Страница 3 из 7
Мы продолжали использовать ручной топор, изобретенный Homo erectus за 1,5 миллиона лет до нашего появления. Генетическая экспертиза показывает, что наша популяция могла быть на грани вымирания[31][32][33]. Вероятно, Homo erectus считали нас очередной появившейся на короткий срок новинкой плейстоценского периода.
Отмотаем время на 75 тысяч лет вперед. Homo erectus по-прежнему существуют, но их технологии не особо продвинулись, и можно делать ставки на преуспевающих неандертальцев. По размеру мозг неандертальца был равен мозгу современного человека или даже крупнее. Они были такого же роста, но тяжелее, и «избыточный вес» приходился на мышцы. Неандертальцы правили в ледниковый период. Хотя они были всеядны, неандертальцы предпочитали есть мясо, а это означало, что им приходилось быть умелыми охотниками. Их основным оружием служило длинное тяжелое копье, которое бросали с небольшого расстояния.
Хищники обычно охотились на более мелких по размеру животных, чем они сами. Неандертальцы охотились на всех травоядных ледникового периода: маралов, северных оленей, лошадей и быков, а иногда даже мамонтов, которые были гораздо сильнее людей[34].
Неандертальцы были далеко не бурчащими троглодитами. У нас с ними есть общий вариант гена FOXP2, который отвечает за тонкую моторику, необходимую для речи[35]. Неандертальцы хоронили своих покойников, заботились о больных и раненых, раскрашивали тела пигментом и украшали себя ракушками, перьями и костями. В одном захоронении на мужчине нашли 3 тысячи жемчужин, украшавших его одежду, сшитую из шкур крупного рогатого скота. Отмечалась искусная выделка и грубые стежки, скрепляющие шкуры[36]. Неандертальцы рисовали мифических персонажей на стенах пещер. В конце своей эпохи они имели многие из тех инструментов, которыми мы пользуемся в наши дни[37].
Знакомство Homo sapiens с неандертальцами пришлось на пик популяции последних. Наступающие ледники вынудили нас бежать в Европу, и неандертальцы заменили нас, поскольку были адаптированы к холодам. Если бы вы 75 тысяч лет назад ставили деньги на тех, кто выживет в неустойчивом климате грядущих тысячелетий, неандертальцы были бы хорошим вариантом.
Однако примерно 50 тысяч лет назад колесо Фортуны повернуло в нашу сторону. Хотя ашельский ручной топор служил всем видам человека свыше миллиона лет, мы разработали гораздо более сложный набор инструментов. Совершенствуя метательные копья неандертальцев, мы создали метательное орудие – копьеметалку. Она представляла собой 60-сантиметровую рукоятку, которая запускала деревянные стрелообразные снаряды длиной под 2 метра. Обычно наконечниками стрел были заостренные камни или кости, но здесь метательный снаряд был с одной стороны выдолблен и загнут крючком на древко[38]. Срабатывали те же самые физические принципы, что и при работе игрушки Chuckit – устройства, при помощи которого хозяева собак метают мячи для своих питомцев. Даже обладая незаурядной физической силой, вручную вы смогли бы бросить стандартное копье только на несколько десятков сантиметров. Накопленная в древке копьеметалки энергия могла вынести снаряд на более чем 9 метров при скорости свыше 160 километров в час.
Копьеметалки произвели фурор в охоте, позволив переключиться с не превышающего размер человека рогатого скота на дичь, которая летает, плавает и карабкается по деревьям. Нам стала доступна охота на мамонта без риска быть растоптанными или насаженными на бивни. Копьеметалки также стали революционным способом обороны. Мы могли выпустить копье в саблезубого тигра или враждебно настроенного человека и нанести им серьезный ущерб с безопасного для нас расстояния. Мы создавали острые наконечники для оружия, инструменты для гравировки, лезвия для резки и сверла для бурения. Мы изготавливали гарпуны из костей, сети и ловушки для рыбалки и силки для птиц и мелких млекопитающих. Несмотря на свое мастерство на охоте, неандертальцы были всего лишь заурядными плотоядными. Имея новую технологию, мы превратились в идеальных хищников, способных защищаться от других видов.
Мы выбрались из Африки и быстро распространились по всей Евразии. Возможно, за несколько тысяч лет мы бы даже добрались до Австралии. Для этого трудного марш-броска нам бы пришлось планировать, паковать еду на неизвестное время в пути, брать с собой инструменты на случай непредвиденных поломок и решать будущую возможную проблему с опреснением морской воды. Древним мореплавателям приходилось обсуждать все максимально подробно, поэтому некоторые антропологи выдвигают гипотезу, что к тому времени уже существовал полноценный язык[39].
Самое примечательное, эти моряки должны были прийти к выводу, что за горизонтом что-то есть. Возможно, они изучили, как выглядят вблизи и вдали перелетные птицы, или наблюдали струящийся вдалеке дым от природных лесных пожаров. Даже в таком случае им требовалось представить себе, что там еще есть пространство, куда можно дойти.
К 25 тысячам лет назад наше превосходство стало ясно. Вместо кочевого образа жизни у нас были стоянки, на которых постоянно размещались сотни людей. Пространство лагеря было распределено по назначению: зоны для разделки мяса, готовки, сна и складирования мусора. Мы были сыты и владели инструментом для перемалывания и измельчения, который позволял обрабатывать и готовить еду, которая иначе была бы ядовитой. У нас имелись костровища для приготовления пищи, печи для выпекания хлеба и способы хранения продуктов в тяжелые времена[40].
Вместо наброшенных или небрежно стянутых шкур у нас была настоящая одежда, что стало возможным благодаря использованию тонких игл из кости. Появление уютных зимних комбинезонов говорило о том, что мы сможем лучше противостоять холоду и при этом наши организмы не потеряют калории, как у неандертальцев[41]. С такой экипировкой мы могли двигаться на север даже в периоды обледенения и мороза, поэтому со временем мы отправились в Америку – и стали первыми людьми, преодолевшими этот путь.
Но этот период, ныне известный как верхний палеолит, был примечателен не только совершенствованием орудий и улучшением условий жизни[42]. Примерно в это время мы начали проявлять признаки уникальных форм когнитивной деятельности[43]. Некоторые люди украшали себя зубами или янтарем, что, вероятно, служило первым признаком их социального статуса. Бижутерию из ракушек находили за сотни километров от побережья. Это значило, что объекты, не имеющие практической ценности, стоили того, чтобы нести их так далеко, или были получены от первопроходцев торговых маршрутов[44][45].
Мы рисовали животных на скалах так искусно, что контуры камня, выступающие за их телами, давали эффект 3D. Настенные рисунки медведей и бизонов с восемью ногами, которые словно бежали в свете костра, могли стать прототипом современного кино. Казалось, будто наши иллюстрации были с озвучкой: лошади ржали, разинув пасти, львы рычали, а носороги так яростно бодались, что чудилось клацанье рогов. Мы не просто имитировали реальную жизнь, мы воображали и живописали мистических существ: женщину с головой льва, мужчину с телом бизона[46][47].
31
W. Amos, J. I. Hoffman, Evidence that two main bottleneck events shaped modern human genetic diversity. Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences (2009).
32
A. Manica, W. Amos, F. Balloux, T. Hanihara, The effect of ancient population bottlenecks on human phenotypic variation. Nature 448, 346–348 (2007).
33
S. H. Ambrose, Late Pleistocene human population bottlenecks, volcanic winter, and differentiation of modern humans. Journal of Human Evolution 34, 623–651 (1998); published online Epub1998/06/01.
34
S. E. Churchill, Thin on the ground: Neandertal biology, archeology and ecology. (John Wiley & Sons, 2014), vol. 10.
35
J. Krause, C. Lalueza-Fox, L. Orlando, W. Enard, R. E. Green, H. A. Burbano, J.-J. Hublin, C. Ha
36
F. Schrenk, S. Muller, C. Hemm, P. G. Jestice, The neanderthals. (Routledge, 2009).
37
S. E. Churchill, Thin on the ground: Neandertal biology, archeology and ecology. (John Wiley & Sons, 2014), vol. 10.
38
S. E. Churchill, J. A. Rhodes, in The Evolution of Hominin Diets. (Springer, 2009), pp. 201–210.
39
B. Davies, S. H. Bickler, A. Traviglia, in Across Space and Time: Papers from the 41st Conference on Computer Applications and Quantitative Methods in Archaeology, Perth, 25–28 March 2013. (Amsterdam: Amsterdam University Press, 2015), pp. 215–223.
40
B. Davies, S. H. Bickler, A. Traviglia, in Across Space and Time: Papers from the 41st Conference on Computer Applications and Quantitative Methods in Archaeology, Perth, 25–28 March 2013. (Amsterdam: Amsterdam University Press, 2015), pp. 215–223.
41
O. Soffer, Recovering perishable technologies through use wear on tools: preliminary evidence for Upper Paleolithic weaving and net making. Current Anthropology 45, 407–413 (2004).
42
J. F. Hoffecker, I
43
O. Bar-Yosef, The upper paleolithic revolution. A
44
S. McBrearty, A. S. Brooks, The revolution that wasn’t: a new interpretation of the origin of modern human behavior. Journal of human evolution 39, 453–563 (2000).
45
M. Vanhaeren, F. d’Errico, C. Stringer, S. L. James, J. A. Todd, H. K. Mienis, Middle Paleolithic shell beads in Israel and Algeria. Science 312, 1785–1788 (2006).
46
G. Curtis, The cave painters: Probing the mysteries of the world’s first artists. (Anchor, 2007).
47
H. Valladas, J. Clottes, J.-M. Geneste, M. A. Garcia, M. Arnold, H. Cachier, N. Tisnerat-Laborde, Palaeolithic paintings: evolution of prehistoric cave art. Nature 413, 479 (2001).