Варварская вера

Мужчина вернулся на своё место, с интересом взглянув на амазонку:

– Получается, ты уже пять лет как царица. Поздно же ты спохватилась с рождением преемницы…

Фалестрида с грустью опустила взгляд. Она и сама это понимала.

– Раньше я была не готова ложиться под первого встречного мужчину. А со временем эта установка в голове закрепилась слишком крепко… слишком.

– К той рассудительности, которую я сейчас в тебе вижу, ты пришла через большое количество ошибок. Я прав? – Александр пододвинул к себе тарелку гостьи и принялся нарезать мясо. – Твоё племя славится сильными и опытными амазонками, но ведь это стоило труда и времени, в первую очередь – твоего.

Фалестрида следила за движением рук Македонского. Он протянул ей кусочек мяса, а та с благодарностью съела его из рук царя. Запив мясо вином, она подняла на мужчину взгляд:

– Так и есть. Многие вещи я поняла только недавно. Если бы я знала их лет десять назад, возможно, моя мама осталась бы жива.

Царь прищурил взгляд и задумчиво спросил:

– Знание каких вещей могло спасти жизнь твоей матери, Диоксиппы?

Амазонка нервно отвела взгляд, вспоминая предательство телохранительницы её мамы:

– Например, я только недавно осознала, да и ты этому пример… – Фалестрида понимала, что царю целой империи, который одним приказом способен уничтожить всё её племя, озвучивать подобные мысли было опасно, но она хотела доверять этому мужчину, она хотела, чтобы он понимал её, и поэтому сказала прямо:

– К сожалению, нас окружает много друзей, с которыми стоит враждовать, и окружает много врагов… с которыми стоит дружить.

Она уверенно взглянула на царя и заметила задумчивость на его лице. Он сомкнул губы, пытаясь перенести сказанное амазонкой на свой опыт, затем молча кивнул и протянул гостье ещё один кусочек отрезанного им мяса. Следя за тем, как она жевала этот кусочек, он наконец ответил ей:

– Увы, мы вряд ли когда-то заранее узнаем истинные помыслы наших друзей и врагов. В таком случае выход один…

Фалестрида перехватила его слова, пытаясь перебить, но получилось так, что они вместе сказали окончание мысли:

‒… нужно внимательно к ним приглядываться.

Они улыбнулись друг другу. Александр встал из-за стола и пригласил гостью в сад, как вдруг обратил внимание, что та весь завтрак сидела обнажённой:

– Я так привык за эти сутки видеть тебя без одежды, что не обратил внимание на это сейчас. Сходи, оденься, я подожду.

Девушка подошла к царю и провела рукой по его торсу:

– Зря не заметил. Я для тебя старалась. Пойдём, поможешь мне одеться. Я не знаю, что выбрать из одежды.

Они зашли к себе в спальню, где в итоге остались до вечера.

***

Фалестрида жила у Македонского уже третью неделю. Он ни на сутки не отпускал её от себя – ему нравилось её повиновение и похоть, а учитывая, что она являлась крайне умной и опытной царицей амазонок, это добавляло ей ценность не только как любовнице, но и как собеседнице, – Александр до этого редко встречал настолько чутких и внимательных людей. Своего телохранителя Лисимаха и половину войска он отправил к амазонкам Фалестриды для дополнительной защиты девушек – это была его своеобразная плата её племени за отсутствие царицы в родном селении.

Лето подходило к концу. Дни становились всё короче. На закате очередного вместе прожитого дня Фалестрида с Александром находились на балконе второго этажа и наблюдали за заходящим солнцем. У них в руках было по кубку вина, а одеты они были в лёгкие тканевые халаты, у которых не было поясов, из-за чего девушка постоянно поправляла своё одеяние, не желая показывать своё обнажённое тело стоящим во дворе воинам Македонского. Заметив её смущение, царь поднял руку и громко повелел:

– Охрана! Оставьте нас!

Наблюдая за уходящими воинами, он оглядел пустой двор и повернулся к Фалестриде, перейдя на серьёзный тон:

– Я очень хочу, чтобы наша дочь собрала в себе наши с тобой лучшие качества. Когда-нибудь, лет через двадцать, я хотел бы услышать её имя, как имя великой и крайне умелой царицы, какой являешься ты, – он распахнул халат девушки и притянул её за талию к себе. – И как грамотного и уверенного в своих действиях полководца, каким являюсь я.

Фалестрида улыбнулась и приложила свой кубок к кубку Александра. Она сделала пару глотков и зашла в зал, где начала медленно есть виноград, посматривая сквозь открытую дверь балкона на царя, который в ответ смотрел на неё.

– Ты пробудешь здесь ещё неделю – две. Больше я задерживаться на этом побережье не могу – меня ждут в Вавилоне. В дальнейшем я буду присылать к тебе своих воинов за бочками с вином – оно у тебя восхитительное! – он сделал глоток вина, а затем проследил, как Фалестрида, зазывая его, начала водить ягодой по своим губам, покусывая её и облизывая.

В очередной раз надкусив ягоду, девушка игриво заявила, смотря в глаза Александру и пальцами перебирая свои волосы:

– Так ведь у меня в поселении виноград в разы слаще. Да и яблоки сочнее…

Царь напрягся. Ему не понравилось, что гостья не оценила его еду:

– Ну так принеси их. Вместе попробуем. Суток хватит на дорогу?

Фалестрида засмеялась и вышла к нему на балкон, нежно его обняв:

– Я их уже принесла.

Царь с непониманием взглянул на неё:

– Где же они, Фалестрида?

С нетерпением застонав, она спустилась на колени и посмотрела в глаза Александру. Почувствовав его руку у себя в волосах, она расслабила шею, дав ему возможность руководить её движениями. Спустя время он убрал свою руку и начал следить, как возбуждённая Фалестрида самостоятельно продолжила работать губами, одновременно с этим нетерпеливо сжимая свою грудь.

Ночь накрыла побережье. Так как факелы зажечь было некому, любовников на балконе освещала лишь яркая луна. Опёршись грудью на край балкона, амазонка стояла, прогнув спину и смотря на луну, сдавленно стонав на каждое движение мужчины. Она была рада, что решилась прийти к Александру Македонскому, и мысленно его благодарила за тот приём, который он обеспечил ей. Она была уверена, что вскоре забеременеет, и со всей надеждой просила Олимп, чтобы у неё родилась именно дочь, которую она хотела бы назвать Кимой.

Часть I

– Кима! Не маши так мечом изо всей силы! Помни: удары должны быть точными и сконцентрированными! Давай ещё раз! – наставница пятилетней девочки, Мирина, с недовольством следила, как та не слушала её советов и продолжала наносить удары чучелу наугад, вкладывая в них всю свою силу.

Время шло, а Кима не выдыхалась, и, казалось наставнице, с каждым ударом она тратила всё больше сил. Мирина молча вытащила свой меч из-за пояса и подошла к девочке:

– Держи, попробуй с настоящим мечом, а не с деревянным.

Кима с удивлением посмотрела сначала на стальной меч, а затем – на свой. Выбросив деревянное оружие в траву, она с гордостью схватила меч Мирины и подняла его над собой двумя руками, еле его удерживая:

– От этого меча пали многие мужчины! А теперь падёшь и ты, чучи!

Она попыталась замахнуться, чтобы вонзить меч в середину круга, нарисованного на чучеле, но стальной меч – не деревянный. Кима не удержала его в руках, и оружие упало ей на ногу, оставив глубокую рану на стопе. Мирина вздрогнула от испуга, а затем забрала меч и показала девочке рукой в сторону их домов:

– Беги к Ксанфе и скажи, чтобы она обработала тебе рану!

Кима наклонилась к стопе и с обидой потрогала вытекающую из раны кровь:

– Хорошо. Только в следующий раз ты опять мне дашь свой меч! Я уничтожу этого чучи!

Сильно хромая, девочка убежала к Ксанфе, оставляя за собой кровавые следы на песке и траве.

Весёлая и безбашенная темноволосая Кима с огоньком в глазах и с открытой душой абсолютно ко всему была единственным ребёнком племени. Это делало её центром внимания взрослых амазонок, что ей нравилось, но поиграть со сверстницами она тоже хотела. Несмотря на повышенную активность, в ней была способность к трезвой оценке окружающих событий и людей, которую отражали её слегка нахмуренные брови, поджатые губы и острые скулы, которые она взяла от матери. Такую особенность ценила в дочке Фалестрида, готовясь к будущей передаче статуса царицы Киме.