Обманутый Джокер

– Ну знаешь, – пришла в себя Яна, – твоя версия трещит по швам.

– Почему это? – обиделся Соловьев.

– Да откуда ты знаешь, что кроме этих двух «неогранков» у Ханкиной были еще какие-то бриллианты? Это во-первых. Во-вторых, черных «Бимеров» в Москве – как тараканов, мало ли где какой из них слетел в кювет? А потом, логичнее было бы взорвать машину Ханкиной с ней вместе, а не оставлять нам такое количество улик плюс ее труп с ядом практически в центре Москвы. Это в-третьих. – Яна замолчала, переводя дух.

Соловьев мрачно крутил сигарету в руке. Видно было, что аргументы Быстровой его расстроили.

– Может, ты и права, – сдавленно произнес он наконец, – но все же я считаю, что у меня вышла вполне логичная цепочка. И я ее обязательно проверю. Я ведь еще ночью, как приехал на место происшествия, сразу же объявил «план перехват» черного «BMW». Вот они, может, и скумекали, что «лошадь» нужно бросить…

– А откуда они узнали про «план перехват»? – удивленно вскинула брови Яна.

Батон от неожиданности вопроса крякнул, сжал кулаки, но сдержал эмоции.

– Может, и не узнали, а предугадали, что машина будет объявлена в розыск…

– Что-то эта версия у тебя тоже слабовата, ведь никто же ничего не видел, кроме меня, разумеется, так откуда взяться «плану перехвату», если только у вас где-нибудь не сидит-стучит птичка по имени «дятел», – Яна решила «добить» Батона, но тут в дверь осторожно постучали. И сразу же в кабинет просунулась коротко стриженная голова. «Ежик», – обрадовалась Яна, узнав по необычной прическе майора полиции Сергея Репнина, и радостно кивнула ему.

– Можно, Олег Сергеевич? – «Ежик» подмигнул Яне и снова сделал серьезное лицо, глядя на следователя.

– Заходи, что ты там в дверях застрял-то? – рассердился на ни в чем не повинного Репнина Соловьев.– Давай, докладывай.

– Значит так, – ровным голосом начал отчитываться Репнин. – Ханкиной был введен яд под названием…, – он вытащил из папочки, которую держал под мышкой, тоненький листочек, видимо, с результатами экспертизы, – ба-тра-хо-токсин, – по слогам произнес он, – известно, что этот яд смертелен для организма в самых малых дозах. Его вырабатывают лягушки из Колумбии. Вот заключение из лаборатории, – и он протянул шефу листок.

– Лягушки из Колумбии? – вскинул брови Соловьев и на секунду задержался глазами на листке бумаги, – … смертельная доза которого, – стал он читать вслух, – 0,002 миллиграмма на один килограмм веса. Да. Занятно, – крякнул он и отложил отчет в сторонку. – Ну что, – он серьезно посмотрел на Яну, – знаю, знаю, что ты все равно ввяжешься в это дело, тебя не остановишь. Так что, во избежание всяческих недоразумений и лишней нервотрепки, я предлагаю тебе работать сообща. Ну как, согласна?

Не веря своему счастью, Быстрова радостно закивала головой, потом, как бы вспомнив что-то, тихонечко спросила Соловьева:

– А можно мне и Маргошу привлечь к этому делу?

В ответ Соловьев лишь тяжело вздохнул, показывая тем самым, что «молчание – знак согласия», которое, правда, далось ему не легко.

Глава 4. "В желтой жаркой Африке…"

Далеко-далеко от того места, где следователь Соловьев с удивлением читал отчет экспертов о причине смерти гражданки Ханкиной, а Яна Быстрова радовалась неожиданному предложению о сотрудничестве, молодой темноволосый мужчина атлетического телосложения сидел на уютной веранде, сплошь увитой плющом и разноцветными клематисами.

Лучи солнца почти не проникали сквозь мощное зеленое заграждение, но, временами ветер колыхал ветки плюща, и тогда один-два лучика все же успевали скользнуть по иссиня-черным волосам красавца.

Огромные ярко-сиреневые и нежно-розовые цветы клематиса завораживали, и мужчина долго смотрел на них слегка затуманенным взглядом, словно вспоминая что-то очень далекое и приятное. Потом глаза его обратились к белой кипени клематиса другого сорта, а тонкие ноздри машинально втянули аромат французской парфюмерной лавки, исходящий от этих кустов. Наверное, духи «Klima» получили свое название от этих вот самых клематисов, почему-то подумал мужчина и сладко зевнул.

Немного погодя, он бесшумно, словно гепард, встал и переместился с плетеного кресла-качалки на довольно просторный диванчик в стиле «ампир», попутно подцепив рукой со стеклянного столика на длинной металлической ноге бокал с оранжатом.

В бокале забулькали кусочки льда, и мужчина с удовольствием схватил губами один из них и с оглушительным хрустом разгрыз великолепными белоснежными зубами. При этом во взгляде его, еще недавно таком размягчено-сладострастном, вспыхнули огоньки звериной ярости и жестокости. Но тут же погасли, потому что на террасу выплыло очаровательное создание – белокурая девушка с небесно-голубыми глазами и нежным, по-детски слегка пухлым ротиком.

На вид девушке было лет шестнадцать, не больше. Ее изящная фигурка была обмотана чем-то вроде огромной шали из разноцветной органзы. В ушах прелестницы всеми цветами радуги сверкали неправдоподобно большие прозрачные камни. Девушка специально неторопливо прошлась мимо мужчины, позвякивая браслетами с изумрудами на точеных запястьях и на щиколотках, чтобы он мог по достоинству оценить свой новый подарок – серьги с бриллиантами баснословной стоимости.

– Нравятся, котенок? – мужчина ласково протянул руку, чтобы ухватить девушку за край ее полупрозрачной накидки, но шалунья увернулась, и по террасе хрустальным колокольчиком прозвучал ее довольный смех.

– А ты как думаешь? – игриво ответила она вопросом на вопрос, оборачиваясь на ходу, чтобы мужчина мог по достоинству оценить изгиб ее лебединой шеи. Потом, чувствуя, что немного перегнула палку, поправила золотистую прядку волос, выбившуюся из-под черепахового гребня с инкрустацией и быстро добавила, – конечно, более красивой вещицы у меня еще не было, милый.

– Но обязательно еще будет, – самодовольно улыбнулся брюнет и закурил. – Ты звонила в Москву? – в ожидании ответа он нетерпеливо забарабанил пальцами левой руки по спинке дивана.

– Да, разумеется, – последовал ответ, – и мне ответили как то чудно, – белокурый «котеночек» нахмурил бровки и отрапортовал: «Птица спела, но сфальшивила. От нее избавились».

– Проклятье! – мужчина резко сел на диване и взъерошил шевелюру. Потянулся к пачке сигарет, нервно закурил, и снова в темных глазах его вспыхнул недобрый огонек. – Ни на кого нельзя положиться. Только на себя самого! – Внезапно он с силой затушил сигарету в хрустальном лепесточке-пепельнице и, встав с дивана окончательно, подошел к краю террасы. Отодвинул рукой ветки клематиса и стал всматриваться в золотистую даль.

Вечернее небо пестрело множеством самых разнообразных цветов: от сине-сиреневого до ярко-лимонного, а черные, причудливо изогнутые облака словно застыли в предвкушении ночной прохлады. Красные блики заходящего африканского солнца слегка отражались на гладкой водной поверхности шикарного овального бассейна, поигрывая золотом и красноватыми всполохами на белоснежной узорчатой кафельной плитке, которой была выложена территория вокруг бассейна.

Девушка на цыпочках снова вошла в дом. Она прекрасно знала, какой опасности можно подвергнуться, если вовремя не скрыться от взгляда Рудика, когда он гневается, и не захотела рисковать.

Тот, кого девушка ласково назвала про себя «Рудиком», по паспорту значился, как Рудольф Карагич. Как его звали в действительности, никто не знал. В зависимости от настроения или от состава окружающей его компании, он причислял себя то к потомку сербско-югославской династии, то к наследнику армянских царей.

Иногда ему верили, особенно дамы, завороженные его блестящим взглядом тигра, готового к прыжку. Они с радостью слушали все небылицы, которыми он, словно паук паутиной, опутывал будущую жертву-муху. Мужчины же знали его как ловкого дельца, с весьма солидным капиталом и честолюбивыми замыслами, которые, как правило, всегда оканчивались очередным грандиозным успехом Рудольфа и возрастанием и без того завидного богатства.