Страница 16 из 39
Девадзе показал на рядок с пятилетними саженцами кедра, направление лесополосы и ориентиры, по которым выходить из леса на дорогу.
– Сабираемся в пьяать часов, – напомнил он. – Нэ потэряйся, прашу тебя очэнь! – и скрылся с бригадой за берёзами.
Сергей огляделся, определив стороны света, взял ориентиры на противоположные сопки на юге. Встав спиной к северу, посмотрел, куда падает тень утром, и прикинул, где она должна быть вечером. Наточил топор и принялся вырубать кустарник, берёзы и осину. Хворост и стволики аккуратно сложил в штабельки. Он вспомнил лекцию, как происходит разложение листьев, веток и древесины грибами и бактериями, как они превращаются в лесную плодородную почву, становятся питанием для корней кедра. Первый день работы в лесу прошёл быстро. Хотя с непривычки ныла спина, Сергей был доволен тем, что он нужен лесу.
Солнце клонилось к закату, послышался длинный призывный сигнал автобуса, Сергей вышел на лесную дорогу и зашагал на звук. Ему встретилась Евдокия Алексеевна, техник-лесовод. Она с блокнотом в руке шла от одного штабеля к другому, замеряя рулеткой высоту, ширину и длину, высчитывая объем выполненной работы, чтобы выписать наряд на заработную плату.
Люди устало выходили из тайги к автобусу. Сергей устроился у окна и смотрел на склоны гор, плавно уходящие ввысь, покрытые кедровой тайгой, дубняками, ельниками, смешанным лесом. Какой мизерный участок ему удалось осилить за день и сколько потребуется времени и сил, чтобы ухаживать за тайгой так, чтобы она оставалась богатой и щедрой! На это мало будет и вечности. А вот уничтожить хватит и одного века.
Он вспомнил описание леса Арсеньевым: тогда, семьдесят лет назад, осенью ревели изюбры, и эхо разносило эти звуки, сладостные слуху, наполняло лес жизнью. А сегодня за весь день он не услышал и не увидел ничего такого, что бы напомнило о богатстве мира зверей и птиц вблизи районного центра.
Автобус, натужно повизжав шестернями коробки передач, увеличил скорость, покатил всё быстрее, шурша резиной колёс по асфальту. Сергей вспомнил Лену и подумал, насколько мудро поступил её отец, посоветовав стать бухгалтером.
Автобус в посёлке остановился на знакомой улице, Сергей попрощался с лесниками, забрал свой рюкзак и поспешил к дому Севастьяновны. Проходя мимо дома Ломакиных, он заметил, что Лена вышла из коровника с ведром, обвязанным белым платком. Они издали кивнули друг другу. Сергей так захотел парного молока, что, зайдя в дом, первым делом спросил хозяйку:
– А у нас не осталось молочка тёпленького, парного?
Севастьяновна засуетилась, поставила на стол кринку, кружку, отрезала хлеба.
– Щи будешь?
– Буду и щи, и всё, что найдётся. Намахался топором с непривычки, аж спина гудит.
– Я тебе и баньку подтопила, сходи попарься.
– Спасибо, это уж точно, после неё словно заново на свет народишься.
Перед сном Сергей ещё раз глянул в окно на усадьбу Ломакиных, там свет в окнах погас.
Утром он поймал себя на мысли, что первым делом вспомнил о Лене, и прикинул, во сколько же надо выйти из дома, чтобы встретить её по пути на работу. Из окна веранды заметил, что девушка вышла из калитки, и поспешил.
– Доброе утро! – поприветствовал Сергей, улыбаясь и слегка наклоняя голову.
– Привет! Поджидаешь? – Лене стало приятно внимание парня.
– Да как-то веселее за разговорами. Нам же по пути?
– Это так.
– Ты вчера говорила, что отец работал в заповеднике?
– Да, его после института направили, он очень хотел охранять первозданную природу.
– А в Кавалерово почему вернулись?
– Это моя родина. Нашей фамилией распадок назван неподалёку от села Богополье. Прадеды наши первопоселенцами тут были, тогда крестьянам по столыпинской реформе сто десятин полагалось. Дед в революцию был командиром партизанского отряда в Богополье, а отец на войне был тяжело ранен, его родителям даже похоронка пришла. А соседняя падь называется Деревянкина, по бабушкиной линии. И дом у нас тут в посёлке оставался, так что было куда возвращаться. Да и причина появилась: не захотел папка в заповеднике после одного случая работать. Учёный человек, научный сотрудник, таксидермист, чуть до инфаркта его не довёл.
– Он же крепкий человек, фронтовик, войну прошёл. Всякое видел.
– То война. Там одни законы. А то мирная жизнь.
– Если не секрет, что там произошло?
– Нашёл папка на берегу залива раненного в крыло розового аиста. Возмутительный, конечно, поступок. Хотелось ему браконьера наказать, но сделать задуманное не получилось. Возможно, кто-то приезжал в Терней в гости, к морю прокатился, пострелял да и скрылся. Заповедная ведь зона. Папка подобрал раненую птицу и домой привёз. Мы всю зиму за ней ухаживали, и она привыкла, стала ручной. Аиста Чапой назвали, жил он в курятнике. С первых дней весны стал подниматься на крыло, пробовать силы и поджидать свою стаю. Сделает несколько кругов над Тернеем – и опускается во двор. Радости нашей не было конца. Мы размечтались, что он вернётся с подругой, совьёт гнездо неподалеку от посёлка, а то и в нашем дворе, на крыше дома, выведет птенцов. Но случилась беда. Родители были на работе, я в школе. И надо же было, чтоб учёный из заповедника заметил, как в небе летает редкая птица. Покружив над посёлком, она приземлилась в нашем дворе, спокойно расхаживала и клевала с курицами зерно. Он-то знал, что розовые аисты – это редчайшие в мире экземпляры, их осталось на всей планете всего десять пар, и они под охраной ЮНЕСКО. А тут вот ходит непуганый. Его забила мелкая дрожь, затрясло от удачи и возможности заиметь в своей коллекции бесценный экземпляр. Этот дубина от науки побежал в свою лабораторию за хлороформом. Легко подманив птицу, накинул мокрую тряпку на голову и задушил. Наш сосед увидел это кощунство, побежал спасать Чапу, но было уже поздно. Таксидермист с обмякшей птицей под мышкой скрылся. Сосед позвонил в лесничество. Отцу стало плохо, и его отправили в больницу. Он из своей палаты подолгу смотрел в открытое окно на синее небо. И вдруг услышал журавлиный клик. Три розовых птицы делали круг за кругом над посёлком, выкликивая к себе нашего любимого Чапу. Отец не захотел больше общаться с учёными, уволился из заповедника, и мы переехали в Кавалерово.
– Грустно, семейная пара трагически не состоялась, а могла бы оставить потомство. Неужели учёный мог так поступить? – размышлял Сергей вслух, шагая рядом с Леной.
– Папка говорит, что птиц и зверей, занесённых в Красную книгу, на планете много. И каждое государство ограничивается тем, что не мешает исчезать виду, является как бы посторонним наблюдателем. Если человек приручит зверя или птицу, считается, что он обрёк их на гибель. А, по-моему, нужен закон, нужна государственная программа для всех заповедников мира. Отловить сеткой можно было бы эти две пары, отбирать из гнезда оплодотворённые яйца хоть всё лето, по одному, по два – и в инкубатор. Птица будет докладывать яйца, у неё инстинкт такой, вот и проблему можно решить, сохранить вид. И на одного полезного учёного в заповеднике стало бы больше, если ему создать условия.
– Да, конечно, ты права, нужна такая программа. И не только для заповедников. И лесхозам, и коопзверпромхозам не мешало бы делать всё возможное, чтобы увеличить численность зверей и птиц. Я вчера за весь день в лесу зайца даже не увидел, фазана или рябчика.
Дойдя до конторы лесхоза, они, молча попрощавшись, улыбнулись друг другу, и Сергей свернул в дом лесничества, а Лена – в бухгалтерию.
Шестого октября 1972 года на склоны Сихотэ-Алинских гор налетел ураганной силы северо-западный ветер. Свинцово-тёмные тучи застлали небо. Тайга стонала. Шквалы ветра врывались один за другим на вершины сопок, стегали неутихающим ливнем тайгу. Падая на землю, со стоном охали стволы елей, не удержавшихся корнями за камни и почву. Штормовой силы ветер свирепствовал в тайге всю ночь и не давал зверью покоя: те в ужасе пробирались сквозь чащобу, спускались в низины южных склонов распадков, жались к скалам и скалкам, ища затишья. Наутро ветер поутих, рваные облака убежали к морю, и небо прояснилось. От ледяного ветра ещё вчера зеленоватые шишки на кедрах приобрели светло-коричневый оттенок. Янтарные капли смолы проступили по краям чешуек, они тускловато поблёскивали на солнце, давая понять: орешки обрели восковую спелость, и человеку пора в тайгу собирать урожай.