Тренинг

Алена облизывала губы и жадно впивалась в Игоря, пытавшегося спастись от парения, хватая стулья и Генку, превратившегося в чумазого крокодила, отбрыкиваясь волосатыми щупальцами с липкими ногтями.

– Вот теперь вы абсолютно расслаблены, – с облегчением произнесла Алена. – В таком состоянии и начинается медитация.

– Медитация? – спросил Артем, – что это?

– То, что происходит с тобой сейчас, – легко пояснила Алена. – Медитация похожа на транс – особое состояние сознания, которое в том числе может быть обусловлено употреблением особых веществ и привести к непредсказуемым последствиям. Гораздо безопаснее управляемое состояние, используемое гипнотизером с помощью набора внушений, значимых для гипнотизируемого. Так испытуемый даже не знает, что находится в трансе. Сейчас особой популярностью пользуются эриксоновские техники – транс без транса. Гипноз без гипноза. Так нас учил профессор, точнее, будет учить. Я опережаю программу. В трансе используется живой язык, звуки образов, а не хрестоматийное повторение банальных паттернов.

– Я снова выпил лишнего, – признал Артем. – Опять не попаду на зачет.

– Зато к тебе пришла благодать, – причитала Алена. – Цени и действуй.

– Уж лучше медитировать, чем на паре сидеть, – вторила Света. – Я улетаю в космос…

Она взметнулась к потолку и тут же приземлилась, а Игорь прочно сидел на полу, прилипнув к мокрому коврику пятой точкой. Его будто придавливало к полу, и если бы не бетонные перекрытия, он бы проломил этажи и пробил грунт, просочившись до карстовых пород или даже до земного ядра.

– Подумайте о приятном. Что вы хотите? – предложила Алена, подогнув под себя колени.

– Я уже ничего не хочу, – прошептал Артем.

– Я хочу Артема, – прошептала Света.

– Ты хочешь меня?

– Да, очень.

– А почему раньше молчала?

– Стеснялась.

– У меня никогда не было женщины, – беспощадно прошипел светило науки.

– А у меня не было мужчины.

– И то, и другое очень даже приятно, – сладко вещала Алена, окутывая трансом душную комнату.

Под лампой нависали клубы табачного дыма, а за окном по-прежнему расцветала осень с моросящим дождем. Где-то возле карниза протекала крыша, и капля за каплей тарабанили по ржавому подоконнику, просачиваясь в щели как в игольные ушки.

Игорь сосредоточенно думал о данностях мироздания, стараясь познать дзен, словно это новое психологическое задание, созданное исключительно для него.

– Вы в особом состоянии сознания, – звучал пронизывающий голос. – Чувствуйте, как все ваши клеточки наполняются теплом, вы отданы сами себе, вы слушайте только мой голос, и вы принадлежите мне. Настраивайтесь на неповторимый ритм. Я слышу, как бьется ваше сердце. Оно просит отдыха, оно отдыхает. И ваши сердца стучат в такт моим словам.

Дальше воцарилось молчание. Игорь ощутил себя трехмерным, будто видел боковым зрением, что происходит за спиной и сквозь стены. Вот он просочился через потолок и сквозь матрас заметил спящего задрота в семейниках, а вдоль раскладушки потрепанный том Карла Маркса под названием «Капитал» и кипы оторванных страниц. А затем он спустился ниже и увидел сплетение двух нервных тел, которое то сжималось, то расширялось, и входило друг в друга, образовывая плазменное пятно, а Игорь становился немым свидетелем перерождения, не испытывая никаких чувств.

– Вы переполнены любовью и ненавистью, радостью и злобой, знаниями и незнанием, но вам удивительно спокойно, – убеждал небесный голос. – И вы слышите, чувствуете, как расслабляются ваши тела, а за ними расслабляются ваши души, и я вызываю в вас ощущение мира и добра.

– Добра… – стонал Артем, – добра… Нам так его не хватает. Как сделать так, чтобы добро победило зло? Чтобы вокруг воцарилась благодать? Добро или зло…

– Я только на стороне добра, – уверяла Света. – в таком состоянии много добра. Добро не побеждает зло. Добро вместо зла. Зло – это добро, а добро – это зло.

И даже в Игоре проснулся дар речи:

– Я испытываю похожие ощущения. Мне кого-то не хватает, кого-то не хватает именно сейчас. Хочу завернуться в клубок, хочу погрузиться в кокон…. Но мне не хватает…

– Держись, – поддерживала Алена, – все придет, и ты не заметишь, как обретешь то, что ищешь. Всему свое время.

– А мне почему–то плохо, – зашевелился Гена, ерзая по полу босыми ступнями, будто пиная мяч.

– Тебе хорошо, – внушала Алена, – плохо – хорошо, а хорошо – это плохо.

– Я ощущаю себя беспомощным, – жаловался Гена, – абсолютно безруким мальчишкой, не могу подняться. Ноги не слушаются. Им плохо без рук. Руки – это опора, а ноги – придают равновесие. Я все привык делать руками. А теперь я – ничто, ноги – это ничто. А руки – все.

– Оставь.

– Что оставь?

– Оставь свои руки.

– Навсегда?

– Брось! Они вернутся к тебе.

– Ты уверена?

– Будь уверен и ты!

Стало невыносимо жарко. Игорь расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, а Гена усердно потел в заляпанной пятнами майке. Девушки покачивались в такт снизошедшей небесной музыке, похожей на классические сонаты безымянных композиторов. Игорь пытался угадать ритм, мелодию, автора, но вместо разгадки погружался в манящую тайну небытия.

Потерялось течение времени. Прищурившись, Игорь заметил, как в комнату через окно проникли странные фигуры – рыжий паренек с бакенбардами и набитым рюкзаком и девочка в шерстяном платье, похожая на дюймовочку. Незнакомцы бесцеремонно примостились рядом и стали допивать водку.

«Вот он где – настоящий Карлсон» – подумал Игорь, хотя пропеллер не разглядел и решил, что тот держит моторчик в рюкзаке, надевая исключительно по необходимости.

– Рыжий? – спросил Игорь, протягивая ладонь, – где пропеллер?

– На крыше оставил, – пробубнил рыжий, опрокидывая стакан и превращаясь в крота.

Тут Игоря осенило, что он тот самый подземный тиран, скрывающий бедную девочку в глубоких норах, приковав ее цепью к глиняным камням.

– Рыжий крот?

Ответа не последовало, и только прежний голос отзывался в груди.

– А теперь попробуйте изменить в себе что-то, пережить новое состояние. Кем вы бы хотели стать в будущем? Настройтесь на свою волну, думайте и меняйтесь.

Испытывая невесомость, Игорь просил покаяния за плохие проступки и урывками перечитывал молитву, а затем перебирал в уме символ веры. И воображаемое спасение приходило, он внимал откровения, ощущая нетленным мозгом благодать перемен.

Света хотела большой и чистой любви в зеркальной усыпальнице с золотистыми окнами и ослепительно радужными занавесками, прося принца, а не чудовища, гордилась невинностью, и музыка убаюкивала ее как младенца в люльке. Геннадий представлял, как грызет оранжевый мяч как грецкий орех и ломает зубы. Мяч упругий и скользкий, из прокусанных дырок проливается свет. Он вцепился ногтями в дырки и отдирает кожу, надламывая мяч пополам как глобус. Шар надломился и обнажил на мгновение свет, а затем пришла тьма и поглотила Гену. Шар разлетелся на тысячи осколков, превратившись в пыль, окутав дрожащий организм. Пыль впитывалась в кожу серебряными точками. Гена понял, что теперь абсолютно свободен, и только ему одному известно, куда идти, и зачем.

А Артем представлял, что летал на оторванных страницах учебника биофизики, собирал с паркета крышки и тут же бросал их вниз, попадая точно во вредных преподов, поднимался вверх со скоростью света и так же победоносно спускался, рисовал одним движением пальца, словно указкой, немыслимые задачи, заставляя доцентов и профессоров решать ребусы, а кто не справлялся, то подлежал наказанию – битью розгами до крови. Артем вершил правосудие, определяя, кого казнить, кого миловать? После страшного суда он раскаивался в совершенных злодеяниях, ибо он не судья, а всего лишь пьяный студент отличник. Дальше он полетел на встречу к Свете, остановил ее нерадивого принца, выгнав из спальни, и остался наедине с любовью, и был вознагражден за старание и верность.

А о чем думала Алена, осталось загадкой. Как ни пытался, Игорь не смог узнать ее тайны, так как разум ее закрыт посторонним, нет туда входа и нет выхода, и знать о сокровенном ему не положено, потому как не дорос он до понимания девичьих откровений.