Пощады, маэстрина!

 — Меня никто не пригласил, побоялись, — хмыкнул он. — А вы? Почему стоите тут в одиночестве?

 — Никому не скажете? — понизив голос, заговорщицки произнесла я. — Я не умею танцевать. Точнее, меня учили и тренировали, но как бы...

 — Вы шутите? — удивленно моргнул мужчина.

 — Я похожа на шутницу?

 — Вообще-то, да. Вы часто говорите так, что непонятно, шутите или всерьез. Может, составим друг другу компанию? — вдруг предложил он.

 — Вы меня приглашаете?

 — Нет, меня приглашаете вы. Это ведь Белый бал, и первый танец — белый.

 Я фыркнула и со смешком протянула ему руку.

 — Магистр, позвольте пригласить вас открыть зиму.

 — С превеликим удовольствием, маэстрина! — поклонился он, сжимая мои пальцы.

Глава 24

 Я оказалась права. Как только я перестала думать о своем следующем шаге, расслабилась и просто начала двигаться под музыку, позволяя Артуру вести, все наладилось. Тело помнило, главное было не мешать ему.

 — А говорили, что не умеете, — отступил на шаг назад и тут же привлек меня к себе партнер по танцу.

 И я сразу же наступила ему на ногу, потому что начала думать о шагах.

 — Ой! Простите, магистр. Я же сказала, меня тренировали, но голова моя явно думала в это время не о танцах, поэтому помнят только ноги.

 — А чем же обычно занята ваша голова?

 — О-о-о, в ней миллион мыслей и планов.

 — Да, я в курсе, — внезапно рассмеялся он. — «План покорения мира» — это весьма амбициозно, не находите?

 Я хихикнула и пожала плечами.

 — А что делать? Мир сам себя не покорит и не преподнесет мне на блюдечке с голубой каемочкой.

 — Почему с голубой?

 — Потому что кобальт, — очень понятно ответила я. — И фарфор.

 — Любите красивую посуду?

 — Разумеется. Кто же ее не любит?

 — А серебряную?

 — М-м-м, с этим сложнее. Пожалуй, люблю. Да и полезно, обеззараживает и серебрит воду. Но чистить серебро — удовольствие сомнительное.

 Не могла же я ему ответить, что предпочитаю столовые приборы из хорошей нержавеющей стали, которые не темнеют, не ржавеют, легко моются хоть руками, хоть в посудомоечной машине. Тут и такую бытовую технику еще не изобрели.

 Да и тонкий фарфор я, конечно же, люблю. Но в обычной повседневной жизни предпочитаю пользоваться сервизами из ударопрочного закаленного стекла и современной хидромудрой керамики. И в посудомойке им ничего не делается, и в микроволновке. А фарфор — это для красоты, для антуража и настроения, для чашечки кофе, и обращаться с ним надо бережно.

 Ох, как же не хватает всех этих привычных бытовых предметов и мелочей. Впрочем, тут у меня вообще не было красивых интерьерных вещей. Ни хрусталя, ни фарфора, ни серебряных ложечек. Эта та статья бюджета, на которую я еще не заработала.

 — О чем задумались? — спросил мой кавалер, заметив, что немного подвисла.

 — О плане покорения мира, — пошутила я. — О фарфоре. И о серебряных ложечках.

 Гресс хмыкнул, явно мне не поверив. А тут и музыка стихла.

 — Прошу вас оставить мне еще три танца, если вы не против.

 — Три? А разве не... А так можно? — Я имела в виду, что, по светским правилам, даме нельзя выходить на паркет более трех раз с одним и тем же партнером, если он ей не жених или супруг.

 Артур прищурился, остро взглянув на меня, после чего наклонился и почти на ухо негромко сказал:

 — Белый танец — это дар женщин наступающей зиме, они приглашают мужчин. Он не идет в общий счет, соответственно, не считается правилами этикета как нечто предосудительное.

 Я залилась краской, поняв, что попалась на совершенно дурацком и невинном вопросе. Но стояла молча, сжав зубы, чтобы еще чего не ляпнуть, и натянуто улыбалась. А месье Гресс решил меня добить:

 — Вы впервые посетили Белый бал, да? — Я молчала, и ректор задумчиво обронил, причем не мне, а себе: — Откуда ж вы взялись такая?

 Ага, вот сейчас прямо возьму и расскажу, откуда я.

 Артур Гресс наблюдал за Мариэллой. Эта девушка продолжала интриговать. Ее реакции были нетипичны. Угадать, как она себя поведет в той или иной ситуации, не всегда удавалось, а уж что она скажет, тем более.

 Немыслимым образом собиралась проигнорировать Белый бал. Как такое вообще возможно? Причем не просто размышляла, а не пропустить ли, а самым настоящим образом решительно не планировала идти и даже платье не приготовила. Никто никогда добровольно не отказывался от этого праздника. Это ведь открытие зимы. Незыблемая традиция, а она словно и не знала об этом, рассуждала совершенно спокойно, мол, не могу, не получится. Его же настойчивость восприняла скорее как досадную назойливость руководящего лица, чем заботу о соблюдении традиций.

 Хотя даже бедняки собираются маленькими компаниями с соседями или друзьями, отмечают хотя бы символическим угощением и один танец дарят зиме. Да что там говорить? Даже одинокие люди пританцовывают сами с собой, если у них нет партнерши.

 А эта стоит, улыбается и не делает ни единой попытки кого-то пригласить. И не знает элементарных вещей. В голове такое логично не укладывается, а в подозрения не очень хочется верить. Слишком уж они странные. Но она что, в своей академии не посещала Белый бал? Не верится.

 И в очередной раз мелькал невольный вопрос: а ей точно двадцать два года? Уверенный взгляд, никакой робости, легкая ирония и над собой, и над ним. То, как она несет себя, эта девочка с глазами умной взрослой женщины, знающей себе цену.

 И то, как она одевается. Взять хотя бы это ее сегодняшнее платье. Глубокий вырез, почти до талии, хоть и затянутый прозрачным газом... И очевидно всем, что нет под платьем ни корсета, ни сорочки. Даже разбитная магистр Зандро, которая не отказывает себе в плотских радостях и имеет в городе давнего любовника, не осмелилась на такое. Ее декольте было вызывающе глубоким, открывало плечи и верхнюю часть груди, но при этом было откровенным и... привычным.

 А у маэстрины глухое и строгое платье с длинными рукавами, закрытыми плечами, но... Не торчать глазами постоянно там, под этой тончайшей газовой тканью, сложно. Мари же ведет себя свободно. Ни малейшего флирта, кокетства или жеманства. Такое ощущение, что она даже не осознает, насколько провокационен ее наряд. Двигается ровно так же, как в застегнутых под горло блузах, в строгих жакетах или в преподавательской мантии, которую надевает в те дни, когда они готовят со студентами зелья.

 Эта девушка уверенной легкой поступью шла и покоряла мир по своему плану, записанному в простую ученическую тетрадку. Шаг за шагом отвоевывала ступеньки. И, похоже, мир покорялся, потому что игнорировать и не замечать ее невозможно.

 И очень интересно, что же выдвинут студенты ее группы к утверждению. Традиционно ко Дню поклонения богам студенты предоставляют описание работы, которую будут разрабатывать к летней сессии и закрывать итоги года. Мариэлла курирует артефакторов, значит, они обсуждали с ней, что бы такого необычного придумать и разработать за последующие месяцы учебы.

 И вот Артур был готов съесть свою шляпу, если она не натолкнет их на какие-нибудь необычные мысли. У нее в голове словно огромный склад странных необычных идей, которыми она щедро фонтанирует и даже не замечает этого.

 Он уже в предвкушении. Что она подскажет своим третьекурсникам? А ведь подскажет, можно не сомневаться.

 И все же... Все чаще у него возникала мысль, которую он не мог пока ни подтвердить, ни опровергнуть. Не имел пока возможности и пообщаться с прадедом, слишком уж рискованно в его состоянии высовываться из защищенного университета. Но Артур уже начал подозревать некую аферу, которую провернул его дорогой престарелый родственник. Еще понять бы: если его догадки, какими бы дикими они не казались ему самому, верны, то... зачем?! И как?!