Нория

Место, где служил ее отец, примыкало к городскому «деловому центру» – небольшой улочке, зажатой между недавно выстроенным модным универмагом и мрачной аскетичной церковью. Поставив велосипед на подножку, девочка юркнула в дверь под яркой вывеской агентства «Тур-Тайм».

Несмотря на доморощенный вид заведения, оно было одним из рукавов гигантского коммерческого потока «Тур-Тайм», появившегося примерно двадцать- двадцать пять лет назад. А отец Деб работал лишь в одном из его многочисленных филиалов. Агентство «Тур-Тайм» было легко распознать по эмблеме на вывеске, изображавшей две пересекающиеся параллельные прямые. Она должна была подчеркивать наплевательское отношение руководства «Тур-Тайм» к консервативным законам физики. Бизнес в наши дни ничто не имело права сдерживать – даже естественная природа. Задача современного нормального человека – потреблять, бизнесмена – предоставлять ему все новые угодья, так же как для рождественской индейки – есть и жиреть, а для фермера – щипать перья.

Магистрали времени виделись хозяевам сверхприбыльной корпорации практически бесконечными трассами с гигантскими пустыми рекламными стендами по обочинам. «Тур-Тайм» первым додумалась перемещать людей не только из страны в страну, но также из эпохи в эпоху. Окажись в нужном месте в нужный час! – гласил ее слоган. И пока она хранила за собой права монополии в сфере «времяного туризма», то могла спокойно жиреть на деньгах, поступающих из древних сундуков, в то время как современный мир тощал на военных издержках.

Девочка отворила стеклянную дверь – под потолком прозвенел колокольчик. За стойкой напротив сидел, листая журнал, друг и коллега отца – Том Коннор.

– Привет, Том. Где папа?

– А привет, малышка, – у Тома была неприятная черта теребить ее за щеку. – Он беседует по телефону, – Коннор указал на соседнюю дверь и приложил указательный палец к губам.

Деб, поставив сверток с едой на стойку, села на стул возле двери. Дверь неплотно прилегала, и в щелку можно было рассмотреть соседнюю комнату. Там царил беспорядок: бумажные кипы и выдвинутые ящики шкафов. По центру расхаживал отец девочки, путаясь ногами в телефонном проводе.

– Да, да… Выясню, обещаю… Согласен, налицо халатность… Клиент сейчас проживает в моем доме… Разумеется… – старший Харди старался говорить уверенно, но от этого волнение в его голосе звучало еще отчетливее.

Что случилось? Альберта Харди ценили на службе благодаря диплому историка и знанию давно умерших языков. Он отвечал за самый проблемный слой туристов – туристов из прошлой эры. Вельмож и богатеев, строящих у себя дома Вавилонскую башню или пирамиду Хеопса, крайне сложно ввести в новый мир. И Альбер Харди, как современная Ариадна, сопровождал их в отпуске, помогая не заплутать в лабиринтах времени.

– Подожди, не сейчас, – бросил дочери Альберт, затворив дверь.

С того дня – после гибели матери и брата – как Деб начала навещать его на службе, он еще ни разу не заставлял ее ждать. Что-то серьезное. Как бы ни остаться без зарплаты в военное время. Девочка молча вернулась на стул, а Том Коннор снова развернул свой журнал.

– Война далеко, – зевнул он, будто отвечая на мысли Деб. Она взглянула на Тома. – И главное, мы побеждаем, – Коннор протянул ей со стойки такой же журнал. – Страница восьмая.

Деб открыла на указанной странице. Три четверти этой странице занимала черно-белая фотография: группа солдат: кто стоит, кто сидит – чтобы каждое лицо поймала камера. На фоне – будто проведенная простым карандашом линия. Сверху светлее – небо, ниже чуть темнее – раскаленный песок. Они там, на чужом самом древнем континенте сражаются за мир здесь: за соотношение бумаги и золота, за жевательную резинку и мороженое, за модные джинсы и стакан свежего сока со льдом. Они – на правильном пути и скоро, если вернутся, будут настоящими героями с кругленькими солнце-желтыми медалями – на память об африканском солнце. Но вот в лице крайнего, самого тощего что-то промелькнуло. Секунда – и Деб видит это же во всех лицах. Звериный оскал, привычка выполнять свою работу, в чем бы она ни заключалась. Оно и правильно! Нытикам там не место: война каждый новый день преподносит новые сюрпризы. Но что будет, когда эти бывшие молокососы, щенки, превратившиеся в волков, возвратятся домой?

– А ты сегодня без очков, – прервал детские думы Том Коннор. Неужели, ему Бонни уже разболтала? Ох уж эта папенькина дочка! – А, чего я тебя отвлекаю! Ты, наверно, торопишься в кино вместе с остальными? – сказал Том, приподняв рукав и посмотрев на часы. Деб нахмурилась: отлично, значит, ее уже успели куда-то не пригласить.

– Да, иду. Передайте это, пожалуйста, папе, – кивнула Харди, поставив перед носом отцовского коллеги коробку с ленчем, и вышла за дверь. Ей не хотелось выглядеть неудачницей перед Томом, иначе Бонни потом не отвяжется.

Деб отправилась домой той же дорогой. Хорошенькие чистенькие домики замелькали в обратном порядке. Но вот один из них, окутанный пылью и опутанный сорняками, выбивался из славной шеренги. Там живет вдова Нелли Итан. Ее сын – Тод Итан – сейчас на войне. Может быть, это он тот самый худощавый со снимка? Кстати, похож. Может быть, еще вернется.

Завернув за угол и продолжая смотреть на дом Итанов, девочка еле-еле успела затормозить перед преградившим дорогу грузовиком – тем самым, грязно-пыльным. Он раскорячился у входа в единственный городской музей, заняв все парковочное место и часть тротуара. Вокруг толпилось человек десять рабочих. За ними наблюдал один из охранников и заместитель директора.

– Прошу вас, только осторожнее! Пожалейте труд наших солдат! – восклицал последний, прыгая, как кузнечик, вокруг перетаскивающих что-то рабочих и путаясь у них под ногами.

Подождав, когда они пройдут, Деб поехала дальше. Пока она наблюдала за работой, в ее голове созрел замечательный план. Вот куда нужно пригласить Озимандию! И оставшуюся дорогу до дома Харди воображала, в какой восторг придет фараон, гуляя по залам Древнего Египта.

Во двор она не вбежала, а влетела. Облокотив велосипед о стенку гаража, девочка тотчас кинулась к бассейну. Озимандия лежал все на том же месте. И он не дремал, не размышлял, а просто лежал, развалившись в шезлонге.

– Озимандия, – тихо позвала Деб. Тот повернулся к ней. Фух! Живой. Девочка вслед за отцом боялась однажды застать его без сознания на солнцепеке. – Озимандия, хочешь сходить в исторический музей? Сегодня, я видела, туда привезли новые экспонаты.

– Я сам скоро стану историей, – потряс он жилистыми худыми руками со скрюченными, как ястребиные когти, длинными цепкими пальцами. Несмотря на то, что Озимандия одной ногой уже стоял в ладье Ра, он вовсе не выглядел дряхлым и беззащитным. – Я лучше схожу на встречу с Клео Дарси, – внезапно между пальцев фараона-фокусника возникло несколько розовеньких листков с приглашениями.

2

На следующий день Деб проснулась рано. Увидеть блистательного Клео Дарси не крохотным, запертым в черно-белом экране и переодетым в одного из персонажей очередной военной экранизации с бутафорской винтовкой наперевес и множеством противников с физиономиями малобюджетных актеров, а настоящего живого Клео Дарси казалось девочке мечтой, возможной только в больших городах. Но уже завтра или послезавтра знаменитый актер будет здесь! Предвкушение нежданной встречи бодрило не хуже, чем крепкий сон.

Был выходной, и девочка, чтобы не будить отца, тихо проскользнула по лестнице на первый этаж и вышла к бассейну. Хотелось есть, но она решила подождать, пока все не проснутся.

Через два часа, когда солнце начало припекать, за спиной Деб раздались неспешные шаги. Стеклянная дверь за ее спиной распахнулась. Обернувшись, девочка увидела за собой фараона, напоминавшего более вытянутую тень, чем человека.

Для людей своего века Озимандия был необыкновенно высоким и еще худым, словно раб. Но последнее не так бросалась в глаза, просторные причудливые одежды и ворох украшений отвлекали на себя взгляд. А множество золотых с драгоценными камнями браслетов зрительно удлиняли его руки, делая их похожими на сверкающих чешуей змей. Древнего египтянина в Озимандии выдавали не встречающиеся больше ни у кого черты лица и смуглая кожа, а правителя – осанка и пристальный неморгающий взгляд.