Серебро. Полночь оборотня

А он как специально расстегнул ворот.

– Живу хорошо. Учусь так себе, – промямлила я.

– Почему?

– Скучно. Вот скажи, зачем мне геометрия?

Вито хмыкнул и поднял на меня насмешливый взгляд.

– Чтобы не вышивать криво? Любая вышивка состоит из сочетания геометрических фигур. Даже если ты создаешь цветочный узор. Покажи мне свое рукоделие.

Я цыкнула, бросила совок, отчего уютную тишину разрушил неприятный лязг, нехотя принесла корзину. Вот зачем ему? Чтобы лишний раз поиздеваться над моей безрукостью?

– Да, с геометрией у тебя однозначно плохо, – он расправил вышивку, которой даже канва не помогла – нехитрый орнамент съехал набок.

Я громко фыркнула.

– Кому сдались эти салфетки–подушечки? Центральная улица забита лавками, где красивых поделок море. И их создают не изнеженные барышни вроде меня, а опытные мастерицы. Так ради чего стараться? Пошел и купил.

– Ты не понимаешь. Вышивая, ты приучаешь себя к усидчивости и терпеливости, развиваешь глазомер, выкраиваешь время для спокойных размышлений. Ведь думаешь о чем–то, когда занимаешься рукоделием?

– Злюсь. И считаю время, когда мэсс Тира прекратит мои мучения. Как по мне, так лучше звук горна, рык зверя, лай собак и самой лететь верхом на коне. Чтобы ветер в лицо. Один на один с опасностью. А если вдруг враг, то я с кинжалом, а не с этими вот нитками–иголками.

– А ты представь, что игла и есть кинжал. И чем увереннее ты вонзаешь ее в ткань, тем точнее поразишь противника.

Брат вдруг оставил кресло и стремительно, не забыв прихватить камзол, удалился в свои покои. Его комнаты находились в начале коридора, напротив отцовских. Мне же принадлежали торцевые помещения, где окна располагались так удобно, что я могла со всех трех сторон обозревать дворцовый парк.

– Даже спокойной ночи не пожелал, – проворчала я, с ненавистью заталкивая разворошенное рукоделие в корзину. Пнула совок, который печально скрежетнул по полу. Проговорив про себя кучу ругательств, подслушанных у королевских гвардейцев, рухнула в нагретое братом кресло.

Но Вито неожиданно вернулся. Бросил мне на колени холщевый мешочек.

– Что это? Подарок?

– Глупая, – наклонился и вытряхнул аккуратно свернутые вышивки.

– Хочешь упрекнуть меня искусным рукоделием какой–то влюбленной в тебя дурочки?

И вновь меня скрутила вспышка ревности к незнакомке, со старанием вышивающей для Аурелио.

– Это мои работы. Когда твой отец взял меня в семью, мне стукнуло тринадцать. И оставалось лишь два года до поступления в академию. Времени было слишком мало, чтобы успеть освоить прорву того, что рожденные богатыми получали с пеленок. Я упорно добивался, чтобы пальцы мои были ловкими, взгляд острым, голова занята дельными мыслями, а тело умело подчиняться воле. Думаешь, мне не хотелось вернуться на улицу, быть независимым, бегать с ватагой равных? Пусть не знающих что такое горячая еда и крепкие ботинки, но свободных. Я тогда многое бы отдал, чтобы вернуться в подворотни.

Я подняла на Аурелио непонимающий взгляд.

– В подворотни? И об этом ты мечтал, имея устроенную жизнь?

– Не попробовавший не понимает, как, насмерть замерзнув, отогреваться теплом друзей, прижавшихся к тебе на худом тюфяке. И как здорово плевать с высокого моста в реку и смеяться в полный голос, не обращая внимания на людей, в презрении морщивших носы. Не вкусивший свободу не знает, что потерял. Но я был благодарен твоему отцу, подобравшему мальчишку с улицы. Я упорно занимался собой и верил, что однажды из меня получится отличный защитник рода Сэкхарт.

– Я паршивая овца в нашей семье, – мне сделалось стыдно.

– Нет, я не позволю тебе так о себе думать. Я сам займусь твоим воспитанием. Отец только портит тебя своей любовью.

– Разве ты приехал не для того, чтобы сопроводить меня на бал? – я поерзала, понимая, что вот этот, стоящий передо мной мужчина, вполне серьезен. И та самая свобода, о которой брат с упоением говорил, для меня закончилась.

Но я не из тех, кто быстро сдается. Стоило прощупать почву. Может, все не так плохо? Ну наймет для меня Золотце кучу суровых учителей, а сам вновь исчезнет на пару лет и лишь в письмах будет интересоваться моими успехами.

– Час назад я тоже думал, что задержусь здесь только до бала. Сорока дней вполне хватит для общения с родными, но…

– Думал–думал и передумал? – я попробовала повторить за братом и иронично поднять бровь. Судя по тому, как он, глядя на меня, поморщился, не получилось.

– Придется кое–кем всерьез заняться.

– Вот это да! Ты сделал вывод, что я нуждаюсь в помощи, лишь посмотрев на мою корявую вышивку?

– Я тебя очень люблю.

– Но не позволишь натворить глупостей, да? Слушай, а ты давно вернулся? – я спросила не просто так. Подозревала, что кто–то уже нашептал Вито о моей слишком вольной жизни. Ну в самом деле, трудно же представить, чтобы взрослый мужчина, имеющий кучу обязанностей, вдруг решил остаться в столице из–за моего отвратительного владения иглой?

– Я в городе уже неделю.

– Отец хоть в курсе?

– Да. У каждого из нас есть личная жизнь, – Вито занял противоположное кресло.

– Ты устроил себе каникулы! – я выбралась из своего и, наклонившись, двумя пальчиками оттянула кружевной ворот брата. Шумно втянула носом воздух. – М–м–м, как пахнет!

– А от тебя отвратительно. Прав отец. Плохие духи.

– И кто она? – я не позволила увести разговор в сторону. – Ты собираешься представить ее папе?

– Нет, – на щеках Аурелио появились пятна.

– Продажная женщина? – я сузила глаза.

А что? В столице полно увеселительных заведений, где мужчины не брезгуют провести время. «Очищающая магия обезопасит любовников от нежеланных последствий». Откуда знаю? Во–первых, об этом кричат зазывалы, стоящие у домов страсти. Хочешь–не хочешь услышишь, даже если едешь в карете по центральной улице. Конечно умолчу, что однажды мы с моей подругой Шелли так и вовсе прогулялись по Нескучному переулку. Едва ноги унесли. Но было весело.

Во–вторых, в высшем обществе какие только разговоры не ходят. Взять хотя бы братьев Шелли. Уж они–то не стесняются в описании своих постельных подвигов. Хорошо, что Свирг и Готвер не догадываются, как хорошо их слышно, если приложить фарфоровую чашу к стене и прижаться к ней ухом.

– Летисия, прекрати, – брат нахмурился. – Тебе не подобает говорить о таком.

– Веселая вдовушка? – я смотрела, как отсветы пламени играют в волосах Вито, а сама прокручивала в голове все те же подозрения. Кто она? Я ее знаю? А вдруг у них все серьезно?

Но брат успокоил.

– Ничего особого. Временное увлечение.

– А теперь ты полностью свободен? Ну, раз решил посвятить свою жизнь мне? Если ты еще не осознаешь, во что ввязываешься, то поясню – у тебя не будет ни минуты свободного времени.

– Даже ночью? – он скептически поднял бровь. Вот ведь умеет делать это красиво!

Хотела ответить «особенно ночью» и для важности покивать головой, но побоялась насторожить брата. Если он заподозрит, то установит слежку и однажды выяснит, что со мной делается в час волка.

– Ну разве что ночью, – кисло согласилась я.

Я не представляла, как круто изменится моя жизнь. И это я угрожала Вито, что у него со мной не будет минуты покоя? Как же я наивна!

Не знаю, что он сказал отцу, но внезапные отлучки Золотца по государственным делам прекратились. Папа смотрел на нас с удивлением, но ничего не предпринимал. А когда я начинала жаловаться на мучителя, отделывался расхожими фразами: «Так надо, дочка», «Он желает тебе счастья», «Терпи и воздастся». Или сразу отсылал меня прочь, делая вид, что сильно занят чтением срочного донесения, хотя держит его вверх ногами.

А Вито буквально захватил меня в плен. Без него я не могла сделать ни шага. Он сменил не только привычных учителей и расписание, но и предметы к изучению. Рисование? Долой! Пение? Туда же! Все сделалось гораздо жестче и серьезнее. Учеба в классе завершалась занятиями на воздухе, где напряженные физические упражнения превращали меня в мокрую тряпку, а мой «наставник», непрерывно наблюдающий за мной, светился лучезарной улыбкой. Ух, как она меня бесила!