Наследники Дерсу

– Да. С трудом такое понять можно. Но ведь и время-то как меняет всё вокруг. Люди другими стали, это правда. И в тайге, считай, город вырос, как по волшебству какому.

– Эта новая религия пока называется социализмом. Мы свидетели тому. Надо только захотеть увидеть. Императорам, царям, князьям нужны рабы. Чем рабов или подданных больше, тем знатнее и богаче король, он император. Религия им пригодилась, чтобы народы держать в страхе. Внушать, что император поставлен на трон богом, а посредником выступает церковь, поэтому дети наследуют титул. Именем Бога проливалась кровь, казнили неугодных бояр, самозванцев и претендентов на престол, учёных. Религия, как цемент, помогала складывать такие устои в государстве, чтобы оно укреплялось. Язычество, когда каждый молился своему Богу – дереву, камню, Солнцу, осталось позади, оно в прошлом. Но оно осталось в каждом из нас в виде любви к природе. А христианская религия за тысячу лет на Руси много чего сделала полезного. Общество, которым правит религия, карабкается в своём развитии постепенно, словно человек с завязанными глазами вверх по той горе, а затем выползает на скалы – и не видит и не знает, за что бы уцепиться, и разбивается. А при социализме человек – высшая ценность. Его здоровье, его интеллект, его высокий нравственный потенциал принадлежат государству, и оно ежедневно заботится о человеке, это и есть политика. Цена каждого в том, на что он способен. Какой след оставит после себя – дом, города, парки, сады и леса, детей? Но… каких? Надо сделать так, чтобы вся планета Земля стала цветущей, нетронутой и заповедной, а человек был на ней созидателем. Иначе можно уничтожить вокруг себя всё! И никого и ничего после себя не оставить. Это и есть путь к вымиранию и гибели цивилизации. Выбор есть у каждого!.. А всё начинается с малого: как себя ведёт человек, есть ли у него в сердце любовь, а в голове разум.

– Ты мудр, как Ленин.

– Нам в техникуме повезло на учителя. Ничего нового я не открыл. А вот преподаватель был очень непростой, бывалый человек. Попивал изрядно, но это оттого, как он говорил, чтоб снова не отправили за границу в разведку. Ну, не хотел он жить на Западе в условиях капитализма. Он не верил, что коммунизм за двадцать лет построят, забуксовало, говорил, что-то общество, энтузиазм революции угасает. Цель-то хорошая, коммунизм, но не видимая отчётливо. Чтобы построить коммунизм, как говорил он, люди должны совершить культурную революцию прежде всего в умах, должны стать совсем другими, очиститься от зависти, злобы, стяжательства, от мысли кому-то причинить душевную боль, одним словом, избавиться от всего негативного, низкого, грязного в помыслах и делах. Должны стать совершенством. И сделать это сами по указке своего сердца и отвечать только перед своей совестью. Надо каждый день задавать себе вопрос: совершенен ли ты или надо над чем-то ещё поработать, отказаться от недостойных поступков? Как говорил комсомолец и писатель Николай Островский – от всего подленького, чтобы не жёг позор за своё прошлое. Вот в этом ориентир заложен. А когда и насколько совершенным человек станет, это вопрос. У общества и государства должна быть идея, это как флаг в руках. Тогда, может быть, что-нибудь и получится. Ведь человек рождается с талантом, его лишь разглядеть надо, у каждого от природы заложены какие-то наклонности – рисовать, петь, изобретать, и надо дать развиться этим способностям. У меня в детстве друг был по школе Лев Глуховский, он занимался в судостроительном кружке и меня туда затянул. Я даже лодочку какую-то начал мастерить, но не моё это, не загорелся. Морская стихия не по мне, меня тайга манит. А Лев в Ленинграде окончил морское училище, стал помощником капитана. Как-то в Лондоне во время стоянки читал в библиотеке в подлиннике Шекспира. Вот это я понимаю, какая у парня оказалась степень целеустремлённости, трудолюбия и усидчивости! Ему удалось в совершенстве овладеть современным английским языком, и он смог понять текст, написанный на старом английском!.. Каждый должен сам добиваться совершенства своих возможностей. Коммунизм наступит тогда, когда не станет тюрем. Если там отсиживают свой срок люди, то в этом виновато государство. Если это опасный для общества и неисправимый рецидивист и у него что-то не в порядке с генами, то его надо лечить, исправлять его гены. Если талант реализован, человек испытывает от этого гордость, что он человек с большой буквы, что он приносит обществу радость уже только тем, что он есть, что у него прекрасная семья, прекрасные дети и вообще всё прекрасно. Это и есть рай на земле, а не в заоблачном пространстве, и то после смерти.

Мурачёв молчал. Мужчины допили квас, ароматный и терпкий, хлебный. Поблагодарив за угощение и приём, Сергей поклонился хозяину и вышел из избы. Мурачёв проводил до калитки, крепко пожал руку.

– Да, задал ты мне загадку разгадывать под старость лет. Всё это на сказку похоже. А сказки деткам тоже надо придумывать. Даст Бог, что-нибудь у молодых и выйдет. Да мало таких сказочников, как ты. Поживём – увидим.

Раньше всех зарделись молодым красным соком высоченные красавицы вековухи ивы – реликтовые деревья чозении, в обхват, а то и больше, толщиной, дожившие до наших дней с ледникового периода. К середине апреля отцвели по склонам сопок в окрестностях Кавалерово и лещина, и ольха, и берёза. Берут пчёлы с них пыльцу и нектар. Постепенно, после зимней полусонной жизни, набирают силу пчелиные семьи. С каждым весенним днём добавляется и чуточку тепла. Чернеют дубы, темнеют малахитом осинники, глянцем отливают стволики черёмух, лопаются почки на бледно-зелёных лиственницах. На покатых оживающих сопках разлились озёрца багульника, они перекатываются через хребты и сливаются в розовато-светлое цветущее море. С высоты птичьего полёта оживающий Сихотэ-Алинь и его отроги стали похожи на застывшую череду волн.

Отражаясь в росе на листьях багульника, вставало над утренним розовым горизонтом красное солнце.

Перед уходом на работу Сергей глянул в зеркало на стене в прихожей, как он выглядит в отглаженной с вечера форме помощника лесничего, поправил звёздочку в петлице. «Скоро их тут будет три!» – и прикинул, где прикрепит очередную. Причесав волосы, надел фуражку с золотистым гербом лесной охраны, остался доволен собой. Глянул во двор Ломакиных, не появилась ли на крыльце Лена. Подождал немного, чтобы вместе идти по дороге в лесхоз.

– Привет! – обрадовался он.

– Привет! – Лена отметила, что он успел загореть на свежем воздухе, выезжая на пожары и лесные деляны, а тёмные глаза и чёрные вразлёт брови делали привлекательным обветренное лицо.

– Папка попросил напомнить тебе, чтобы ты выписал лесной билет пасеку вывезти на ключ Болотный.

– Куда торопиться? Успеем выписать. Всё в наших руках! Ещё полтора месяца впереди до лета.

– Так спокойнее, а то придёт кто-нибудь из общества пчеловодов и потребует. Место-то свободное пока.

– Вчера вечером мне Фёдор Басаргин тоже напоминал про ключ Болотный. Вчетвером, выходит, стоять будем. Фёдор, его дядька Николай Тихонович, твой отец Пётр Иванович и я. Один улей у Фёдора купил и ещё девять у какого-то дедка, занемог он. Деньги ему отдал, улья во дворе у него до мая месяца постоят, а он пока учит меня, как за ними ухаживать, улья почистить, пересадить, какие рамки перетопить на воск, какие оставить, – опытом делится, мне с ним интересно. Теперь у меня весь свой инструмент есть: и пчеловодный, и плотницкий, фляги, маски, дымарь, стамески. Даже палатка досталась. Надеюсь, что я тоже мёда летом накачаю.

– Быстро ты обжился!

– Осенью на орехах заработал.

– Для начала неплохо. У нас больше двадцати уликов пчеловоды не держат.

– Отчего так?

– Мёд качать с липы не успевают, а улья с рамками, полными мёда, перевозить не получается – они тяжеленные, плечики ломаются, рамки портятся, и мёд вытекает из улья.

– Болотный ключ и пчёлы как-то не сочетаются в моём понимании. Что там Пётр Иванович присмотрел?