Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 16



– Нет. Все верно. Продолжайте.

– Идея, которую вы мне тут преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой, в теории не лишена смысла… для определенных людей, разумеется… но по сути своей она отвратительна! Вот что я могу вам сказать.

– И это говорите вы? Вы, для которого человеческая жизнь стоила столько же, сколько жизнь какой-нибудь полудохлой крысы в мусорном контейнере, который вы тут с таким удовольствием и не раз упоминали? Забавно, если бы не было так серьезно.

– Я думаю, – медленно проговорил Владимир, – наш идейный вдохновитель, можно сказать, кардинал и духовник «Капеллы» профессор Климовский не согласился бы с вами. Он решил бы, что я плохо усвоил его заповеди. Дело в том, что милейший Михаил Иосифович любил говаривать: «Помните, что этот мнимый "венец природы", на деле являющийся лишь жалкой выродившейся обезьяной, как говорил великий Артур Кестлер, имеет права на жизнь не больше, чем клоп или таракан, нанюхавшийся мерзкого инсектицидного средства». Под венцом природы он разумел, естественно, людей.

При упоминании фамилии Климовского Евгений Ильич липко и неестественно улыбнулся – вероятно, с претензией на таинственность.

– Он действительно так говорил? Я в свое время пару раз разговаривал с профессором Климовским, и он произвел на меня впечатление образованнейшего и интеллигентнейшего человека.

Свиридов засмеялся.

– Самое смешное, что он таковым и являлся. Особенно в плане образованности. Помимо цитат из Шопенгауэра, Шпенглера и Бодлера, которые он рассыпал, как лепестки роз… он и розы очень любил, этот милейший человек… так вот, он очень любил цитировать следующее из Блока:

Пройди опасные года.

Тебя подстерегают всюду,

Но если выйдешь цел – тогда

Ты, наконец, поверишь чуду,

И наконец увидишь ты,

Что счастья и не надо было,

Что сей несбыточной мечты

И на полжизни не хватило…

– Это было очень образно, Владимир Антонович, но мы отклонились от темы.

– Напротив, мы углубились и вгрызлись в нее. Как крыса в сыр, если хотите.

– То есть я так понял, вы не в восторге от моей идеи.

– Совершенно верно. И вот теперь я сам внимание.

– В смысле?



– В смысле – мне очень интересно, какие методы вы собираетесь применять, чтобы убедить меня в противном. В том, что возрождение «Капеллы» в полном или частичном объеме – это гуманное и остро насущное деяние.

– Вы сами придете к этому выводу.

– Ну-ну, – индифферентно отозвался Владимир. – Вы знаете, Евгений Ильич, «Капеллу» создал и держал под контролем настолько могущественный аппарат, что, боюсь, вам будет не под силу скопировать его. Равно как будет и не под силу найти таких исполнителей, каковые были тогда, и – самое главное – держать их под колпаком. За нами, офицерами отдела, была налажена двойная и тройная слежка.

– Я знаю. Я сам там некоторое время работал.

Свиридов задержал тяжелый взгляд на спокойном лице Бородина – словно прокатился катком асфальтоукладчика – и с выступившим легким румянцем на бледных щеках медленно произнес:

– Мне следовало бы об этом догадаться.

– Я хотел сказать, что вы недооцениваете меня и тех людей, которые стоят за моей спиной, – с жаром заговорил Бородин. Куда только девалось его ледяное спокойствие! – Я хотел сказать, что мне известно все о структуре «Капеллы», о рычагах управления ею, о каналах финасирования и сбора информации. Государство сейчас не может взять на себя организацию такого отдела. Не может, я уже убедился в этом, несмотря на то, что поговаривают: новый президент дал зеленый свет спецслужбам. Неправда! Неправда! Наше государство – жалкое и слабое подобие прежней империи.

– Вы полагаете, что все это мне неизвестно? – лениво спросил Владимир.

– Я только хочу сказать, что в нашей стране по-прежнему верно изречение Сталина: кадры решают все. У нас… у тех, кто стоит за мной, есть и кадры, и еще одна слагающая, без которой не существует ничего: деньги. Огромные, фантастические деньги. Вы, конечно, можете оценить масштаб и порядок этих сумм, но их мощь… нет, боюсь, это невозможно.

Владимир угрюмо молчал.

– У меня есть кадры, – продолжал Бородин. – Двое из тех четырнадцати, что составляли «Капеллу». Капитан Клейменов и капитан Савицкий.

– Эти фамилии мне ничего не говорят, – холодно ответил Владимир. – Если вы в самом деле так хорошо знаете «Капеллу», то должны бы знать, что мы работали исключительно под кодовыми именами. ФИО моих бывших коллег по отделу мне неизвестны.

– Вы знали их как «Бетховена» и «Глинку».

Свиридов вздрогнул, словно к нему приложили раскаленное железо.

– Вам и это известно? – пробормотал он. – Значит, в наше время грифы «Совершенно секретно» на документах с полувековым сроком законсервирования уже совсем ничего не значат?

– Сейчас не то, что раньше… Я думаю, вы успели заметить. Ведь вы всегда были в гуще жизни… не так ли, Владимир?

– Можно сказать, что и так, – холодно сказал Свиридов. – Но вот только что вы знаете о моей жизни, чтобы вот так запросто рассуждать о ней и даже разбрасываться сомнительными сравнениями?

– Впадаете в позерство, Владимир Антонович. Что я знаю о вашей жизни? Все, – Бородин подтянул к себе лежащий на столе ноутбук, раскрыл его и пробежал пальцами по клавиатуре: – Вот, пожалуйста, Владимир Антонович. Вся ваша биография тут содержится. Надо сказать, очень любопытную жизнь вы прожили.

– Еще не прожил, – холодно сказал Владимир.

– Ну… или так. Что у нас тут о вас? Родился в семье военного тридцатого сентября одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Отец, Антон Сергеевич Свиридов, полковник ВДВ (воздушно-десантные войска). Убит в Афганистане в 1982 г. Мать умерла в девяностом. Вот, пожалуйста… учился в закрытой военной высшей школе при Главном разведывательном управлении. В разведшколе – три года в общем потоке, потом по распределению попал в группу «Капелла», так называемую «группу сирот». Сюда зачислялись потерявшие родственников и соответственно «отмороженные» курсанты… благо не имели на свете никого из родных и ничего святого из вечных ценностей, – откомментировал Бородин, а потом, прогладив подбородок, продолжал: – Занимательно… но из всего последующего можно сделать только один вывод: под вывеской подготовки офицеров ГРУ, сотрудников внешней разведки высокого класса готовили элитных убийц, способных выживать в самых экстремальных условиях и, главное, работать, и работать весьма успешно.