. Диджей на выбранной Эммой радиостанции как нарочно поставил Noize MC — Выдыхай. Я частенько слышала эту песню, проходя мимо комнаты Рината, и каждый раз громко выражала своё «фе», просто потому, что он её очень любил. Тогда мне нравилось оправдывать свои действия вредностью, а ведь то была попытка обратить на себя внимание.