Страница 8 из 20
– Какой глаз, а? Правый или левый? Выбирай! Ни одна девка на тебя не взглянет больше… Ну? Правый или левый, а? Кричи, щенок, – приказал твёрдо Аин.
Но Арольд молчал, в горле так пересохло, что даже воздух проходил в него с превеликим трудом, будто дышишь через толстое одеяло.
– Слышь, Аин, граф же просил его не калечить… – подал голос один из его товарищей-наёмников, и Аин резко перевёл взгляд на лицо говорившего: высокого, среднего возраста и с ярко выраженными залысинами, отчего лоб его казался высоким, а лицо узким.
– Не бойся, Гарт, я с графом договорюсь. Скажу, извини, милорд, немного перестарался… рука сама соскользнула, но, что поделаешь? Новый же не вырастет уже…
Второй наёмник над головой Арольда издал хриплый смешок, оценив шутку товарища. Арольд же только сипло выдохнул в ладонь Аина.
– Если хочет глазки сохранить, надо только крикнуть, громко крикнуть. Кричи, парень, кричи так, как ещё не кричал. А?
Он резко чиркнул лезвием и порезал скулу под левым глазом, Арольд дёрнулся назад от неожиданной боли, но сумел отодвинуться всего на чуть-чуть.
– А может, тебе отрезать ухо? Отрастишь потом волосы, прикроешь, никто и не заметит, а?
Холодное лезвие уже было за мочкой левого уха, и Арольд снова попытался повести подбородком, но рука Аина держала его крепко, очень крепко.
– Будешь, мальчик, безглазым и безухим… Но слышать-то можно и без уха, а вот глядеть без глаза не получится. Веришь мне? А? – Аин дёрнул лезвием – и Арольд почувствовал, как кровь из пореза за ухом потекла вниз по шее.
– Кричи, парень, кричи. Чего тебе стоит? Ты же кричал, когда был младенцем… Младенцами все кричат. Пусть мама послушает и прибежит баюкать тебя на руках. Ну?
Аин оставил ещё один порез теперь вдоль щеки сверху вниз. Арольд дёрнулся всем телом, зазвенел цепями на ногах и руках и сумел шепнуть в расслабленную ладонь, державшую его за подбородок:
– Не надо… пожалуйста…
– Пожалуйста? – Аин рассмеялся вдруг на его просьбу и выплюнул свою травинку в сторону. – Ты говоришь: пожалуйста? Ты знаешь, сколько лет назад я в последний раз слышал это слово?
Тот наёмник, что смеялся до этого, рассмеялся опять, понимая, о чём говорит его товарищ.
– Кричи, парень, или я начну ломать тебе кости… Ты хочешь этого, а? Ты знаешь, что это такое? Или я вырву тебе ногти? Потом переломаю пальцы! Ты этого хочешь, а, парень? Кричи! К чёрту твоё упрямство! Ты, что ли, хочешь переупрямить меня? – Усмехнулся. – Здесь ты проиграешь. Я – осёл, ты знаешь, сколько во мне этого дерьма? А? Да я порежу тебя на гору кусочков одним этим ножичком… Какая мамаша? Ты сам себя не узнаешь. Кричи, парень! Громко кричи! Чтобы мама слышала…
– Я не могу… – шепнул Арольд.
– Не можешь или не хочешь?
Арольд смотрел огромными глазами и чувствовал, как из всех порезов на лице сочится кровь.
«Мамочка… Я так близко от тебя, так близко… Что мне делать?»
Аин достал из кармана маленькие щипчики, какими колют орехи, и щёлкнул ими перед лицом графского сына.
– Ну что, парень, по-хорошему ты не хочешь, значит, будет по-плохому. Давай сюда ручки. Ты у нас кто? Правша или левша? Тебе какая рука нужнее? А? Какая разница, впрочем… Начнём с одной, закончим другой… Кричи, парень, просто кричи, и всё для тебя остановится…
Когда Аин, найдя его левую руку, нащупал мизинец и поднёс щипчики, а потом сомкнул их на втором суставе, Арольд сумел протолкнуть воздух в иссушенное страхом горло и закричал. Закричал в первый раз, но не в последний…
ГЛАВА 7
Она была в своём соларе, просматривала какие-то документы, когда к ней влетел сержант и от дверей начал:
– Миледи… миледи, вас срочно просят на стену!
– Что случилось? – Графиня Эйвин сменилась в лице от дурных предчувствий, даже похолодело неприятно за рёбрами.
– Они держат милорда прямо у стен… Он в цепях…
– Что?! Арольда?! В цепях?! Не может этого быть! Он что, совсем из ума выжил? Как он смеет?!
Она метнулась вслед за сержантом, подхватив подол шерстяного платья, бежала по лестницам вниз и опять вверх, перелетая каменные ступени. На улицу, а потом вверх на стену у башни Святой Анны.
Её мальчик… Её Арольд… Какие цепи? Что Годвин себе позволяет? Её мальчика – в цепи?! Он с ума сошёл! Что он делает? Арольд – сын графа! Её мальчик – наследник Оранта! С ним нельзя так! Он не простолюдин! Максимум он мог потребовать за него выкуп, а до этого выплаты этого выкупа содержать его в почётном плену! Но цепи? Какие цепи?
Она влетела на стену, остановилась, хрипло дыша, и солдаты перед ней расступились, пропуская вперёд, к самым зубцам. Графиня прошла, стараясь не замечать лиц толпившихся солдат. Арбалетчики, лучники, мечники – все в форме, с вышитыми гербами Оранта на груди, лёгкие кожаные доспехи, редко у кого кольчуги…
Сколько мужчин собрано в одном месте! И все они склоняют головы перед ней. Она – их госпожа, она – правительница Оранта. И если граф Годвин пойдёт на штурм – когда граф Годвин пойдёт на штурм! – все эти воины будут защищать стены, этот замок и свою госпожу. Они умрут за неё, умрут за Орант!
– Покажите! – приказала коротко и холодно.
– Подойдите сюда, миледи! – позвал один из офицеров.
Это барон Рейн, он успел прийти в Орант со своими войсками буквально в последний день перед осадой, и сейчас был на стенах, расположившись со своими солдатами практически на всех участках куртин – пространствах между башнями.
– Где? Вы точно узнали его? Как вы поняли, что это он?
Она подошла к зубцу стены. Здесь не было хорд или галерей, их не успели ещё надстроить, но стена здесь и так высокая… остановилась у самого края, видя перед собой зелень раскинувшегося пространства, огромную армию графа Годвина, растянувшуюся и влево, и вправо. А потом она увидела его… своего Арольда…
Его держали за руки два каких-то бугая, а третий лапал за лицо. И да, на нём были цепи. И это был её мальчик! Его узнали многие здесь. Он же приметный.
Какой он родненький для её глаз, её дорогой сыночек… Родные тёмные волосы… Сколько она гладила и перебирала их в пальцах, когда у маленького его сидела ночами или баюкала на руках в дни болезней, когда молилась за него. Это её единственный, ненаглядный мальчик… А эти уроды мучают его… Что им надо? Оставьте его в покое! Отпустите!
– Что происходит? Что они делают?
Рядом уже стоял барон Рейн, он был высок ростом и всегда смотрел на неё так, сверху вниз, и взгляд у него всегда был таким же – немного скучающим, что ли.
– Я не думаю, что его будут пытать… Граф Годвин не позволит…
– А для чего тогда это… всё? – Графиня Эйвин с силой стиснула кулаки, гневно глянула на барона Рейна, будто он в чём-то был виноват.
Так близко… её мальчик был так близко… Что им надо?
И того гонца Киарт отправил назад без письма. Он уже должен был доехать до Годвина. Неужели всё, что сейчас происходит – это ответ на её молчание? Чего он ждал? Что она распахнёт ворота и впустит сюда его самого и армию его головорезов? Как бы не так!
Он не позволит этим людям делать больно её мальчику! Бедный Арольд… А этот третий всё что-то вился вокруг него, по-прежнему держал за подбородок… Какой он лысый, череп так и сверкает! И жуткий, наверное, вблизи-то…
«Держись, мой мальчик… Мама сделает всё, чтобы вернуть тебя… Они не посмеют сделать тебе больно… Ты только держись…»
И тут Арольд закричал! Закричал от боли! Громко и звонко, знакомо так и по-детски, и этот крик ножом полосонул сердце графини Эйвин.
Нет! Что они делают с ним, с её мальчиком?!
– Что?! Что там?! – Она толкнулась вперёд, и барон едва успел удержать её, не позволив упасть со стены замка, закричал своему сержанту:
– Найдите барона Киарта! Срочно!
– Они мучают его… Они делают ему больно…
Графиня билась в руках барона, рвалась вперёд, вцепившись пальцами в каменный угол крепостного зубца. А воины рядом возмущённо загудели. Крик молодого наследника сейчас слышали все, и все понимали состояние матери, которая тоже всё слышала, но воспринимала этот крик по-другому, своим чутким материнским сердцем она иначе чувствовала его.