Иммунный

То есть, чужую забрать могу, выработать свою возможности нет.

Ну, нет и нет. Не очень-то и хотелось.

Дальше, по законам любого эксперимента, требовалось или впустить халявную энергию в свою тушку, или отбросить её... неизвестно куда.

Отбрасывать желания не было. Кто знает, а вдруг она от стен срикошетит или, к примеру, потолок разломает. Оно мне надо? Камень в башку получить? Ясен пень, нет. Так что придётся снова в себя. В себя, по идее, надёжнее. Да и потом, очень уж вылечиться охота...

Как только подумал, что хочется излечиться, так облако сразу в меня и всосалось. И уже секунд через двадцать почувствовал себя совершенно другим человеком. Прямо как в компигрушках, когда какой-нибудь штатный маг кастует свои лечилки-абилки на теряющих жизнь членах команды.

Даже не подозревал, какой это кайф — чувствовать, что ничего не болит, не ломит, и можешь легко подняться, пройтись, врезать ногою в дверь...

Нет, лупить по несчастной двери я конечно не собирался. Как и вообще вставать и показывать своим тюремщикам, что излечился. Пусть лучше думают, что я до сих пор ломаный-переломанный и никакой опасности не представляю...

Новую порцию воды и баланды в камеру принесли часов через пять. Хотя, возможно, и раньше. Часы на стене не висели, а как тут считается время, я был не в курсе. Но за окном потемнело, и, значит, наступил вечер.

До кружки с водой дополз, демонстративно охая и чертыхаясь. Хлебать баланду снова не стал — здоровье дороже.

А после уснул. И продрых до утра, без сновидений. Психика — вещь интересная. Даже при грохоте пушек, бывает, засыпаешь мгновенно, а в полной тиши — ворочаешься, считаешь всю ночь овец, а сон не идёт и не идёт, хоть ты тресни...

Выспаться, а не мучить себя придумками, как бы сбежать, как вскорости выяснилось, оказалось решением правильным. Физических сил у меня (по крайней мере, по внутренним ощущениям) после ночи прибавилось. А драться, я чуял, мне сегодня точно придётся.

Воду, только уже без жратвы, принесли, пока спал. Возмущения по этому поводу (могли и постучать для приличия) решил не выказывать. Выпил и, гремя кандалами, уполз назад на топчан изображать покалеченного. Уж и не знаю, купились тюремщики на эту игру или не купились, в любом случае, когда в мою камеру вновь заявилась пара высокопоставленных посетителей, кроме писаря их сопровождали всё те же четверо стражников.

Грудастую Астию я уже знал. А вот её нового кавалера видел впервые.

Высокий, тщательно выбритый, одетый в чёрный камзол, зауженные к низу штаны и башмаки с пряжками. И рожа надменная, такая же, как у Астии. Родственник что ли?..

— Так это и есть твой иммунный, сестрица? — лениво поинтересовался он, развалившись в одном из вновь принесённых в камеру кресел.

— Да. Это он, — кивнула грудастая.

— Что-то он не похож на иммунного, — усомнился мужчина. — Позволишь проверить?

— Хочешь проверить, пожалуйста, — ответила Астия тем же тоном, что и вчера мастеру Ругусу. — Но только не говори потом, что тебя заставили.

— Подкладываешь соломку перед Конклавом, сестрица, — усмехнулся высокородный гость.

— Нет, Гидеон. Заручаюсь свидетельскими показаниями.

— Разумно, — не стал спорить братец. — Если Конклав и Верховный решат, что их обошли, и потребуют независимого расследования, свидетели будут нелишними.

Сказав это, он поднял руку, и между пальцами загорелся яркий огонь.

«Классический файербол», как сказали бы записные любители фэнтези.

И этот вот самый «бол», ничтоже сумняшеся, он запустил в меня.

Правда, не слишком удачно. В том смысле, что огненный шар исчез в считанных сантиметрах от моей тушки. Иные сказали бы, что бесследно, но только не я. Привычное облако маг-энергии вновь растеклось у меня перед носом.

Право, это уже начинало надоедать.

Каждый почему-то считал своим долгом запулить в меня какой-нибудь дрянью. А психика у меня, чай, не железная. Достанут, могу и ответить...

— Впечатляет, — уважительно покивал Гидеон. — А что он ещё умеет, не проверяла? — глянул он на сестру.

— Проверяла. Как только его сюда привезли, испробовала на нём всё, что возможно...

И она начала методично перечислять все магические конструкции, которые применяла ко мне, пока я находился в отключке. И чем дольше я слушал, тем сильней мне хотелось применить к ней ту же фигню...

— А не напрямую пыталась? — поинтересовался брат, когда сестрица закончила.

— Что значит не напрямую? — не поняла та.

— Ну... воздействовать косвенно. На оружие, чтобы вспять повернулось. На воду, которая рядом течёт. Бревно какое-нибудь над головой, чтобы случайно упало... Те же кандалы подогреть, — кивнул он на сковывающие меня цепи. — Чтобы, к примеру, руки ему прожечь до кости. А?

Женщина ненадолго задумалась.

— Да. Пожалуй, это имеет смысл. Думаю, надо начать с кандалов.

— Отлично. Сейчас и проверим.

Гидеон встряхнул руки и вытянул их в мою сторону.

Запястья и щиколотки словно огнём обожгло. От боли я заорать не успел, потому что сознание само, буквально на автомате, волной абсолютного холода плеснуло навстречу жару то облако маг-энергии, что клубилось без дела перед моими глазами. А что бывает, когда холод и жар встречаются в бескомпромиссной и решительной схватке? Правильно. Материя разрушается. Физика, седьмой класс... или восьмой, без разницы...

Всего один миг, и мои кандалы рассыпались в мелкую пыль.

В ту же секунду я мячиком подпрыгнул с топчана и резко хлестнул обрывком цепи стоящего слева охранника. Тот даже понять ничего не смог, так и впечатался в стену с располосованной рожей. Второго, стоящего справа, я угостил с разворота, ударом по горлу. Под пальцами что-то хрустнуло, башка у стражника вывернулась, и он так же, как сослуживец, рухнул на каменный пол.

А дальше в меня прилетело сразу два файербола. Маги, я думаю, швырнули их непроизвольно, как привыкли в моменты внезапной опасности. Результат — предсказуемый. Новая порция халявной энергии зависла передо мной в ожидании действия. Отправить её обратно я уже не успевал. Брат и сестра, видимо, тоже по схеме, сразу после атаки выставили перед собой «магические» щиты — радужную полупрозрачную плёнку, которую не увидел бы только слепой.

Атаковать их «вручную» было бессмысленно.

Двое оставшихся стражников обнажили мечи. Бросаться на них с «голыми пятками» стало бы с моей стороны весомой заявкой на премию Дарвина. Наиболее эффективным выходом из сложившейся ситуации я посчитал стремительное отступление.