Варварская вера

Как рассказывали Киме, даже принесённое в дар яблоко могло вызвать милость Афродиты, а принёсший его доброжелатель на долгие месяцы попадал под её тёплое внимание. Также девочка слышала от Мирины, что жертвы в виде диких животных особо ценились богиней, и чем крупнее жертва, тем больший ответный подарок она была готова сделать своему последователю.

Кима затащила тело лисы в круг для пожертвований и подошла к постаменту со статуей, приложив к нему руку.

– Афродита! – сомкнув глаза, девочка начала вслух говорить своё желание. – Я – единственный ребёнок в своём племени. Ты бы знала, как это скучно. Мне не с кем поиграть, некому показать свои рисунки, которые я так люблю рисовать, не с кем побороться в честном бою. А моё взрослое окружение мне не нравится – у этих амазонок в мыслях только война и домашнее хозяйство. Мне с ними скучно! Пожалуйста, пришли ко мне подругу, которая будет мне и милой сестрой, и умным товарищем! – она открыла глаза и отошла от постамента. Подняв сначала взгляд на статую, она опустила его, как бы показывая богине лису. – Взамен я приношу в жертву животное, которое убила в честном бою своей рукой. Пусть та, которую ты мне пришлёшь, никогда меня не покинет и не обидит, и будет всегда рядом со мной. Заранее спасибо!

Кима ещё раз взглянула на статую, а затем направила взгляд в сторону своего поселения, которое было видно сквозь редкие деревья. Испугавшись, что её уже ищет мама, девочка крикнула богине: «До свидания!» и, хромая, побежала домой.

У входа в поселение Киму встретили Профоя и Ксанфа. Девочка также заметила, что несколько амазонок осматривали стены склада с оружием, а Гарпа то и дело выносила вооружение на улицу, где Фалестрида его считала. Профоя жестом позвала царицу подойти, а сама встала позади Кимы, готовясь её поймать в случае побега.

Подходя к дочке, Фалестрида заметила у неё кровь на левой ноге и обеих руках:

– Ты где была?

Кима не хотела признаваться, что ходила к статуе богини, но и врать в такой ситуации у неё бы не вышло, поэтому она решила признаться наполовину:

– На охоту ходила.

Фалестрида хмыкнула, приподняв с напряжением голову и говоря с укором:

– И где добыча?

– Убежала… но я её сильно ранила! В лесу остались пятна крови! На той тропинке, по которой она убежала! Правда! – Кима на последнем слове вздохнула и опустила голову – теперь ей оставалось надеяться на доброту мамы.

Фалестрида отвела от дочки взгляд, обратившись к Профое:

– Давно Мирина ушла?

– Скоро уже должна вернуться, – Профоя прошла к выходу из поселения, осматривая близлежащую территорию.

– Ксанфа, милая, помой Киму и ещё раз обработай ей стопу, – царица снисходительно осмотрела дочку сверху вниз и направилась к военному шатру, крикнув Профое на ходу: «Как только вернётся Мирина, пусть сразу зайдёт ко мне! В шатёр больше никого не пускать!»

Врач племени, Ксанфа, маленькая, стройная блондинка с бледной кожей, была ещё и местной воспитательницей – из-за своего важного занятия она была вынуждена дружить и заботиться о здоровье всех амазонках сразу, что ей нравилось. Именно дружелюбностью и внимательностью она заслужила призвание соплеменниц, а царица ценила её за способность контролировать отношения девушек и не допускать ссор и проявления ненависти среди них.

Ксанфа открыто улыбнулась Киме, взяла её за руку и повела к реке, а девочка свободно выдохнула, подумав, что все ей поверили, и бодро зашагала к побережью.

Мирина зашла в шатёр к Фалестриде и, сложив руки на груди, деловито сообщила:

– Кима сделала жертвоприношение нашей Афродите.

Фалестрида с удивлением обернулась к девушке. Неожиданно ей стало так радостно и от спокойствия за дочку, и от гордости за неё:

– Кима? Афродите?

Мирина с улыбкой кивнула:

– Кима положила в круг для пожертвований тело убитой ею лисы. Также я нашла на поляне недалеко от нашего лагеря оставленные ею стрелы и лук, которые как раз пропали с нашего склада.

Фалестрида с широкой улыбкой начала растерянно вышагивать вокруг стола, бормоча про то, что теперь её дочь – настоящая амазонка, а Мирина всё стояла и размышляла, как пятилетняя девочка смогла провести подобный ритуал в одиночку и какая у неё для этого была личная цель, ведь подобное посвящение в амазонки было принято проводить в окружении других амазонок и исключительно в день своего десятилетия.

– Про ритуал Кимы ты больше никому не рассказывала? – Фалестрида взглянула на подругу, а та отрицательно помотала головой. – И не рассказывай. Пусть это останется между нами.

Мирина кивнула, а затем с гордостью сообщила, указав рукой в сторону складов:

– Погрузка продовольствия и вооружения идёт полным ходом. Я и Профоя отлично сработались с Гарпой во время выполнения этой задачи. Как я заметила, её очень воодушевило предстоящее слияние племён, – Мирина перешла на шёпот. – Мне кажется, Гарпа больше нас хочет покинуть подконтрольные Македонскому территории, ведь его войска убили её любимых детей. Грустная ситуация… меня бы тоже терзала ненависть к царю на её месте.

– Македонский заплатит за это. Не сегодня, не завтра, но мы доберёмся до него, и я позволю Гарпе лично воткнуть в его глотку клинок, – Фалестрида напрягла челюсть, смотря на Мирину. Своими оскорблениями в сторону царя она отчаянно пыталась скрыть свои чувства к нему, убеждая себя, что Македонский – не тот мужчина, который ей нужен. Мирина посмотрела в глаза царице, а та поспешила отвернуться, подойдя к столу и склонившись над картой побережья:

– Передай Ксанфе, что Киму нужно уложить спать, а затем помоги Профое с погрузкой. Иди.

Мирина кивнула и вышла из шатра, а царица продолжила изучать карту, просчитывая маршруты и время пути по ним, но никак не могла на этом сконцентрироваться. Затем она с волнением выдохнула и присела на стул, обхватив голову руками и бормоча:

– Моя любимая дочь – посвящённая амазонка. С ума сойти! – она с надеждой подняла взгляд на потолок. – Восславь её, Олимп, и помоги ей на всём её пути. Оберегай её ночной сон и освещай её день ярким солнцем. Пусть она станет лучшей из нас! Прошу!

***

Ксанфа склонилась над лежащей в кровати Кимой:

– Спи, золотце, и думай над своим поступком. Тебе ещё рано покидать наше поселение, а уж тем более брать оружие и использовать его по назначению.

Кима с обидой отвернулась к стенке и пробубнила:

– Ничего не рано… я, может, хочу воевать и одолевать врагов.

Ксанфа улыбнулась:

– Всё у тебя будет, Кима. Но пока тебе нужно тренироваться и беречь свою стопу – именно по крови на складе мы поняли, что на нём была именно ты. Слишком просто ты себя выдала, дорогая.

Кима с обидой накрылась одеялом по голову, а Ксанфа спустила его на её шею и прошептала:

– Не накрывайся с головой – задохнёшься, – она прислушалась к тихому сопению девочки. – Всё, спи, милая, спи.

Кима осторожно шла по лесной тропинке, постоянно осматриваясь. Она мысленно радовалось, что наконец-то её рана на левой ноге зажила и она могла свободно, как и раньше, двигаться без боли и хромоты. В этом лесу ей не было страшно, скорее интересно – куда же приведёт эта вытоптанная кем-то тропинка? Яркое солнце едва пробивалось сквозь плотную листву деревьев, а природа вокруг была такой чистой и нетронутой, что создавалось впечатление, что даже единственная тропинка, по которой сейчас шагала Кима, была природным замыслом.

По мере продвижения Кимы, деревья вокруг всё больше редели, а в один момент девочка почувствовала на себе прямые солнечные лучи, которые словно обнимали и ласкали её. Вместе с редеющими деревьями стала менее отчётливо видна тропинка. Пройдя ещё несколько десятков шагов, Кима заметила, как ей показалось, выход из леса и, сойдя с уже еле видимой тропинки и ускорив шаг, а затем и вовсе перейдя на бег, оказалась на большой поляне, которую легко нашёл бы случайный прохожий.