Крестные дети

Самой преданной клиенткой Джеми была Камилла Силкокс, жена совладельца «Крукшанк и Уиллис» сэра Яна Силкокса. Как-то раз, во время званого обеда в честь выпуска займа Маркуса. Камилла сидела за столом рядом с великим магнатом. Во время разговора Маркус упомянул, что у него есть шестеро крестных детей. Всплыло имя Джеми. Камилла густо покраснела и призналась, что знакома с этим молодым человеком. («Он был школьным товарищем моего сына».)

Маркус смерил ее пристальным взглядом, давая понять, что знает больше.

— У моего крестного сына Джеми сеть только один недостаток: он не умеет держать свой член за ширинкой, — сказал Маркус. — И еще пристрастие к наркотикам…

— Уверена, это неправда, — возразила вновь раскрасневшаяся леди Силкокс. — Он кажется таким добросовестным молодым человеком. Думаю, он просто ждет своего шанса. — Маркус многозначительно закатил глаза. — Вы обмолвились, что ищете молодых людей для работы в вашей общественной службе. Почему бы вам не взять на службу Джеми?

Маркус задумался.

— Если бы он только мог выбраться из постели раньше обеда, то я дал бы ему шанс. Это странно, но, скорее всего, у него неплохо получилось бы с общественными связями. Он очень правдоподобно врет.

Так все и решилось. На следующее утро Джеми призвали в «Брэнд-Хаус» и предложили место координатора по связям с общественностью.

С самого начала он проявил себя прирожденным пиарщиком. Его простое обаяние и открытость располагали к нему людей. Очень скоро Джеми обнаружил, что ему дозволялось говорить все, что придет в голову, — журналисты сразу же запишут его слова в блокноты, и на следующий день все сказанное появится на страницах деловых изданий. Ему очень нравилось, когда его именовали «пресс-секретарем «Корпорации Брэнда»». Работа оказалась даже проще, чем ублажать разочарованных домохозяек, да и кормили на новом месте не в пример лучше. Вскоре Джеми стал одним из завсегдатаев Речного зала «Савойя», кухня которого нравилась всем финансовым журналистам без исключения.

Не меньшей популярностью Джеми пользовался и в офисе. Он гениально пародировал Маркуса — весь отдел катался по полу от смеха. Он называл Маркуса крестным отцом, но делал это так непринужденно, что никто и не подумал бы, что он хвастается этим. Через несколько дней половина женского населения шестого этажа «Брэнд-Хаус» влюбилась в юного Темпла.

Единственным, кому новый поворот событий был неприятен, оказался Чарли, который изо всех сил старался скрыть свое отношение к новому назначению друга. Криф не мог не злиться, глядя, как Джеми вьется вокруг Маркуса. Его раздражали регулярные встречи с Джемми и то, как тот «вторгся в его проект с размещением облигаций». Однажды утром, когда Чарли звонил Маркусу с советом о покупке новых акций, в кабинете у крестного уже оказался Джеми. Маркус переключился на громкую связь, чтобы Джеми и Чарли могли слышать друг друга. «Замечательно, — сказал он, — теперь две трети моих крестных сыновей работают на меня!»

С приближением дня выхода облигаций на рынок Маркус становился все более напряженным. Всегда чуткий к любым клеветническим выпадам, он пригрозил нескольким журналистам подать на них в суд, когда они начали задавать вопросы о политике учетных записей «Группы». Предполагалось, что прибыли компании могли оказаться преувеличенными. Вызывали сомнения запутанные связи между дочерними компаниями, которые владели акциями друг друга, и сложные системы взаимного кредитования. Чарли быстро сумел убедить главных инвесторов, что в их компании вся игра ведется в открытую: «У таких успешных людей, как Маркус Брэнд, всегда найдутся скрытые враги. Люди очень завистливы.

Маркус владеет столь внушительным капиталом уже в течение продолжительного времени, и здесь цифры говорят сами за себя». А когда Джеми удалось устроить для Маркуса хвалебную обложку «Форчьюн», его вызвали на седьмой этаж и вручили конвертик с тысячей фунтов наличными.

При содействии Дика Матиаса, Уонкера Уиллиса, сэра Яна Силкокса, Чарли, Джеми и сотрудников «Дью Роджерсон» Маркус устроил пресс-конференцию для аналитиков и инвесторов. Каждый раз, видя крестного в действии, Джеми удивлялся, как хорошо тот держится в любой аудитории. У него был особый дар — он предугадывал вопросы с подвохом еще до того, как они были заданы, и не стеснялся откровенной предвзятости аналитических данных, которые в мгновение ока превращали недостатки в самые очевидные достоинства.

В четверг тридцатого сентября 1986 года «Группа компаний Брэнда» выпустила двести пятьдесят миллионов акций, что соответствовало четверти капитала компании. Стоимость одной акции составляла два фунта тридцать пенсов, таким образом, стоимость всей компании равнялась двум и трем десятым миллиарда фунтов стерлингов. К концу первого дня торгов акции достигли отметки в три фунта пять пенсов.

Чарли Криф, который курировал процесс, в этот день заработал сто тридцать тысяч, что, по его мнению, не вполне соответствовало его заслугам.

Глава 26. Сентябрь 1986 года

Спустя шесть недель после своего переезда в Лондон Абигейль Шварцман повстречалась с Джеми Темплом на автобусной остановке напротив администрации района Челси.

Им потребовалось несколько минут, чтобы узнать друг друга, — со времени танцев у Маркуса в Вест-Кандовер-Парк прошло уже почти десять лет, а их каникулы в «Лифорд-Кей», когда Абигейль налегала на шоколад и картофельные чипсы, были уже тринадцать лет назад.

— Абигейль?

— Джеми? Глазам своим не верю! Это действительно ты в этом костюме?

Они оба изменились практически до неузнаваемости. Абигейль, которой исполнилось уже двадцать девять лет, была на двенадцать килограмм легче, чем в шестнадцать. Облаченная в спортивного кроя брюки «Донна Каран» и соответствующий бесформенный пиджак, она осталась такой же пышной, но теперь уже без капельки жира. Она была идеально ухожена, короткие черные волосы были роскошны, а макияж подчеркивал изящные черты лица. Джеми был одет в свой рабочий слегка измятый серый костюм от «Пьеро де Монци» с бирюзовой рубашкой и темно-синим галстуком. Его облик (особенно по утрам) выдавал разгульное прошлое, но глаза по-прежнему светились озорством и обаянием. По дороге до Пиккадилли он все время смешил Абигейль.

— Я ведь даже не знаю, чем ты теперь занимаешься, — сказала Абигейль, когда они вышли у Грин-парк.

— Работаю на нашего знаменитого крестного папочку. Если говорить кратко, моя задача — чтобы он выглядел в прессе как Маргарет Тэтчер и мать Тереза в одном флаконе.

— Ты работаешь на Маркуса? Боже мой, я не знала! Я так давно его не видела. Как у него дела?

Сердце Абигейль было готово выскочить из груди. Она приехала в Лондон, чтобы поступить на курсы изящных искусств при «Сотбис», но это был всего лишь предлог — на самом деле ей хотелось быть ближе к Маркусу.

Ее одержимость не стала меньше — в течение всех этих лет крестный оставался предметом ее мечтаний. Учась в колледже, она прошла стадию беспорядочных половых связей, но в последнее время все чаще отказывала сверстникам, предпочитая зрелых мужчин, напоминавших ей Зубина или Маркуса.

— У Маркуса? Так же, как и всегда. Недавно мы вышли на рынок, с тех пор стало чуть больше забот, но, в общем, все по-прежнему: богатеет, тиранит… Что тебя еще интересует?

— Послушай, мне пора, — сказала Абигейль. — Дай мне номер своего телефона. Я позвоню, мне очень хочется снова с тобой увидеться. Хочу узнать еще больше про Маркуса… и про всех остальных тоже.

Они часто встречались после работы и в обеденный перерыв, ходили в бары и ресторанчики в окрестностях Джермил-стрит. Абигейль старалась не проболтаться Джеми о своей одержимости, но все их разговоры так или иначе заканчивались обсуждением крестного отца.

— Позвони ему сама. Уверен, ему будет очень приятно, — сказал как-то Джеми.