Созвездие эректуса

Девушка отодвинула ноутбук в сторону и выжидательно посмотрела на Дэнброка.

— Чего вы от меня хотите? — буркнул он, — я просто военный моряк, я делаю ту работу, которую мне поручили, я не занимаюсь политикой…

— Не прибедняйтесь, — перебила Келли, — помогать близким пленных подводников не было вашей работой.

— Смею надеяться, мэм, — холодно ответил он, — что я несколько лучше вас знаю, что такое воинский долг, да и гражданский долг тоже. И я никогда бы не отказался от своей страны и не перешел бы в лагерь потенциального противника.

— Мы отказались не от страны, а от гражданства, — парировала она, — в Меганезии хорошо понимают разницу между страной и оффи.

— Если вы хотите меня распропагандировать, то зря тратите время, — отрезал Дэнброк, — я не космополит-профессор, думающий, что можно быть гражданином мира.

Санди фыркнула и махнула рукой.

— Ну его, Келли. У этих милитаристов в мозгах одна извилина, и та след от фуражки.

Доктор Винсмарт деликатно тронул адмирала за рукав.

— Извините, сэр, но вас дезинформировали. Я такой же гражданин США, как и вы.

— Вот как? А что же вы тогда здесь делаете?

— А вы сами что здесь делаете?

— Работаю! — рявкнул адмирал.

— Так и я работаю, — спокойно ответил Джерри.

Журо легонько похлопал Санди по плечу:

— Прекрасная леди, вас не затруднит передать мне вон ту бутылку?… Благодарю. Знаете, я никак не могу понять этот обычай янки. В чем смысл спорить, кто из сидящих за столом больший патриот своей страны? Это ритуал или просто стиль национального флейма?

— Это феномен мифологии нашей культуры, — пояснил Винсмарт, — так же, как вывешивать национальный флаг на частных домах.

— Заразительный феномен, как я вижу, — добавил разведчик.

— О, боже! — сказал Дэнброк, — Что за ерунду вы все несете?

Разведчик улыбнулся, покачал головой и поднялся из-за стола.

— Позвольте, сэр, я покажу вам кое-что, чего вы не заметили, заходя в дом… Уважаемые камрады, мы с адмиралом оставим вас буквально на минуту.

Они вышли с веранды и Журо молча указал на балкон второго этажа. В его углу торчала рейка, на которой гордо реял американский «Stars and stripes». В углу другого балкона с противоположной стороны дома, торчала точно такая же рейка, на которой столь же гордо реял меганезийский «пропеллер» — черно-бело-желтый трилистник на лазурном поле.

— Как видите, — пояснил Журо, — Джерри Винсмарт заразил Рау Риано этим флажковым культом. Док Джерри вывесил «Stars and Stripes» 1 сентября, на Labor Day, а док Рау, за компанию, вывесил «Helice Nuestra». Забавно, не правда ли?

— Черт, — буркнул адмирал, — но ведь в вашей стране запрещено вывешивать наш флаг.

— С чего вы это взяли?

— То есть, как c чего? Иначе и быть не может. Вы же комми!

— Сэр, чему вы верите больше, тупой пропаганде или своим глазам? — поинтересовался разведчик, — вам напомнить ваше выступление в Вашингтоне, когда вы сказали «наши моряки в тяжелых условиях концентрационного лагеря…»

— Идите к дьяволу, майор! — перебил Дэнброк, — откуда я мог знать, что вы обращаетесь с военнопленными согласно нормам гуманности?

— А откуда вы знали, что мы обращаемся с ними антигуманно? Вы ведь были абсолютно в этом уверены, пока не сошли с трапа на Ранафути.

Дэнброк еще раз посмотрел на американский флажок, затем на собеседника, а затем начал сосредоточенно массировать подбородок, как будто это могло помочь справится с новым для него противоречием в окружающей реальности.

— Вы готовите меня к какой-то очередной пакости, — решил он, наконец.

— Вы проницательны, адмирал, — ответил Журо, — я хочу попросить доктора Винсмарта повторить рассказ о том, с чем к нему приходили офицеры NSA после взрыва на Гавайях.

Мистер и миссис Тэмплинг привезли пирог с индейкой, 10 фунтов сырокопченого лосося и ящик бутылок фруктового сока. Миссис Стормут привезла Яблочный Пирог. Именно так, с большой буквы. Родители есть родители. Кормить детей это у них как инстинкт. Матросы Лэнни Тэмплинг и Роэл Стормут рады были, что компания собралась большая, и им не придется съесть все это самостоятельно.

Миссис Грэн, жена того самого механика Ника Грэма, привезла себя. Из компании они выпали мгновенно, ровно также, как еще трое матросов, к которым приехали подружки.

Джо, брат судового электрика Джима Куилла, привез бутылку текилы, а Текс, брат кока Грегори Фе, притащил фунтов пять шоколада.

Джо Куилл, будучи человеком очень обстоятельным, почти сразу подошел к лейтенанту Янису Петроу и спросил:

— Нельзя ли уточнить, все ли, что у нас с собой можно ввозить в вашу страну?

Меганезийский лейтенант задумался, затем спросил:

— У вас с собой нет сильнодействующих ядов, взрывчатых веществ или радиоактивных материалов, боевого огнестрельного или зажигательного оружия?

— Мы что, больные? — удивился Джо.

— Если это означает «нет», то больше можете не беспокоиться.

— А какие тут правила?

— Не захватывать противника или мяч руками, не толкаться дальше двух метров от мяча, и не ложиться на мяч корпусом. Ну, и не устраивать кулачные бои на поле.

— Я имею в виду, на вашей военной базе.

— Вообще-то это отель, — сообщил меганезиец, — правила техники безопасности и режим работы ресторана можно прочесть у стойки в холле.

— Черт! — сказал Джо, — А вы про что говорили?

— Про ацтекбол. Большинство янки, спрашивая о правилах, имеют в виду именно это. В американском футболе правила здорово отличаются, и мяч совсем другой.

— Классная игра, — добавил Джим, — главное следить, чтоб этим мячиком тебе не заехали по мозгам или по почкам. Он тут весит три с лишним фунта.

— Вот как? — заинтересовался подошедший Текс Фе.

— Если тебе им как следует залепят, не вдруг встанешь, — подтвердил Грегори, — мы тут уже три дня в это рубимся, так что я за свои слова отвечаю.

О спорт! Ты устанавливаешь хорошие, добрые, дружественные отношения между народами. Ты согласие. Ты сближаешь людей, жаждущих единства. Ты учишь разноязыкую, разноплеменную молодежь уважать друг друга. Ты источник благородного, мирного, дружеского соревнования. Ты собираешь молодость, наше будущее, нашу надежду, под свои мирные знамена…

Это, как известно, написал основатель олимпийского движения Пьер де Кубертен в 1912 году. Пафоса, конечно, многовато, но, по сути, все верно. Не прошло двух часов, как вся разница между американцами и меганенезийцами свелась к тому, что в острые моменты одни, в основном, употребляли слова «fuck» и «shit», а другие — «joder» и «cono».

Вернувшись на Ранафути, адмирал сразу обосновался в салоне своего самолета, наедине с аппаратом спецсвязи, и вызвал штаб USSOCOM (Форт-Брэгг, Северная Каролина). Не дослушивая стандартного ответа дежурного, он рявкнул:

— Это адмирал Дэнброк. Найдите срочно генерала Алана Рафтена.

— Минуточку, сэр. Я переключу на его кабинет…

30 секунд бодрой музыки в трубке.

— Рафтен слушает.

— Это адмирал Дэнброк. Могу я задать вам несколько вопросов? Это касается Норфолка.

— Вы имеете в виду подлодку «Норфолк»?

— Разумеется, именно ее.

— А чем я могу вам помочь, адмирал?

— Думаю, чем-то можете, раз ваша подпись стоит на задании командира подлодки.

— Гм… — Рафтен задумался, — а кто вам это сообщил?

— Тот, кто эту подпись видел. Могу я узнать, как составлялось это задание?

— Гм… — снова пауза, — поймите меня правильно, адмирал, но вас нет в листе допуска к данной информации.

— Вот как? — спросил Дэнброк, начиная закипать, — а кто подписывал лист допуска?

— Вы же понимаете, что этого я тоже не могу вам сказать, поскольку…

— Зато я могу вам кое-что сказать, — перебил адмирал, — я сейчас на Ранафути, в Меганезии. Я говорил с глазу на глаз с командиром «Норфолка» и теперь знаю его задание наизусть. Это что-нибудь меняет, я надеюсь?