Страница 38 из 92
Если бы это зависело от него, он, вероятно, подавил бы мои границы и оставил бы меня ни с чем.
Черт, может быть, он оставит меня, и у меня ничего не будет.
Я так старалась понять его, что не остановилась и не подумала о том, чтобы помочь ему тоже понять меня. Мама говорила, что отношения могут сложиться только тогда, когда есть золотая середина, и чтобы найти ее, я должна говорить о том, что чувствую.
— Я была расстроена, — признаюсь я низким тоном, ненавидя то, как уязвимо я звучу.
Его рука сжимает мою задницу, но он не шлепает меня, хотя его голос остается резким.
— Из-за чего?
— Завтра у меня день рождения, и я ждала этого дня особенно, потому что мне исполняется восемнадцать. Поэтому сегодня утром, когда я спросила, есть ли у тебя планы на завтра, и ты ответил «да», я расстроилась из-за того , что у тебя другие планы на мой день рождения. Но это несправедливо — расстраиваться, когда ты, скорее всего, не помнишь о моем дне рождении, ведь я рассказала тебе о нем несколько недель назад. Я поняла, что веду себя незрело, и решила выплеснуть эту энергию в клубе.
Я чувствую, как он вдыхает и выдыхает на моей спине. Как его дыхание то замедляется, то ускоряется, совпадая с ритмом его ударов по моей заднице.
Между нами повисает тишина, но я не пытаюсь ее заполнить. Я жду, пока он обдумает свои слова, прежде чем произнести их.
— Ты должна была сказать мне об этом.
— Ты пропустил ту часть, где я сказала, что считаю себя незрелой? Мне стыдно даже говорить об этом сейчас, так что давай оставим эту тему?
— Нет.
— Крейтон...
— Мои планы были связаны с тобой.
Я приостанавливаю демонстрацию самобичевания из-за низкого тона его слов. Я правильно расслышала, верно? У него были планы на меня?
Каждое наше свидание так или иначе было спланировано мной, а он просто присоединялся ко мне. Это первый раз, когда он что-то планирует.
Я пытаюсь посмотреть на него, но он не позволяет, поэтому я смотрю на стену, наслаждаясь его властным прикосновением.
— Что... что ты планировал?
— Ты не имеешь права знать, когда ты меня разозлила.
— Но я не хотела.
— Нет, ты хотела. Ты специально вела себя как сучка, потому что пропускала свои наказания. Ты была плохой девочкой, Анника, а знаешь ли ты, что случается с плохими девочками?
Мое тело снова прижимается к его телу, и в моей душе нарастает знакомое напряжение. Он умеет пробуждать мои самые безумные желания одним лишь изменением интонации.
Как только он понижает голос, я понимаю, что у меня большие проблемы.
— Их съедают.
Шлепок.
Я вздрагиваю от удара, но его хватка по-прежнему запрещает мне двигаться.
— Крей... пожалуйста.
— Никакие уговоры не спасут тебя сегодня. — Его рука скользит от моей задницы к бедру и изгибу талии, а затем поглаживает кожу моей спины. — Тебе не следовало появляться в этом клубе, одетая как подарок, который ждет, чтобы его развернули. Ты не должна была бросать мне вызов.
Он сжимает в кулаке ткань моего платья, затем рвет его одним диким движением, и я задыхаюсь. Это не только из-за его агрессивности, но и из-за стимулов, которые нахлынули на меня одновременно.
Моя грудь выскальзывает из встроенного бюстгальтера, платье падает на пол, и я остаюсь в одних трусиках.
Абсолютно мокрых трусиках.
Как могло хватить нескольких шлепков и изменения его тона, чтобы превратить меня в такое месиво?
Крейтон отталкивает меня, и мою кожу покалывает там, где меня касались его руки.
— Ложись на кровать.
Его властный тон не оставляет места для переговоров, и я, спотыкаясь, иду в направлении кровати, а затем ложусь на грязные простыни.
Они пахнут им, всем мужским и вызывающим привыкание. Мне требуется все, чтобы не прижать его подушку к своей груди или что-то в этом роде.
Крейтон тянется к своему шкафу, и я напрягаюсь, чтобы увидеть, что он там делает.
Он снова появляется с черной кожаной сумкой. Обычно я бы прокомментировала ее фасон и качество, но не успеваю это сделать, как он начинает доставать из нее веревки.
Его низкий, богатый и абсолютно собранный голос разносится по комнате, а затем ударяет меня по коже.
— Я планировал побольше погрузить тебя в боль, потренировать и дисциплинировать, прежде чем довести до такого состояния, но тебе захотелось пойти и спровоцировать меня, little purple.
Веревки.
Веревки.
Еще веревки.
Я сглатываю комок, собравшийся в горле, но он только увеличивается в размерах.
Крейтон бросает сумку на кровать и поднимается. Матрас прогибается под его весом, когда он опускается на середину моей спины, упираясь коленями по обеим сторонам, а одной рукой хватает оба моих запястья и поднимает их над моей головой.
Его джинсы создают горячее трение о мою обнаженную плоть, заставляя мурашки вспыхивать и множиться с пугающей скоростью.
— Крей...
— Шшш. — Он обматывает веревку вокруг одного запястья и прикрепляет его к металлическому изголовью, а затем делает то же самое с другим.
Я пытаюсь выдернуть руки, но узлы, которые он сделал, затягиваются с каждой попыткой. Черт. Он эксперт в этом, не так ли?
Крейтон отталкивается от меня, выглядя намного больше, чем я его помню, когда стоит напротив меня.
Я поднимаю голову и смотрю, как он берет меня за лодыжку и привязывает ее к изножью кровати. Затем он повторяет это движение с другой ногой, так что я полностью растягиваюсь на матрасе, и только мои трусики служат хоть какой-то преградой.
И мне это сейчас необходимо.
Пока он связывал меня, я не могла дышать. И хотя я наслаждалась прелюдией наказания и удовольствия, эта ситуация совсем другая.
Я полностью в его власти, откуда не смогла бы вырваться, даже если бы захотела.
Я в ловушке у хладнокровного, безжалостного монстра, который хочет получить фунт моей плоти.
В буквальном смысле.
Фигурально.
Крейтон роется в своей сумке, стоящей на полу, и достает оттуда повязку.
Я неистово трясу головой.
Да, я взволнована, но я бы предпочла увидеть, что он приготовил для меня, даже если это будет слишком сложно.
Он двумя пальцами приподнимает мою челюсть, затем проводит большим пальцем по моим приоткрытым губам.
— Сегодня ты будешь моей маленькой хорошенькой куколкой, Анника. Я буду использовать твою бледную плоть как холст и лепить из тебя свою игрушку, пока ты не будешь полностью заполнена моим членом, всхлипывая и выкрикивая мое имя. Единственное, чем ты сможешь меня остановить, это одно слово.
И тут он завязывает мне глаза повязкой, превращая мой мир в черный.
Мое сознание бешено несется в тот момент, когда у меня отнимают зрение.
Он прав. У меня есть это слово, и я могу остановить это.
Я могу.
Но по какой-то причине я не хочу этого делать. По крайней мере, не сейчас.
Поэтому я дышу медленно, как всегда, когда он держал меня на коленях или на столе. В каком-то смысле, это ничем не отличается. Я просто привязана к кровати.
Кроме того, он же не позволял мне двигаться раньше, даже если я не была привязана.
Это точно такая же ситуация в другой обстановке.
Мои чувства обостряются из-за потери зрения. Мои уши улавливают малейший звук, мой нос пронизан ароматом Крейтона, а кожа становится настолько чувствительной, что я едва ощущаю мягкие простыни.
Сбоку раздается какой-то звук, и я понимаю, что он снова роется в своей сумке ужасов.
Предвкушение и возбуждение смешиваются во мне, борясь до тех пор, пока я не думаю, что меня вырвет.
У меня перехватывает дыхание, когда шум прекращается, и я чувствую, что он нависает надо мной, наблюдая за мной молча, с ожиданием.
Затем что-то холодное касается моего живота и скользит вниз к поясу моих трусиков.
— К-Крейтон?
— Мне нравится, когда ты называешь мое имя таким испуганным голосом. Это меня заводит.
Дрожь пробегает по всему телу, потому что я не сомневаюсь, что мой страх — его катализатор, и что он получает удовольствие от него и моей боли.