Страница 29 из 39
– Тебе обзвонились, – строго сказала она Анри.
Традиции были смяты, предки с ужасом перевернулись в гробах, вековые обычаи умерли. Конь споткнулся. Барон с удивлением взглянул на жену. Потом легко для своего возраста спрыгнул с лошади.
– Иди, подожди меня в саду, – шепнул он коню.
Тот кивнул и задумчиво вышел, понимая, что происходит нечто неординарное. Но всё же не удержался и в дверях неодобрительно фыркнул, показав своё отношение к изменению заведённого уклада.
– Что случилось, дорогая? – спросил Анри, дружески погладив руку баронессы. Даже сквозь грубую перчатку он чувствовал нежную шелковистость её кожи.
Баронесса привычно достала из туалетного столика заживляющую мазь и, смазав новую царапину на руке, сказала:
– Получена информация, что там, наверху, решили уничтожить человечество!
– Такое бывало, – невозмутимо заявил Анри, стягивая с рук перчатки. – Вспомни хотя бы Всемирный потоп, и это, как его… – барон запнулся, мучительно вспоминая следующий пример.
– Ну?.. – не облегчила ему задачу баронесса.
– Ну, это. Что-то вылетело из головы. Память…
– Другого примера нет, – заявила Селин. – Тот случай был единственным. Более того, Сам обещал, что подобного более не повторится.
– «…Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду больше поражать всего живого…» – процитировал Анри слова из Библии. Похоже, память к нему вернулась.
– Верно, – одобрила точность цитаты Селин. – Но, похоже, Всемогущий передумал. И получается, что у человечества серьёзные проблемы.
Барон задумался. Он почесал заросший жёсткой щетиной подбородок.
– Дела так плохи?
– Хуже не бывает, – подтвердила Селин. – Тебе надо срочно бриться, потом мыться. И – мне страшно даже подумать об этом – тебе следует постричься, причесаться и надеть костюм.
– Господи! – простонал барон.
– Не поминай Его всуе. Сейчас это не поможет. Я лично окроплю тебя туалетной водой. К вечеру соберутся гости. Все уже едут.
Барон тоскливо подошёл к окну спальни и выглянул в парк, залитый розовым светом восходящего солнца. В глазах его стояли слёзы. Рассвет был красив. Конечно, не так, как вчера, но чувствовалось, что солнце старалось.
– Рожер тебя подождёт, – поняла его невысказанную мысль Селин. – В стойле. Боюсь, у тебя в ближайшее время будет слишком много дел.
Анри склонил голову, опустился на одно колено и поцеловал руку Селин.
– Если бы ты благоволила пронести чашу сию мимо меня… – грустно молвил он. Затем решительно поднялся и двинулся к выходу, разрывая на груди рубаху. – Веди меня в ванную. В руки твои предаю дух мой…
Селин с нежностью смотрела на мужа. Он был красив. Годы совсем не портили его сильное тело, волевое лицо. Они лишь украсили кожу мелкой вязью таинственных иероглифов. Кто-то сказал бы, что это просто морщины. Но Селин понимала, что так скажет лишь глупец, который вдобавок заявит, что белое облако, окружающее голову барона, – просто копна растрёпанных седых волос.
Она вздохнула и вызвала секретаря.
– Вечером у нас приём. Проследите, чтобы барон выглядел должным образом. Гости начнут собираться к семи. Ужин должен быть человек на пятьдесят. Меню утвердите у меня.
– Конечно, мадам, – почтительно произнёс тот, понимая чутьём вышколенного референта, что хозяйка хочет добавить что-то ещё.
Пауза затягивалась. Наконец баронесса нарочито небрежно произнесла:
– И дайте Рожеру чего-нибудь вкусненького. Он любит гренки с солью. Шепните, что от меня… – она слегка покраснела, а возможно, это рассветные лучи так окрасили её лицо.
– Конечно, мадам, – повторил секретарь и поспешно вышел.
«Ближайшие несколько часов обещают быть суетными», – подумал он.
Но даже умный и проницательный секретарь ошибался. Грядущие события нельзя было определить таким заурядным словом. Сюда подходило бы что-нибудь более мрачное и патетическое. Да и вообще, речь шла не о часах, а, скорее, о вечности…
После полудня стали собираться приглашённые.
Максим не любил приезжать в числе первых. Атмосфера вежливых разговоров, вызванная необходимостью убить пару часов, утомляла. К тому же кое-кто из гостей умел проникать в чужие мысли, что требовало постоянного самоконтроля.
К шести часам вечера он сменил два самолёта на арендованную в аэропорту Бордо машину. Ещё через полчаса оказался на подъезде к заросшему лесом холму. Юго-запад Франции, райские места. Многие считают, что всё вокруг быстро меняется, но только не здесь. Вообще-то мир не так уж склонен к переменам, особенно человек. В библейские времена страдали, боялись, завидовали, вожделели. Что изменилось? Образование и доступ к интернету? Но и в Средневековье подростки целыми днями заворожённо слушали заезжих менестрелей и любовались казнями на площадях. Живое аутодафе, да ещё в реальном времени, круче ролика про драку на гей-параде.
Поля, холмы, виноградники, дорога с многовековыми платанами существовали здесь всегда. Цивилизация проявилась лишь в том, что аллею заасфальтировали. Без этой инородной чёрной полосы определить эпоху было бы невозможно. Появись сейчас средневековые всадники, зыбкая реальность не моргнула бы глазом.
Максим свернул на обочину у огромного пня. Здесь в ряду деревьев был просвет, похожий на пустоту выпавшего зуба. Вокруг неподвижно застыли огромные платаны с неестественно гладкими светло-зелёными стволами в бурых пятнах, будто в подсохшей крови. В тени жара всё равно ощущалась. Он открыл дверь машины, вдохнул воздух, пахучий и густой, словно вино, напоённый запахом сотен трав и цветов, разомлевших на солнце. Слабый ветерок внёс сюда тонкий оттенок недалёкого моря и разогретой сосновой смолы. Клетки тела восторженно избавлялись от синтетической атмосферы самолётных кондиционеров.
Максим вышел из машины и присел на пень, стараясь ни о чём не думать, просто впитывая окружающий пейзаж, звуки и запахи. Он пропустил сквозь пальцы жёсткую метёлку густо-зелёной травы. Смял её, ощутив клейкий сок. Вдохнул пряный аромат, похожий на маринад к мясу.
Далеко на вершине холма чёрным размытым пятном среди янтарных стволов и тёмно-зелёных крон угадывались башни замка. Отблески вечернего солнца вспыхивали на далёких окнах и каменной слюде черепицы.
Посидев минут пятнадцать, просветлённый духом, с сожалением вновь забрался в машину. Скоро дорога упёрлась в высокие металлические ворота. Максим кивнул видеокамере. Тяжёлые створки неторопливо и беззвучно распахнулись. Асфальт сменился гравием.
Обыденный мир с идеалистическим пейзажем французской провинции остался позади. Вокруг темнел мрачный дубовый бор, заросший подлеском из колючего вечнозелёного кустарника с мелкими и острыми, как бритва, листьями. Прогуляться по такому лесу можно было бы разве что в латах. В чащобе истерично взвыл незнакомый зверь; совсем рядом захрустели сучья. Максим поднял стёкла и порадовался, что никакая тварь снаружи не заберётся. Мощные дубы нависали над машиной, разглядывали гостя, что-то шептали, протягивая корявые лапы.
Неожиданно на ветровое стекло упал бурый лист, похожий на высохшую ладонь с растопыренными пальцами и засохшими скрюченными когтями. Царапнув по стеклу, неохотно соскользнул.
Через сотню метров показалась первая скульптура. Мраморный пёс размером с человека застыл в неустойчивом равновесии, готовый к нападению. Он был укреплён на массивном обломке скалы, опасно торчавшей над дорогой. Зверь безмолвно скалился, демонстрируя острые клыки. Максим ждал этого появления, но, как всегда, возникло неприятное чувство, будто монстр может грохнуться как раз в тот момент, когда будешь проезжать мимо. Правил безопасности здесь явно не соблюдали. Максим подмигнул. Чудовище не ответило. Каменные глаза смотрели строго.
За очередным поворотом мрачные заскорузлые дубы расступились, в просветах между листьями появились золотые пятна сосен. Чуть посветлело. Здесь подлеска почти не было, поэтому в глаза бросались обвалы огромных камней и острые куски вздыбленной породы, сквозь которые непонятно каким чудом прорастали деревья.