Страница 3 из 17
— Садись сюда, — увидев, как она замешкалась, я настояла на своих словах взглядом, и поднятыми бровями.
Я сама сняла с подноса блюда, она открывала их, и подставляла ко мне. Я увидела один нож, одну вилку, и одну ложку. Я работала в одном из самых дорогих ресторанов Москвы, и была уверена — это серебро. Каждый предмет был искусно выполнен, приятная тяжесть и ощущение в руках дорогих столовых приборов приятно кольнули кончики пальцев.
Стол был велик, чтобы сидеть на разных концах, и я попросила Сауриту встать, сама подвинула ее стул к себе, и показала, что она может сесть обратно. Выглянула за дверь, но там никого не было.
— Эй служанки, вы где, — я крикнула достаточно громко, и закрыла дверь. Посмотрим, как это здесь работает. Я не увидела ни колокольчика, ни каких то других средств для создания шума, чтобы позвать людей. Видимо, Саурита всегда была где-то рядом.
Через минуту к нам заглянула служанка, что приходила с Сауритой. Было заметно, что моя молочная сестра чувствует себя неудобно от того, что она сидит в тот момент, когда я суечусь, и сама ищу служанок.
— Как тебя зовут? Принеси пожалуйста еще один набор приборов и еще один бокал, — я увидела, что девушка замешкалась, заметив, что Саурита сидит со мной за столом, но решила ускорить мысленные процессы. — Быыстро!
Она убежала, а я продолжила открывать блюда. Под одним был бульон с квадратами теста, ну, я надеялась, что это тесто. Он был щедро посыпан зеленью — это хорошо. Под второй крышкой была целая запеченная курица. Она блестела коричневым, сильно запеченным боком среди запеченных кусочков чего-то желтого, похожего на тыкву, или морковь, картофеля и томатов, что чуть лопнули при запекании, выпустив на чашу щедрую порцию сока. За этот финт меня бы уволили из ресторана раньше момента, когда я начала пить.
Третье блюдо было с теплым бисквитом, щедро политым медом, посыпанным ягодами красной смородины, малины и черники. Я с первой секунды, когда увидела девушку с кувшином, думала только об одном — что в нем? В горле пересохло от того, что я только представила, что там вино.
Служанка внесла еще один набор приборов в идеально белом полотенце, поставила на стол бокал и вышла.
Я открыла полотенце с приборами перед Сауритой, подвинула все блюда ровно посередине, и указала взглядом на кувшин. Саурита находилась в каком — то ступоре — она просто сидела не шевелясь. Она очнулась от моей просьбы и наполнила мой бокал, но я указала глазами, что нужно наполнить второй. Она нехотя подчинилась.
— Саурита, ты должна расслабиться, и покушать вместе со мной. Я подняла бокал, и показала, что хочу стукнуть своим о ее, и она тоже подняла свой бокал мне на встречу. Она была зажата, и я видела, как сильно сомкнуты ее челюсти и напряжена шея.
Ничего, дорогая, я надеюсь, что в бокале именно то, что я думаю, и оно развяжет тебе язык. Но напиток за секунду открыл для меня все, что произошло со мной ранее…
Глава 3
И я вспомнила. Вспомнила то, что произошло после того, как я захлебнулась водой в озере… И кем я была раньше…
Надо мной стоял человек в длинной белой рубашке. Человек, похожий на Доктора Хауса из сериала. Вокруг меня сидели люди, и они все смотрели на меня. Мы сидели в странной комнате.
— Лали, ты умерла, и сейчас очень важно, чтобы ты поняла, что от тебя требуется, — он говорил как говорит батюшка в церкви перед тем как начать петь длинную песню про светлый праздник Пасхи.
— Не может этого быть. Вот мое тело, я все понимаю, я мыслю! — это было, словно, сном.
— У тебя сейчас момент отрицания, но ты минуешь его, и придешь к этапу принятия, здесь это очень быстро происходит. Мы подождем, — он ласково улыбнулся, и уставился на меня.
Я одними глазами обвела коллектив сумасшедших, что сейчас с той же блаженной улыбкой пялились на меня. Не, это точно секта. Надо поддакивать, а как только закончится собрание, споем их песню про Мата Хари — Мата Кришна, и я выйду на улицу. Там сейчас хорошо. Лето, воздух, птицы. Птицы…
У нас в деревне в моем детстве было много птиц, особенно, когда спел инжир. И птицы, словно одурманенные его запахом, слетались поклевать нежные сочные плоды. Инжир можно языком прижать к нёбу, и по рту разливается нежное пюре с миллионами смешных косточек.
— Лали, чемо сихаруло, не надо собирать инжир с пола, животик будет болеть всю ночь, потом придется звать тетку Нану, и она поставит тебе вооот такой укол. — бабушка всегда смешно говорила и старалась вставлять слова на грузинском, хотя была русской. Она делала это чтобы порадовать дедушку. Она бежала ко мне с полотенцем в руках, это значило, что сейчас меня будут им гонять, потому что обычно оно висело у нее на плече.
Я росла с бабушкой и дедушкой потому что мои мама с папой так решили. Родители жили в Москве. А потом папа умер, а мама приехала еще два раза в нашу деревню, носящую смешное революционное название, и пропала. Родителей моей мамы мы не знали, потому что, как сказал мой дед, моя мама — гугули. Это значит кукушка. Моя мама — птица.
Я всем говорила, что моя мама птичка, и она принесла меня моим любимым бабушке и дедушке. Мне хорошо жилось — меня баловали. Дедушка Вано выращивал виноград, делал вино, разводил рыбу и учил меня смотреть на горы, когда мы сидели в тени тутовника. С гор на всех спускается благодать, но только если трудиться и быть добрым к людям. Я ждала ее, представляла, что благодать это такая женщина в красивом платье, с белыми волосами, как у девушки, что приезжала на каникулы с соседской внучкой из города, в котором всю зиму только ночь. У меня были темные и слишком кудрявые волосы, и я не была похожа на благодать.
А бабушка Лида заставляла помогать с арахисом, сбором фруктов и ягод, поливом, и мелкой женской работой, потом учила делать меня вкусные соусы, варенья, запекать мясо и рыбу. А осенью, когда дедушка Вано отдавал ей жмых от винограда, она ставила его бродить по новой, и в специальной ямке, над которой стояла деревянная избушка, похожая на курятник, она варила чачу. Чачу дедушка не пил, чача вся была на продажу. Дедушка пил красное вино, а бабушка — белое, потому что от красного у нее поднималось давление.
А потом, когда я выросла, и выучилась в техникуме, Вано и Лида умерли друг за другом. Сначала умер дед. Через полгода умерла бабушка Лида. И я осталась одна. Как птица. Птица учит летать своих птенцов — она выталкивает их из гнезда. Мои птицы выпали из него сами. Осталась я. Одна. Огромная земля с виноградом, дом, и озеро с зеркальными карпами. Я сидела под инжиром. Он падал мне на голову, когда мои сестры — птицы клевали спелые плоды. Я поднимала их с пола и ела. Тетка Нана тоже не придет больше с большим уколом — она умерла три года назад.
Продав дом, я поехала в Москву — искать маму. Я продала виноград и зеркальных карпов — продала всю мою историю. Но моя мама — птица, а птицы не беспокоятся о своих детях, поэтому она не нашлась. Я купила в Подмосковье квартиру и устроилась работать в ресторан. А потом влюбилась в самого красивого мужчину, и он стал моим мужем.
Через пару месяцев он отправил меня к морю, потому что я слишком много работала, а сам остался делать ремонт в моей квартире. Когда я вернулась, мой муж продал мою квартиру, а когда я пошла в милицию — он избил меня. И я потеряла своего неродившегося ребенка. И врач сказал, что детей у меня больше не будет. Мне некуда было идти из больницы, и я пошла к знакомой, с которой работала. Она сказала, что мне надо расслабиться и выпить — так я смогу поплакать.
Каждый человек имеет порог, перешагнуть который просто не в силах. Этот порог горя я не перешагнула. Тогда я впервые напилась до чертиков, и я смогла заснуть.
Я работала в ресторане, снимала квартиру в Москве. Я делала сациви и пхали такими, что люди облизывали пальцы, меня готовы были взять в любой ресторан, я могла позволить себе все самое лучшее, но я не видела смысла — я приходила домой и пила вино. Сначала хорошее, потом любое. И вдруг я оказалась на рынке. Потому что, когда я пила, я смеялась. Смеялась и дерзила директору, дерзила гостям. Пила иногда на работе, пила на ночь, чтобы заснуть, пила утром, днем, когда были деньги на вино.