Страница 30 из 160
— А что, — проговорил альдор громко, — почему бы и не предоставить кому-то возможность оспорить право победителя! Есть ли здесь кто-то, кто хочет спеть и попытаться затмить нашего Эрмона?
В зале стало тихо. Гости переглядывались, хотя ясно было, что никто не вызовется.
— Дарья Ивановна, — услышала я чёткий шёпот Антона, но вместо ответа показала ему крепко сжатый кулак.
Он не стал настаивать, но неожиданно с другого конца зала раздался звонкий голос:
— Можно я попробую? — эльф Фарок обращался не к альдору, а к своему хозяину.
— С чего бы это? — сурово взглянул на него Авсур.
— Отчего же, лорд Авсур, — оживился альдор. — Я слышал, что у вашего воспитанника ангельский голос. Так почему бы ему не удивить нас?
— Как вам будет угодно, великий альдор, — без особого энтузиазма отозвался Авсур и мрачно кивнул юноше, который тут же сорвался с места и взлетел на сцену.
Он скинул капюшон с головы и откинул плащ за плечи, после чего забрал у музыканта лютню и, выйдя на середину площадки, коснулся струн. Быстро перебирая их, он извлекал из инструмента необычную мелодию, похожую на звон бегущего по камням ручейка, а потом запел. С первых же слов его баллады стало ясно, что Эрмону далеко до этого красивого черноволосого мальчика с ясными, как звёзды, чёрными глазами. Его прозрачный и нежный голос, самый чистый тенор, который я когда-либо слышала, почти небрежно выводил слова древнего ормийского гимна любви. Скорее всего, большей части присутствующих этот язык был незнаком, но они слушали затаив дыхание, потому что гимн был на два голоса: мужского и женского. А потому, исполняя второй куплет, Фарок с лёгкостью перешёл на контртенор. Так сплетая два голоса с искусно исполняемой на лютне мелодией, он довёл свою партию до конца. А замолчав, склонился перед альдором в низком поклоне.
Тот с радостным изумлением смотрел на него и хлопал вместе со всеми.
— Малыш, похоже, обеспечил себе место возле трона, — шепнул мне Алонсо. — Если конечно Авсур уступит своё сокровище.
— Я б не уступила, — улыбнулась я, ещё не понимая, что зря рассуждаю на эту тему.
Альдор, хоть и был в восторге от голоса юного эльфа, всё же не хотел расставаться со своим изумрудом.
— Может, здесь есть ещё искусные певцы? — спросил он, и снова стало тихо.
Затмить этого певца казалось невозможным, и альдор снова взялся за свой перстень. И тут снова встрял Антон.
— Дарья Ивановна! — обиженно вякнул он, и альдор тут же повернул голову в нашу сторону.
— Нет! — раздражённо гавкнула я.
И тут Изабо потянулась к альдору и что-то жарко зашептала ему в ухо. Я чертыхнулась. Эта мерзавка знала о том, что Антон обладает уникальным голосом, который воздействует на окружающих, как песня сирены. Я ещё помнила, как сама попала под его необычную власть при первой встрече, а ведь он тогда просто говорил! Весь экипаж любил слушать, как он поёт под гитару, просто потому что его нежный тембр ласкал душу и пробирался в самые глубокие её уголки. Я взглянула на Изабо едва не с ненавистью, а альдор тем временем с любопытством изучал Антона, а потом взглянул на меня.
— Прошу благородную леди Дарью разрешить этому рыцарю спеть для нас, — произнёс он.
Понятно, что отказать я не могла, но теперь прекрасно понимая чувства Авсура, мрачно указала Антону на сцену. Он тут же поднялся туда. Фарок с улыбкой протянул ему лютню, но Антон отказался. На лютне он играть не умел. Фарок пожал плечами, вернул лютню музыканту и сбежал со сцены. Антон вышел в центр площадки, сосредоточился и запел:
Улетай на крыльях ветра
Ты в край родной, родная песня наша,
Туда, где мы тебя свободно пели,
Где было так привольно нам с тобою.
Его голос сразу заиграл, завибрировал, заполняя своим сладким звоном всё пространство зала. И хоть я была зла на него, не поддаться очарованию этого удивительного звука было невозможно. Где-то внутри у меня нежно перекатывались волнами знакомые слова, чаруя глубиной и нежностью, проникая всё глубже, словно это ангелы пели в моей душе. Стены и потолок зала пели вместе с ним, украшая его голос странными отзвуками, словно отражая и снова пуская в полёт каждый звук.
Там, под знойным небом,
Негой воздух полон,
Там под говор моря
Дремлют горы в облаках!
Его голос, переливался множеством тонов, как струны лютни, и при этом звучал так ровно и плавно, как флейта. Я поняла, что уже забываю обо всём, улетая вслед за этой песней в ту самую даль. И когда он закончил, в зале нависла тишина.
— Хорош, бродяга… — выдохнул Кирилл и посмотрел на меня.
— Уволю к чертям! — прошипела я.
В стремлении превзойти Фарока, он запустил свою сирену на полную мощь. Я смотрела в совершенно ошалевшие от этого эффекта лица гостей и свиты. Альдор, глядя на Антона, медленно стягивал с пальца свой изумруд. А тот, гордый произведённым эффектом, склонился в поклоне. Публика потихоньку начала приходить в себя. Альдор кивнул тому парню в алом, и тот, поднявшись, вопросительно взглянул на Антона и ткнул пальцем ему в грудь. Тот, поняв, что его спрашивают об имени, назвался. И тут же алый громко объявил, что победителем поединка певцов признан рыцарь Антон с «Пилигрима», за что альдор лично вручает ему золотой перстень с изумрудом.
Антон сбежал со сцены и поднялся по ступеням к альдору, где опустился на одно колено и склонил голову. Видимо, вспомнил фильмы о рыцарях, которые смотрел в детстве. Альдор вручил ему перстень и выжидающе посмотрел. Антон смутился, а потом что-то сообразил и заявил, что петь для великого альдора для него большая честь и радость. После чего ещё раз поклонился. Альдор ещё чего-то ждал, но потом как-то скуксился и недовольным жестом позволил ему уйти. Такая перемена немного смутила Вербицкого, и он вернулся к нам. Кирилл тут же нагнулся к нему, чтоб посмотреть перстень, и они сидели, как два мальчишки, которые рассматривают подарок-сюрприз от Деда Мороза, полученный за прочитанный на сцене стишок.
Повернувшись, я увидела, что альдор встал и удалился через заднюю дверь, за ним утекла его свита, а потом вдруг заметила змеиную усмешку Алонсо, с которой тот смотрел на Антона.
— В чём дело? — спросила я.
Но он тут же придал лицу совершенно невинное выражение.
— Я рад за Антона. Даже не знал, что он такой талант. Ему бы в театре выступать.
— Или в цирке, — проворчала я.
После этого мы пошли на пир, который проходил в другом также специально предназначенном для этого зале, где стояли длинные столы. Нас посадили довольно далеко от того места, где сидел альдор с приближёнными. Судя по всему, у него не было никакого желания со мной говорить, и это меня совершенно не огорчило. Алонсо, кстати, вскоре исчез, и я увидела, что он сидит ближе к альдору в компании своих рыцарей. Это было лучшим доказательством того, что мы впали в немилость.
Посидев какое-то время и дождавшись, пока первые гости в полном смысле откланиваются, я тоже встала и, поклонившись куда-то в сторону стола альдора, отправилась в свою башню. Со мной шли Антон и Кирилл.
Когда мы вошли, в нашу комнату, я не удержалась и, резко развернувшись, налетела на Антона.
— Что, спрашивается, ты делаешь? — воскликнула я. — Кто просил тебя высовываться, да ещё демонстрировать свой голос в полную силу? Тебе прямо не терпелось привлечь к нам внимание? Ты понимаешь, что здесь другой мир, и нам, хотя бы на первых порах нужно соблюдать осторожность?
— Да что я сделал-то? — воскликнул Антон. — Просто спел.
— Просто спел? — переспросила я.
— Дарья Ивановна, — начал объяснять он. — Да, я использовал свой голос, но мы сразу были не в равных условиях. Я же должен был петь без аккомпанемента, а это влечёт определённые трудности. Понимаете? Не так легко подобрать подходящее произведение для исполнения а капелла.
— Ну, «Песня невольниц» Бородина для этого прекрасно подходит, — пожал плечами Кирилл. — Её всегда поют на фестивале Ивана Купала. Только Дарья Ивановна права, Антон. Ты нас подставил. Альдор недоволен, говорить с нами не стал, на пиру нас задвинули к мелким купцам и простым рыцарям.