Крестные дети

— Эй, Чарли, ты только посмотри на это! Тут в серванте сейф. Пустой, я уже проверил. А это минибар, тут полно всего… джин, водка, пиво. Такие бары есть во всех отелях на Ямайке.

— Тебе не кажется, что это как-то банально? — попробовал охладить его пыл Чарли. — Меня всегда учили, что лучше, если тебе приносят выпивку, а не ты сам ее себе готовишь.

— Не будь ты таким снобом. Я тебе не про это говорю. Однажды ночью мы пригласим сюда девок, намешаем парочку убийственных коктейлей и повеселимся.

Мэри стояла перед большим зеркалом в белой раме и размышляла, какое платье от Лауры Эшли лучше подошло бы для обеда: легкое в цветочек или белое со шнурками. Это были два самых дорогих платья в ее жизни. Она ездила покупать их с родителями в «Гилфорд» на Хай-стрит. На самом дне кошелька Мэри нашла бледно-розовую губную помаду, которую она втайне от родителей взяла с собой. Мама не одобряла, когда девочки пользовались косметикой до окончания школы. Она накрасила губы, надела браслет и поспешила вниз, чтобы не опоздать.

Сэффрон лежала на огромной белой кровати с белыми муслиновыми сетками и думала о матери. Вчера, прямо перед тем, как Сэффрон отправилась в аэропорт, Амариллис не на шутку поссорилась с Бонго, который утверждал, что она заигрывала с одним из конюхов.

Они на славу поорали, после чего Бонго велел Амариллис выметаться из дома, и теперь им снова негде жить. Сэффрон молилась Богу, чтобы Амариллис помирилась со своим приятелем, потому что Бонго был не таким уж и плохим человеком. Когда Амариллис рассталась с Тревом и тот поменял замки в своем доме в Эдин-Грув, им пришлось пять месяцев кочевать по всему Лондону, ночуя у знакомых на полу, поэтому Бонго стал для них настоящим посланцем небес. Амариллис так и не смогла начать карьеру фотомодели, и ей приходилось работать хостес в ночном клубе на Бик-стрит. Там-то она и познакомилась с Бонго Фортеско, у которого имелась собственная ферма и который никогда не был женат, несмотря на свои достойные сорок шесть лет. Спустя неделю Сэффрон и Амариллис переехали в его загородный дом, где следующие три года жили вместе с ним и его золотистыми ретриверами. Сэффрон научилась ездить верхом и, когда Амариллис брала на себя труд отвезти ее в Ньюбери, ходила на занятия в колледж. Иногда Сэффрон задумывалась об их жизни и понимала, что ее абсолютно непредсказуемая мать совершенно не подходила шумному, развратному землевладельцу, но они каким-то образом уживались вместе.

В результате неразберихи, сопровождавшей ее отъезд, Сэффрон едва успела собраться. Она набила свой чемодан тем, что попалось ей под руку в шкафу и ванной комнате. Только теперь она вспомнила, что ее трусики, должно быть, до сих пор сушатся на батарее.

Сэффрон поселили в огромной комнате, располагавшейся на первом этаже рядом со спальней крестного Маркуса.

Окна выходили на балкон, с которого открывался вид на лужайки с пальмами, частные пристани и море. Со времени их последних каникул во Франции Сэффрон ни разу не покидала Англии, если не считать поездки в Шотландию, где Бонго рыбачил прошлым летом. Та поездка ей не понравилась: лосось не вызывал у нее никакого интереса, кроме того, слишком много сил приходилось тратить на то, чтобы отбиться от Бонго, который постоянно хотел затащить ее в постель. Сэффрон казалось, что ей не стоило ехать сюда, в «Лифорд-Кей», когда у нее дома были такие неприятности.

В дверь постучали, и голос с сильным американским акцентом спросил:

— Сэффрон? Ты здесь? Ты не против, если я зайду на минутку?

Абигейль нарядилась в розовый банный халат, а ее только что вымытые волосы были замотаны полотенцем.

— У тебя есть фен? Я не могу найти у себя в комнате.

— Посмотри сама, — сказала Сэффрон. — Своего у меня нет, если найдешь что-нибудь, смело забирай.

У Абигейль отвисла челюсть:

— Ты хочешь сказать, что не пользуешься феном? Сэффрон покачала головой, села на кровать и одернула балдахин:

— Думаю, нам пора идти на обед.

— Что ты наденешь? — нервно поинтересовалась Абигейль.

— Я привезла не очень-то много вещей. Наверное, надену мамино розовое бикини. Оно как-то очутилось у меня в чемодане.

Сэффрон стянула с себя футболку и шорты и одела трусики от бикини. Пораженная ее наготой, Абигейль невольно отвела глаза, чтобы не видеть идеальной фигуры своей крестной сестры.

— Ты хочешь сказать, что твоя мать носит это?

— Амариллис раньше была моделью. Она все время покупает себе что-нибудь из одежды. У нее это что-то вроде болезни, она тратит на одежду деньги даже тогда, когда у нас их нет. Черт, лифчик мне велик! У Амариллис прекрасная грудь. Каждый мужик, с которым она знакомится, не может отвести от нее глаз.

— А я свои сиськи ненавижу, — сказала Абигейль. — Они такие большие, как будто я постоянно ношу с собой два мешка мацы. Мама говорит, что когда я подрасту, то смогу сделать операцию, чтобы уменьшить их. У нее есть знакомый хирург, он делал ей глаза.

Сэффрон подошла к столику и надела сережки, по форме они напоминали пушистые перья куропатки, раскрашенные в желтый, зеленый и красный цвета, и крепились на мочке уха крохотными золотыми крючками.

— Симпатичные, — сказала Абигейль. — Это Фиоруччи?

— Это «Мисс Селфридж». — Сэффрон открывала все ящики подряд. — Наконец-то, слава богу, нашла. Я уже думала, что у меня забрали сигареты.

Она достала из ящика пачку «Мальборо» и закурила.

— Ты куришь? — изумилась Абигейль.

— Все время пытаюсь бросить, но не получается. Но теперь я курю меньше пачки в день, это гораздо лучше, чем было раньше.

В дверь снова постучали.

— Мисс Уивер, мистер Брэнд напоминает, что обед будет подан на террасе через пять минут.

— Боже мой, — вскинулась Абигейль, — а я еще не оделась и не уложила волосы и вообще ничего еще не успела. Сэффрон, что мне надеть?

— На тебе был брючный костюм, надень его.

— Не могу. Это костюм для путешествий, кроме того, он весь мятый после самолета. Может быть, что-нибудь покороче… У меня есть пляжная накидка от «Бергдорфа».

— И то, и другое великолепно. — Сэффрон пошла в ванную и засунула окурок в сливное отверстие. — Я не уверена, что Маркус одобрит… Лучше не оставлять никаких улик. Увидимся за столом.

Маркус, трое крестных сыновей и Мэри уже сидели за столом. Чарли рассказывал Маркусу о том, что после школы планирует пойти на три года в армию:

— …Комиссия по делам государственной службы. Определенно у них должен быть отдельный полк в Лондоне… — Рядом с ними под раскидистыми ветвями магнолии двое багамских поваров в передниках жарили гамбургеры на открытом огне, а дворецкий Бартоломью обходил стол с бутылкой вина в льняной салфетке.

Сэффрон пришлось идти босиком по гравию, поэтому ее путь до стола оказался чуть дольше, чем она ожидала. Она чувствовала, что взоры всех четырех мужчин, сидевших сейчас за столом, прикованы к ее розовому бикини и излучают одобрение, любовь, похоть и сожаление. Маркус разглядывал ее, слегка прищурив глаза, и думал, что через каких-нибудь три-четыре года его крестная дочь станет одной из самых прекрасных и желанных женщин в мире. Стюарт из-за солнечного света не мог смотреть на нее прямо, но даже нескольких коротких взглядов, брошенных в сторону приближавшегося видёния, ему хватило, чтобы понять, что он безнадежно влюбился и ему хочется лишь одного: произвести на Сэффрон впечатление.

Чарли встал, отодвинул матерчатое кресло рядом с собой и с важным видом сказал:

— Сэффрон, дорогая, садись сюда. Ты великолепно выглядишь. Какие чудесные серьги. Ты сама убила эту птицу?

Джеми как раз раздумывал о том, что у этой девушки лучшие ноги из всех, которые он видел. Он пытался представить, что будет, если слегка приударить за Сэффрон, учитывая, что Чарли уже более или менее обозначил свой к ней интерес.

Появление Абигейль в розовом закрытом купальнике с мелкими золотыми бусинками, свободных розовых брюках и тюрбане из полотенца совпало с подачей обеда.