Страница 5 из 12
Прикосновение его руки заставило её вздрогнуть. Но боли не было, почти никогда. Гермиона лишь чувствовала, как с каждым новым заклинанием прорывалась новая веточка, чтобы подобно татуировке навсегда остаться на коже.
— Давно это началось? — серьезность передавалась ей через воздух, заставляя панику вспыхивать в груди.
— Давно.
Осознание накрыло его секундой больше, когда он на выдохе прошептал. — Орден… Почему ты не сказала?
— Никто не спрашивал, — Грейнджер заметила его мутное отражение в окне напротив. Драко выглядел не просто удивленным, он был в таком ужасе, что его рот приоткрылся, и он все смотрел, бегал глазами по каждой части рисунка, словно не веря, что действительно видит это вживую.
— Он знает?
— Нет.
Малфой снова провел кончиками пальцев по её позвонкам, нежно очерчивая рисунок, и следом за его касанием побежали мурашки. Ей хотелось спрятаться, закрыть узор тканью, укрыть его под собой, обнять тело руками. Настолько обнаженной и физически, и морально она себя чувствовала.
— Некоторые… просто не созданы…
— Да, я знаю, — Драко кивнул. — Нотт погиб от этого в прошлом году, когда получил метку. Он не прожил и пару месяцев.
Тот лучик солнца, пробивающийся сквозь густые черные облака — не дар, а проклятье для любого, кто выбрал не ту сторону. Плата за предательство добра и света.
Грейнджер наконец развернулась, придерживая ткань платья, чтобы заглянуть в глаза Малфоя.
— Что они сделали с тобой?
Смысла врать и увиливать не было. Уже пора было выложить все карты на стол. Уже пора… Она набрала в легкие воздуха и закусила губу, прежде чем заговорить.
— Было задание. На которое мы отправились группой из пяти человек. Нас не предупредили, что при прикосновении к артефакту, который был нужен Ордену, человек получает огромную дозу темной магии и будет проклят.
— Они знали?
— Знали, — Гермиона кивнула. — Гарри знал, Рон знал, Джинни, Кингсли, Грюм. Даже Невилл. Артефакт взорвался у меня в руках. Остальные погибли, а я… — она пожала плечами вновь. — А я получила то, что получила.
— Вот, почему ты переметнулась? — ясность, отвратительная и горькая, заливала все его лицо, заставляя хмуриться еще сильнее. Злиться на них за то, что они так нагло поставили её под угрозу.
Она снова кивнула. — Я подумала, что если и быть на стороне тех, кто так беспрекословно жертвуют другими, то… хотя бы с теми, кто не прикидываются чистейшим добром.
— Они просто пожертвовали тобой…
— Им казалось, что я смогу выполнить это задание в лучшей форме. И это та жертва, которую можно принести ради великой победы над Волан-де-Мортом.
Малфой показал пальцем в воздухе разворот, и Гермиона послушно снова подставила ему спину. Пока он ремонтировал платье, она старалась не жалеть себя, как делала это долгое время до этого. Воспоминания о том случае она прятала глубоко в своих мыслях, и, когда они снова начали затапливать всё вокруг, слезы стали собираться в уголках глаз.
— Как ты объяснила это ему?
— Лорду?
Он промычал утвердительно в ответ.
— Я просто скрыла факт проклятья. Но ему было достаточно и того, что Орден так меня подставил.
— Разве тебя не пытали Легиллименцией под Круциатусом?
— Нас готовили к такому, — мягко напомнила ему Гермиона. — Я знаю, как выдавать то, что нужно, и прятать то, что не для чужих глаз.
Слово «ужасно» почти зависло над ними. Но ведь это война, как могло быть иначе? Не было там никаких проблесков чего-то кроме боли, кошмара и страхов. Драко застегнул последнюю пуговицу у линии роста волос на шее, и Гермиона шагнула назад к столу, чтобы сесть и вернуться к своим книгам.
— Не говори никому.
— Это поставит тебя под удар, не так ли? — он чуть сощурился, высказывая ей легкое недоверие.
— Заставит сомневаться во мне, скорее. Я умру, — она снова дернула плечами. — Нужно смириться и доживать так, как я умею.
— Да уж, Грейнджер. Умрешь из-за этих придурков, а запомнят тебя предательницей.
Она грустно усмехнулась, пару прядей волос упали на лицо, когда девушка опустила голову вниз.
— Но мне ведь будет все равно. У меня нет детей, которым придется с этим жить, нет родителей. Был только Орден, а им все будут сочувствовать.
— Как, девушка, которую предали, умудряется хранить в себе столько благородства? — Драко оперся на спинку соседнего стула. — Я не понимаю.
— Людям нужно во что-то верить, — вернула ему Гермиона интерпретацию его же слов. — Если Орден считается добром и борется за него, то пусть так и остается. Об остальном им знать необязательно.
— Значит, мы оба не верим в идеи Лорда так, как должны, — печально заключил Малфой.
— Тебе с этим жить, Малфой, а мне — нет.
— Не нужно постоянно произносить вслух то, что ты умрешь, — он ощетинился при этих словах, словно ему давили на очень глубокую давнюю рану и вскрывали ее заново. В нем почти прослеживалась злость на то, что Грейнджер так просто сдалась и опустила руки.
— От того, что я это не скажу, ситуация изменится? — спокойствие затапливало все её существо, и это чувство умиротворения и отсутствия страха было ей давно знакомо. У Гермионы не было поводов бояться смерти хотя бы потому, что её жизнь уже давно была разбита на миллионы осколков.
— Нет, — процедил Драко сквозь зубы.
— Мы все умрем. Рано или поздно, — она провела пальцами по корешку книги перед ней, мысленно возвращаясь к Волан-де-Морту и его просьбе. — Я из-за проклятья. Ты, потому что всех Пожирателей казнят. Лорд, потому что он уже стар и слаб. Гарри, потому что ему суждено пожертвовать собой ради великой цели.
— Думаешь, казнят? — надежда, похожая на совершенно ребяческую, промелькнула во взгляде Малфоя. На светлое будущее или на такую легкую и простую смерть? Гермиона медленно кивнула, подтверждая свои слова.
— Любая диктатура рано или поздно рушится. Сейчас, через десять лет, через сорок, да хоть через сотню. Ни один режим, который держит людей в страхе, не может стоять вечно. Значит, даже если он выиграет эту войну, рано или поздно его имперские амбиции его убьют. А новым Лордом стать будет некому, потому что все слишком боялись, чтобы даже приблизиться к такому уровню могущества.
— Он знает о таких твоих идеях? — Драко усмехнулся.
— Боже упаси! — воскликнула девушка. — Нет, конечно, он бы убил меня.
Его молчание стало для неё полным согласием.
— Ты удивишься, но… он сам это понимал. Во время Первой Магической, судя по воспоминаниям Дамблдора. Он был осторожен и привлекал не столько ужасом, сколько властью и идеей. Но перерождение его сильно изменило.
Малфой хмыкнул, довольно многозначительно, сомневаясь в её суждениях: — Отец бы с тобой не согласился.
— Он обязан верить в то, что сказано. Его убеждения должны быть безоговорочными. Как и ваши с Нарциссой.
— На что намекаешь?
— На то, что, может быть, оно того не стоит, — Гермиона сжала губы и глубоко вдохнула. — Может быть, тебе стоит спрятать их обоих до того, как все рухнет. Если хочешь спасти родителей, куда проще не ложиться под Лорда, а бежать.
— Бежать, — и снова грустный смешок. Драко поднял голову к потолку, улыбаясь, горько, как смеются над скорой гибелью. — Может быть, — лишь коротко бросил он, прежде чем развернуться, чтобы уйти.
— Драко! — она впервые назвала его по имени, и это сразу вспыхнуло красной лампочкой в голове. Удивительное созвездие, в честь которого назван не менее удивительный человек… не идеальный, не добрый, но удивительный. По-своему запутанный. — Я не пытаюсь склонить тебя к предательству.
— Знаю. А мне жаль, что всё так вышло, — Малфой обернулся. — Ты не заслужила этого.
Он исчез за дверью вновь, оставляя её наедине с тяжестью в груди, как и всегда. Но этот разговор дался ей тяжелее, чем обычно. Он оставил тот болезненный осадок, который курсировал по венам и с каждой секундой отравлял всё больше. Боль, которая не проходила, сколько бы обезболивающих Гермиона не влила в себя, и сколько бы стен не возвела.