Твой маленький монстр

— Жесть, — резюмирую свои впечатления от потенциальной мачехи. Тьфу ты, упаси Боже!

Пока Илона растерянно хлопает глазами, гадая как себя вести, чтоб не нарваться на папино неодобрение, мой взгляд перескакивает на высоченный силуэт за её спиной.

— За-ши-бись, — на сей раз произношу чуть ли не по слогам, не в силах отвести глаз от Трошина. Мне даже нет надобности доигрывать свой спектакль, настолько шокирует внешность этого парня.

Ринат выглядит как бродячий эльф, который сражался с бомжами. Причём те ему уступили чисто из жалости, не забыв поделиться безразмерным свитером и широченными штанами. Его (наверняка больную) голову венчают торчащие во все стороны тёмно-русые дреды, но обескураживает другое — глаза! Они у него разных цветов. Правый небесно-голубой, а левый — изумрудно-зелёный.

Да ты не Трошин, чудище, ты — Тролль.

Чпок — смачно лопает надутый мною пузырь, облепляя нос и подбородок. Илона дёргается. Я в свою очередь и вовсе чуть на пол не сползаю, сражённая наповал широкой улыбкой Рината, которая обнажает металлические брекеты.

Серьезно? Сколько ему шестнадцать — семнадцать? Неужели раньше зубы выровнять нельзя было? Ах да, мы ведь были заняты охмурением тугого кошелька. Раньше-то было не на что.

— Что за чмо?! — скрежещет старческий голос откуда-то снизу.

Вот теперь настаёт мой черёд вздрагивать. Илона, виновато вспыхнув, отступает в сторону и моему изумлённому взору предстаёт высокая клетка с невзрачным, серым попугаем.

— Чмо-о-о! — китайским болванчиком дёргается птица, не сводя с меня глаз. — В рот мне ноги! Что за чмо?

— Ринат, говорила ведь, надо было дома его оставить, — поворачивается к сыну моя потенциальная мачеха. — Так неудобно вышло…

— Глиста в корсете! — не унимается птица.

Вот падаль! Ничего, доберусь и до тебя, суповый набор, посмотрим кто здесь кто.

А пока мне ничего не остаётся, кроме как, натянув повыше совсем уж неприлично сползшую майку, воинственно упереть руки в бока. Матерщинник явно обращается ко мне. Илона же, поняв, что Ринат не собирается предпринимать каких-либо действий, разворачивается в мою сторону.

— Он всегда такой — смущённо улыбается она — Ринат выкупил Герочку у бездомных. Мы никак не можем отучить его сквернословить.

Сквернословить! Слово-то, какое вычурное подобрала. Да матюгается он как сто электриков!

— Всё же, насчёт бомжей я оказалась права, — окидываю хмурого как туча Рината выразительным взглядом. — С ними водишься, отброс.

Парень гневно сжимает губы, но молчит. Тюфяк.

— Дурилка картонная! — отважно заступается за хозяина птица. Зря, зря…

— Что за шум, а драки нет? — сияя улыбкой выходит к нам папа. Затем он замечает меня, и становится очевидно — драка будет.

— Па, это такая шутка, — пячусь я вдоль стены. Его взгляд мне ой, как не нравится.

— Это ещё что за безобразие?! — отметает мои оправдания отец, в которого будто бес вселился. Особо не церемонясь, он хватает меня за волосы и чуть ли не волоком тащит в ванную.

— Чмо! Чмо! — победоносно скрипит нам вслед мерзкий Гера.

«Ненавижу», мысленно повторяю, пока отец остервенело вспенивает мою склонённую над раковиной голову. Ядовито-синие струи воды стекают, смывая слёзы, но не мой позор. За шестнадцать лет папа ни разу не повысил на меня голос, не говоря о таком жестоком да ещё и публичном унижении. Подумаешь, всего один раз забыла про хорошие манеры, так сам же потом благодарить будет.

— Разве так я тебя воспитывал? — зло рычит родитель, яростно раздувая ноздри, и швыряет мне полотенце. — Такая же эгоистка, как твоя мать. Чтоб через десять минут, была за столом в подобающем виде!

Обида ядовитой горечью расползается на моём языке, разъедая необходимые сейчас извинения. Я, молча, выскакиваю из ванной и, поравнявшись с растерянно мнущейся в прихожей парочкой, вызывающе фыркаю.

Вы у меня ещё попляшете.

— Время пошло! — грозно прикрикивает некстати всё подметивший отец. — И чтоб я больше не видел на тебе подобного бесстыдства. Здесь тебе не панель!

Ого, разорался то как. Трошины у нас всего ничего, а мне их стараниями влетело больше чем за всю прожитую жизнь. Следом проскакивает безумная мысль, что виной моим несчастьям отнюдь не они, но я её негодующе прогоняю. Ещё чего. Раз есть проблема, значит, кто-то её создал, и в данном случае за этим «кто-то» стоят расчётливые оккупанты с помойки. И самое обидное в сложившейся ситуации, что мой наивный папочка ведётся на их уловки как слепое дитя. А как же я?! Неужели ему совсем плевать на мои чувства?

Полетаем?

Отведённых мне десяти минут едва хватает, чтобы надеть белое шерстяное платье и заплести наспех подсушенные волосы в две тугие косы. Теперь я выгляжу от силы лет на четырнадцать, зато всё как любит папа — глухой ворот, юбка по колено, покорный взгляд. Примерная Карина вернулась. Скукота.

Смачно плюнув в кроссовку мерзкого Рината, спешу предстать перед отцом. Настраивать родителя против себя сейчас нецелесообразно, хотя от необходимости плясать под чужую дудку, как какой-то пудель в цирке, да ещё перед такой сомнительной публикой, сводит зубы.

Ну, ничего, голубчики, справедливость восторжествует, уж я об этом позабочусь. Можете не сомневаться.

Смиренно потупив взгляд, прохожу к своему месту за столом. В ранее оживлённой беседе мигом появляется некоторое напряжение. Едва сдерживая ликование, склоняю голову, чтоб спрятать ухмылку за стаканом апельсинового сока.

— Приятного аппетита, Кариночка, — елейным голосом желает Илона.

Выдавив из себя необходимые слова благодарности, я со спокойной совестью погружаюсь в думы. Мне совершенно безразлично, о чём они треплются, лишь бы в душу не лезли. Всё то время, что я незаметно наблюдаю за присутствующими, лениво гоняя по тарелке кусочки мясного салата, мой мозг усиленно корпит над планом мести. Времени на то, чтобы узнать противников в обрез, поэтому приходится довольствоваться экспресс выводами.

Илона смущается и старательно отводит от меня глаза, делая вид, что ничего такого не произошло. Лицемерка.

Ринат напротив, только и занят тем, что буравит меня нечитабельным взглядом, не забывая активно шутить и улыбаться моему отцу. Подхалим.

А папа, наконец, уверовав в моё раскаянье, окончательно теряет бдительность и, не сводя с Илоны влюблённых глаз, погружается в обсуждение планов на выходные. Тихий ужас. Удручённая перспективой совместного досуга, я лишь утверждаюсь в своём решении незамедлительно начать выкуривать Трошиных из нашей с отцом жизни.

Придав лицу самое несчастное из имеющихся в моём арсенале выражений, ссылаюсь на головную боль и, извинившись, удаляюсь к себе. Это формально к себе, а на деле, выждав за дверью пару минут, пробираюсь в отведённую Ринату комнату. Как и на прошлой неделе, когда отец только начал её обустраивать сердце противно колет ревность.

Да уж, папочка для своего пасынка расстарался на славу. Зеркальная гладь одной из стен отражает застывшее на фотообоях волшебство ночного города. Строгая тёмная мебель гармонирует с молочного цвета потолком и нереально пушистым ковром — лежи себе и мечтай. Мысль, что всё это великолепие предназначено Ринату, вызывает во мне зубной скрежет. Да ему и коробки картонной хватило бы за глаза!

Ух, проклятый Тролль! Послал же тебя чёрт на мою голову.

— Чмо пришло! — гнусаво звучит сбоку. Вот в этот момент, подстёгнутая издёвкой, моя решительность крепнет окончательно. Хищно улыбнувшись неказистому Гере, широко распахиваю окно, впуская внутрь зимнюю стужу и метель.

— Ну что, умник, полетаем? — с чувством напевая папино любимое «Лети пёрышко», открываю стоящую на тумбочке клетку и жду. Реакции никакой. — Эй, на выход! — не выдержав, стучу по прутьям. — Извини, дружок, GPS навигатора нет, дорогу на родную помойку сам ищи.

Гера либо слишком умный, либо откровенно тупой, потому как покидать родные пенаты отказывается наотрез. Вот нечисть! Придётся руки марать.