Страница 29 из 164
— Ваш отец любил стихи?
— Почему вы спрашиваете? — смущение Ворона было красноречивее прямого ответа.
— Он создал прекрасное и поэтичное полотно, — ответил Джулиан. — Для древних демонов естественна склонность к поэзии как словесной, так и поэзии образов. Их юность прошла в изысканных, построенных с любовью храмах, пропитанных фимиамом, под звуки прекрасных гимнов, каждое слово которых наполнено глубоким философским смыслом. А утрата всего этого часто приводит к неизбывной печали, приводящей к склонности изображать развалины, ещё хранящие отзвуки прежней красоты.
— Вы так говорите, словно и сами из них.
— Отчасти. До того, как стать демоном, я получил весьма разностороннее образование в Европе, а затем всегда находил время, чтоб углубить свои знания. В те времена сама наука была глубоко поэтичной, и форма подачи информации была не менее важна, чем её смысл. Но у нас ещё будет время обсудить наши литературные вкусы. А пока скажите мне, вы знаете, где колдун спрятал зеркало?
— Феникс сказал, что в катакомбах под храмом. Там как раз и обитает это чудовище.
— Может, потому я и не чувствую его? — пробормотал Джулиан и, расправив плащ, двинулся по мосту, не забыв обернуться на ходу, чтоб убедиться в том, что вход, через который они сюда попали, надёжно закрыт каменными глыбами.
Ворон шёл следом, сжимая в руке свой посох, в навершии которого волшебной звездой сиял кристалл. Чем ближе они подходили к развалинам, тем громче становился хор голосов, и уже можно было разобрать слова, звучавшие на энхилдере. Древний религиозный гимн, переделанный на новый лад, где восхваление светлого божества было отчасти переведено в его оскорбление, а отчасти восхваляемая сущность была подменена её тёмной стороной. Какое-то время Джулиан вслушивался в эту мешанину образов и призывов, пока не разобрался в том, что в воображении поющих их божество разделилось на два, светлое, ими всячески проклинаемое, и тёмное, которому они поклонялись и у которого просили помощи. При этом это странное божество в их понимании оставалось единым, но явно страдающим раздвоением личности. Вникать в тонкости этого вывернутого наизнанку культа у него не было никакого желания, однако он задержался возле входа в храм, пробегая глазами по символам, начертанным на разрушенных стенах.
— Заклятие плена, — проговорил Ворон, остановившись рядом.
— Это ваш отец запер их здесь?
— Он не стал бы писать на этом языке. Им пользуются ангелы.
— Правда? Они редко оставляют свои автографы в мире смертных, где мне приходилось обретаться довольно долго. Да и в аду их не встретишь.
— В библиотеке есть несколько скопированных свитков, — Ворон поморщился. — Я держу их в закрытых сундуках и достал лишь раз, чтоб под руководством отца изучить этот язык. Если б не его настойчивость, я б ни за что не стал этого делать.
— Я нахожу эти знаки довольно гармоничными.
Ворон скептически взглянул на него.
— У вас необычное чувство прекрасного, Кратегус. Идём дальше.
— Да, — кивнул Джулиан, и ещё раз прислушавшись к хору, опустил руку, под которой тут же возникла прохладная рукоятка тяжёлого меча в ножнах.
Ворон понимающе улыбнулся и крепче сжал свой посох. Они вошли под тёмные своды разрушенного храма и остановились, поскольку перед ними было три арочных входа, однако Ворон задержался там ненадолго. Прислушавшись к хору, доносившемуся справа, он решительно направился к противоположной арке, расположенной слева.
— Нам сюда, — проговорил он на ходу. — Если идти прямо, мы войдём в залы, и нам придётся пройти по ним, чтоб добраться до входа в подземелье. Слева же вход в подземную колоннаду, за которой есть лестница в катакомбы. Я уже проходил там однажды. Нам придётся убить несколько рыцарей, стоящих в карауле, но это не составит труда.
— Здесь нет живых, — откликнулся Джулиан.
— Я их видел, — возразил Ворон. — К тому же кто-то поёт.
— Может, они и были живыми, но уже нет. Боюсь, что ваш почтенный отец, предоставив им это убежище, обрёк их на весьма незавидную участь. Измерение помещено в глубины Тьмы и соткано из её материи…
— Из чего ещё он мог его сделать? — пожал плечами Ворон.
— Конечно, только из Тьмы, поскольку он сам её создание. Но в окружении этих стен души смертных слишком быстро пропитались злом, утратили ту искру, что делает их душами, и превратились в духов, коварных и мстительных. Они сохранили присущие смертным недостатки и пороки и преумножили их во славу Тьмы. Впрочем, полагаю, именно это даровало им бессмертие.
— Возможно, вы правы, и что с того?
— Я это к тому, что не будет никакой беды, если несколько сгустков Тьмы растворятся в ней без следа.
— Но, может, если это низшие демоны, будет лучше подчинить их?
— Мы так и сделаем, — пожал плечами Джулиан, — если у нас не будет другого выхода. А пока давайте не будем тратить время на то, чтоб подобрать к ним ключи. Ваша лисичка ждёт помощи. Или вам их жаль?
— Куда больше мне жаль мою подружку, — решительно заявил Ворон.
— Вот и отлично, — улыбнулся Джулиан, и его улыбка была злой и азартной.
Он со звоном достал из ножен длинный меч, блеснувший в свете факелов зеркальным блеском. Чтоб попасть в галерею, им пришлось спуститься на несколько ступеней вниз. Галерея была довольно узкой, с низким потолком, по обеим её сторонам стояли толстые колонны, на которых были закреплены факелы. Вдоль неё друг против друга на одинаковом расстоянии стояли тёмные фигуры в длинных плащах с капюшонами. Едва заметив незнакомцев, они выхватили из ножен свои тяжёлые мечи, и бросились в атаку. Джулиан легко отбил первый клинок и, развернувшись, пронзил нападавшего своим мечом, и уже через мгновение готов был встретить следующего. Он двигался по галерее быстро, отбивая удары тёмных рыцарей и пронзая их насквозь. Его движения были стремительными, точными и экономными, не более двух ударов на одного нападавшего. Тёмный плащ развивался за спиной, как крылья птицы. И, наконец, он остановился в другом конце галереи и посмотрел на своего спутника.
— Путь свободен, господин барон, — поклонился он, сделав приглашающий жест.
Галерея между ними была пуста, потому что все поверженные воины рассыпались снопами гаснущих искр.
— Вы, действительно, мастер своего дела, — кивнул Ворон, направляясь к нему. — Мне показалось, или вам понравилось это занятие?
— Какая разница, кого убивать, — небрежно пожал плечами Джулиан. — Хотя в данном случае я никого не убил. Это были лишь так называемые двойники, безмозглые создания, создаваемые магическим путём по образу и подобию некоего прототипа, и способные лишь к самым примитивным действиям, в данном случае, нападать и убивать.
— А знаете, у моего брата тоже были такие, но выглядели иначе. Он создавал их из ничего.
— Вот как? — нахмурился Джулиан. — А раньше он умел создавать их?
— Нет, полагаю тот колдун, Ротамон, научил его. К тому же, стоит учесть, что, когда вы наносили им решающий удар, они рассыпались искрами, значит, здесь замешана огненная магия. Вороны в ней обычно не сильны. Но Феникс, кажется, был обучен некоторым фокусам такого рода.
— Занятно. Что ж, до того, как мы отсюда уйдём, я хочу поговорить с кем-то из настоящих духов этого места. А теперь идёмте дальше. Там вход в катакомбы?
Ворон посмотрел в сторону уходящей вниз тёмной лестницы.
— Да, полагаю, что эти стражи стояли здесь, охраняя верхний храм от вторжения грифона.
— Тогда будем настороже, — кивнул Джулиан и, сжимая в руке меч, быстро сбежал по ступеням вниз.
В катакомбах было темно и сыро. Только демоническое зрение позволяло им обходиться без источника света. Джулиан шёл вперёд, прислушиваясь не столько к звукам, сколько к своим ощущениям. Он был готов и всё же боялся почувствовать тёплое дуновение, исходящее обычно от ангела высокого ранга. Но вокруг было всё так же промозгло. По стенам текли мягкие потоки тёмной энергии, которые он чувствовал и видел, как струящуюся пелену чёрной воды. Здесь всё было пронизано ею, она излучала холод и гнетущую тишину, поглощающую даже звуки шагов. Странно было представить, что в этой ужасной обстановке мог существовать ангел. С другой стороны, если он был, действительно, силён, то окружающая его плотная аура Света должна была надёжно защищать его шкуру от губительного воздействия Тьмы. Но вот этой ауры Джулиан и не мог уловить. Если она и была здесь, то наверно давно рассеялась.