Непридуманные истории

– Может заболел дед? – предположил Равиль.

Подошли к домику и постучались в дверь. На стук никто не ответил.

– Наверно дома нет, – решил я. – Может за продуктами уехал?

На всякий случай попробовал, закрыта ли дверь. Дверь оказалась на замок не закрытой. Я ее открыл и спросил: «Дед Николай, Вы дома?» Нам никто не ответил. Зашли в дом. Кровать деда была не застелена, и на столе лежал слой пыли. Стало понятно, что деда здесь уже давно не было. Пошли обратно. А ульи в лесу все так же стояли, и пчелы летали. Решили в полку выяснить, что с дедом случилось.

– Так деда еще зимой убили, – сказали нам в полку.

– Кто? – не поверил я своим ушам. – За что можно было убить этого доброго и безобидного деда?

– Его сосед. Карточные разборки по пьяной лавочке. – пояснили мне, и рассказали следующую историю.

Два деда периодически ходили друг к другу в гости, поговорить, отметить какой ни будь праздник, и поиграть в карты. Играли в «очко», и в «дурака». В тот день они были у деда Николая. Хорошо выпили, закусили, и играли в дурака. Когда уже совсем стемнело, дед Михаил начал собираться домой.

– Давай последний раз, – сказал он, – я тебе погоны повешу, и пойду домой.

Несмотря на выпитое, оба все ходы просчитывали, и точно знали какие карты остаются на руках у противника. Под конец игры, когда уже все козыри вышли, у Николая оставалась одна карта, а у Михаила три. Но Михаил знал, что у Николая остался бубновый валет, а у него, десятка треф, и две шестерки. Но сейчас его ход. Если он походит с десятки, то Николай ее забирает, а потом он повесит Николаю погоны из шестерок. Все будет так, как он и обещал.

Михаил, чувствуя свою скорую победу, положил на стол свою десятку и широко улыбался, ожидая, что Николай ее заберет. Тогда он торжественно и повесит Николаю погоны. Но, Николай убил его десятку дамой треф.

– Откуда у него дама треф? – не понял Михаил. – У него ведь должен был остаться валет бубей. Неужели он просчитался?

– А погоны теперь себе повесь, – сказал Николай. – Вылитый генерал будешь.

Николай тоже все ходы просчитывал, и знал, что у Михаила две шестерки остались.

Расстроенный Михаил ушел домой, а Николай лег спать. Придя домой, лег спать и Михаил, но ему не спалось. Он не мог понять, где же он просчитался, и почему у Николая оказалась дама треф, а не валет бубей, как он рассчитывал. Он еще раз перебрал в голове все ходы последней игры. Нет, не могла у Николая дама остаться. Дама треф раньше выходила, он теперь это точно вспомнил. Значит Николай его попросту надул, как последнего фраера. Такую обиду Михаил стерпеть не мог. Он сам себя уважать перестанет, если простит такое. Михаил оделся, взял топор, и пошел обратно к Николаю.

Когда деда Николая нашли убитым, то сразу в этом убийстве заподозрили его соседа, бывшего зека. Да он и не отпирался, рассказал все как было. Он ведь его не просто так убил, а за дело. Наказал за шулерство при игре в карты.

– Не могло у него быть дамы треф, – продолжал утверждать он.

Лесной гость

И опять наступила осень. Прошло уже два года, как я приехал служить в Бершеть. Я, полный сил и энергии молодой лейтенант, начальник расчета регламентных работ, вместе со своим расчетом проводил очередной плановый регламент на средствах связи командного пункта четвертого полка. Расчет, хорошо подготовленный и натренированный, работал четко и слаженно, и особого контроля не требовал, достаточно было только контролировать соблюдение мер безопасности. Я вмешивался в его работу только тогда, когда обнаруживались неисправности. Здесь уже знаний солдат и сержантов не хватало, с поиском причин неисправностей сами они уже не могли справиться. Это уже была работа для меня, и, кроме меня, никто другой ее выполнить не мог. Но, пока-что, неисправностей не было. Вот только майор Васин, заместитель начальника штаба полка по связи, второй день доставал меня своей просьбой увеличить громкость сигнала «кукушки». Кукушкой этот сигнал прозвали офицеры, которые несут дежурство на командных пунктах полков. Этот сигнал используется для контроля исправности магистрали аппаратуры уплотнения П-304, и представляет собой звуковой сигнал, звучащий как «пи», который звучит два раза в секунду, если магистраль исправна. Поскольку этот сигнал звучит постоянно, и все время повторяется, его и прозвали «кукушкой». Тем, кто дежурит на командном пункте, этот сигнал очень сильно давит на мозги, у них возникает такое ощущение, что кто-то нехороший, маленьким молоточком все время стучит им по темечку, поэтому офицеры пытаются динамик, из которого звучит этот сигнал, чем-то закрывать или заклеивать, чтобы уменьшить громкость сигнала. А майору Васину зачем-то понадобилось громкость этого сигнала увеличить.

– Товарищ майор, а зачем Вам это? – спросил я его.

– Чтобы дежурная смена не спала на боевом дежурстве, – ответил он.

– А вы сами здесь дежурите? – поинтересовался я.

– Нет.

Все было понятно. Если бы он сам здесь дежурил, и понимал, как этот сигнал долбит людям по мозгам, он бы этого никогда не попросил. Я попытался отговорить его от этого.

– Товарищ майор, громкость этого сигнала нельзя увеличить, там нет регулировок громкости, – пояснил я ему.

– Так перепаяй что ни будь, – стоял на своем Васин.

– Я не имею права вносить изменения в схему изделия, – объяснял я ему.

– Но ты ведь там что-то перепаиваешь, когда устраняешь неисправности, и сейчас перепаяй, – сказал он, не видя в этом никаких проблем.

– Это разные вещи, – пытался объяснить ему я. – При устранении неисправности я просто заменяю неисправные детали на исправные, а здесь нужно будет вносить изменение в схему усилителя, как минимум, изменить номинал сопротивления в цепи коллектора транзистора. А это запрещено.

– Хватит мне лапшу на уши вешать, – не хотел понимать меня Васин. – Кто твою перепайку увидит? Кроме тебя в этот блок больше никто не полезет. Короче, или ты выполняешь мою просьбу, или я не подпишу тебе акт выполненных работ.

– А может вы выйдете из зала и где ни будь в другом месте поговорите? – обратился к нам командир дежурных сил полка. – Работать мешаете!

Мы вышли из командного пункта. Стояла чудесная погода, и здесь наслаждалась теплом сменившаяся дежурная смена. Среди них был, и начальник штаба полка. При них Васин не стал продолжать разговор, и ушел бродить по территории, а я стоял и смотрел на лес, окружавший командный пункт.

Осень я никогда не любил, мне всегда больше нравилась весна, когда природа пробуждается, а не увядает. Не нравились мне и осенняя распутица, грязь и слякоть. И я не понимал Пушкина, который так восторгался осенней красотой. Но глядя на окружавший меня осенний лес, я был полностью согласен с Пушкиным. Ведь действительно, красота необыкновенная. Каких только красок здесь нет, от ярко-желтых, до темно-зеленых и темно-красных, и даже багровых. Вот стоят желтенькие нарядные березки, рядом огромные, темно-зеленые ели. Перед березами стоит, весь усыпанный красными плодами, рябиновый куст, и эти ягоды очень празднично смотрятся на фоне желтых берез. А вон, широко раскинув свои ветви с уже красными листьями, стоит величавый клен. А под ним растет какой-то куст, буквально усыпанный плодами – какими-то нежно-белыми шариками, но издали кажется, что это цветы, что этот куст цветет. Глядишь на эту красоту, и просто дух захватывает. Так бы глядел и глядел, не отрываясь. Более красивого осеннего леса, чем в Пермском крае, я больше нигде не встречал.

Вернулся с прогулки майор Васин. В руках он принес с десяток белых грибов, которые насобирал прямо здесь, на территории командного пункта. Все крупные, и не червивые. Я даже пожалел, что не пошел вместе с ним. Белые грибы здесь не так часто встречаются. В это время из двери командного пункта вышел старший лейтенант, третий номер дежурного расчета, и подошел к начальнику штаба полка.

– Товарищ подполковник, к нам медведь пожаловал, – доложил он.