Крестные дети

Церковь была набита битком, пришли все те же люди, что восемь месяцев назад присутствовали на их свадьбе. Все казались искренне тронуты обрушившимся на плечи Мэри и родителей Криспина горем, многие были в слезах. По пути к первому ряду, где для вдовы было приготовлено место рядом с ее родителями и матерью Криспина, она узнала всех его друзей, коллег по работе и многих работников с фермы Горов. Двое братьев, отец Криспина и его лучший друг из Редли внесли гроб. За несколько секунд до начала службы Мэри увидела Маркуса, который появился в дверях церкви в темном пальто с воротником из меха бобра. Когда он проходил между рядами сидений, некоторые гости перешептывались: «Это Маркус Брэнд подарил Криспину ту самую машину».

Отец Криспина постарел на десять лет, волосы из серых стали ярко-белыми. Жена смотрела на мир пустыми глазами. Племянницы Криспина, которые совсем недавно были подружками невесты на свадьбе дядюшки, принялись рыдать в голос, и их вывели из церкви. Руперт Гор срывавшимся голосом прочитал стихотворение, которое начиналось словами: «Смерть не страшит меня, я просто вышел, чтоб вернуться…» За ним вышел Гай Гор, который выбрал стихотворение Руперта Брука «Солдат»: «…И смех друзей, и доброта сердец, которые со мной навеки». Старый фермер, катавший десятилетнего Криспина на комбайне, громко высморкался в огромный носовой платок. А когда все вместе начали петь один из гимнов, звучавших на свадьбе, и дошли до слов о прекрасном будущем зеленых лугов Англии, голоса людей задрожали и никто не смог взять верхние ноты.

Мэри крутила на пальце обручальное кольцо, вспоминала, как они вместе с Криспином выбирали его в ювелирном магазине, и старалась не заплакать. Она чувствовала, что, начав рыдать, уже не сможет остановиться. Сжав кулаки, она смотрела на витраж с цветущими примулами и резвящимися ягнятами. Викарий церкви Святой Этельреды старался изо всех сил, он попросил собравшихся вспомнить все лучшее о добром и честном Криспине и заметил, что Криспин не мог не спешить домой к своей любимой жене. А когда викарий попросил всех собравшихся разделить горе вдовы, изо всех концов церкви, особенно со стороны старых школьных подружек Мэри, раздались громкие всхлипывания и стенания. Мэри обернулась и, глядя на старых подружек, подумала: «Не странно ли это? Я первой из своих одноклассниц вышла замуж и теперь первой овдовела. Следующая вдова у нас появится не раньше чем лет через сорок…»

Джеми Темпл опоздал к началу службы и сел на хорах, стараясь не попасться на глаза Маркусу, с которым он не виделся после Удайпура.

Тем временем Маркус уселся на видное место во втором ряду и что-то писал в своем блокноте. Он делал пометку уволить одного из своих управляющих директоров, чьи показатели продолжали падать уже второй квартал подряд. Брэнд не обращал ни малейшего внимания на церемонию и был целиком поглощен разглядыванием Мэри. Еще на свадьбе он заметил, насколько красивой стала крестная дочь. Тогда ему было очень неприятно видеть ее. связывающую свою жизнь с другим человеком, в особенности с таким заурядным, по его мнению, как Криспин. Маркус по-настоящему ревновал. Как могла она предпочесть кого-либо ему? В тот же день он решил попробовать сблизиться с Мэри через полтора-два года, когда первоначальная радость совместной жизни, по его представлениям, осталась бы в прошлом.

Но как вдова Мэри была еще более привлекательна. Маркус не мог отвести от нее глаз. Белая кожа, изящное, хрупкое тело — она была похожа на Мадонну. Теперь между ними не стоял никто, и Маркус не видел смысла медлить.

В его голове проносились возможные варианты обольщения. Мысль о том, что он может оказаться с ней в постели, мгновенно возбудила Брэнда, особенно его привлекала сложность стоявшей перед ним задачи. Он понимал, что крестная дочь была воспитана в строгости и хорошо усвоила все уроки своих наставниц из монастыря. Он знал, что правила приличия не позволят ей сразу же откликнуться на его ухаживания. Большинство женщин на ее месте с радостью стали бы любовницами великого Маркуса Брэнда. Если бы Мэри была француженкой, обольщение не составило бы особого труда, но к Мэри требовался другой подход — здесь были необходимы хитрость и точный расчет. И он уже знал, что ему поможет Предстоящая охота и неминуемая победа делали его счастливейшим из крестных отцов.

Глава 18. Февраль 1983 года

— Мэри Гор? С вами будет говорить Маркус Брэнд. — Барбара Майлс нашла Мэри в доме на Биллинг-роуд, куда она недавно вернулась.

— Мэри, что ты делаешь в субботу? — спросил Маркус. — Я думал, мы могли бы съездить на скачки в Ньюмаркет.

Она не знала, что ответить.

— Так мило, что вы обо мне заботитесь, но мне сейчас не хочется никуда выходить. Слишком рано для развлечений.

— Помоги себе, Мэри, проведи день на свежем воздухе в компании крестного отца. Мы прекрасно повеселимся. В забегах будут выступать мои скакуны.

— Правда, Маркус… Я не могу.

— Чепуха. Я заеду за тобой около одиннадцати. Будь готова.

Она молча подчинилась, как всегда, когда дело касалось Маркуса. Но на сей раз сделала это с неохотой. Иногда, когда Мэри на несколько минут переставала корить за все случившееся себя, ей казалось, что все дурное в ее жизни было так или иначе связано с Маркусом. Благодаря ему она познакомилась с Чарли. Маркус унижал ее отца на работе. Он же подарил спортивный автомобиль, погубивший ее мужа. «Как только он появляется рядом, — думала она, — происходит что-нибудь ужасное».

«Корпорация Брэнда» имела собственную ложу напротив финишной линии. Мэри приехала в том же черном пальто, в котором была на похоронах Криспина, и уже пожалела о своем поступке. Аппетит еще не вернулся к ней, и она не могла видеть блюда с холодной жареной говядиной, омарами, салатом и яйцами вкрутую под майонезом, который подносила официантка в переднике. Маркус был в приподнятом настроении и откровенно выражал неудовольствие тем, что она грустила. К ним заглянул тренер Маркуса Хонки Гилборн вместе со своей прекрасной женой Лавинией. Они обсудили перспективы лошади Маркуса, которая должна была участвовать в забеге. Дик Матиас вполголоса вел переговоры с деловым партнером на Бермудах. По телевизору транслировали результаты скачек в Утокстере.

Маркус взял Мэри с собой в загон, они стояли в самом центре, а помощники конюхов водили по кругу лошадей. Хонки, Маркус и братья Мактумы обсуждали невероятные смешные суммы, которые выплачивались победителям, и возможные изменения в связи с приходом американцев и французов. Затем в загон вышли жокеи, и Маркус познакомил Мэри с Вилли Карсоном, который должен был сидеть на Шанхайце во время заезда. Он был в бордово-голубой форме — цвета «Корпорации Брэнда».

— Вилли, познакомься с моей крестной дочерью Мэри Гор, — сказал Маркус. — Если она продолжит худеть теми же темпами, то вскоре сможет составить тебе конкуренцию.

— Надеюсь, что этого не случится, мистер Брэнд.

— Тогда не подведи меня, Вилли? Ведь она еще и красивее тебя.

— Это правда, мистер Брэнд.

Они вернулись в ложу и с балкона наблюдали за скачками. По какой-то причине Мэри было неприятно внимание, которое уделял ей Маркус. Она надеялась, что им руководили доброта и сопереживание ее горю, но рука Маркуса то и дело обвивала ее талию, а когда он давал Мэри посмотреть в бинокль, зачем-то дотронулся до ее груди.

Лошади выстроились на линии старта, дождались выстрела и понеслись вперед. Маркус, Хонки, Лавинья и даже Дик радостно кричали: «Давай, Шанхаец! Вперед, Шанхаец!» А когда на последнем повороте бордовый и голубой цвета вырвались вперед и выиграли гонку с преимуществом в пол корпуса г все были в экстазе.

— Идем, Мэри, — сказал Маркус. — Я хочу взойти на пьедестал вместе с тобой.

Спустя двадцать минут Мэри стояла рядом со своим крестным на церемонии закрытия и получала из рук вдовы председателя правления «Ньюкаслской страховой компании» огромный золотой кубок. Мэри была уверена, что Маркус поцеловал ее в губы только в пылу радости от своей победы.