Первая кровь

— Херней страдаешь, брат… — протянул Жасым. — Как там наш алкоголик?

Я посмотрел на Дёму. Он закутался в одеяло, как в кокон, но только туловищем; на ноги одеяла уже не хватило. Я еле сдержался, чтобы не укрыть его ещё и покрывалом.

— Дрыхнет, — ответил я. — Думаю, он только к обеду очухается.

— Это да… Завтракать пойдем?

В выходные мы обычно ходили в ту столовку, где подавали резиновые котлеты, но именно сегодня меня туда совсем не тянуло. Я вдруг вспомнил о более приличном заведении, что располагалось недалеко от метро — мы в нём были буквально пару раз по причине слегка задранных по студенческим меркам цен. Но кормили там не в пример лучше.

— Есть чай, колбаса, сыр, хлеб и пряники, — ответил я. — В столовку что-то не тянет. Но днем можем заглянуть в «Ромашку».

Меня ещё в первой жизни веселил советский нейминг. «Ромашкой» назывался не ближайший детский садик, а вполне респектабельный небольшой ресторанчик. Вечером его оккупировали пьяные компании, и можно было нарваться на серьезные проблемы, просто проходя мимо, а вот днем там было тихо и пусто.

— «Ромашку»? Тебе деньги откуда-то упали? — недоверчиво спросил Жасым. — Я до стипухи на мели, тогда и родители что-то пришлют.

Я помнил, что у Казаха финансовое положение было примерно таким же, как и у меня. Из нас троих только Дёму можно было назвать богачом, но тот со своим богатством обращался слишком беспечно. Так что к концу месяца в нашей комнате проходило негласное соревнование — кто больше выпросит в долг у знакомых. Побеждал обычно Дёма, но его победы особого облегчения нам не приносили — в силу его образа жизни. Впрочем, что-то из добытого им шло и на поддержание наших с Жасымом штанов.

— Я тоже не ебу дочь миллионера, если ты об этом, но мы выкрутимся, Казах. Сэкономим на ужинах — я вчера неплохо закупился, можно ещё добавить немного овощей, фруктов и каких-нибудь конфеток — и каждый день устраивать неплохой пир, не заходя в столовку. Так что шиканем немного в «Ромашке», но позже. И с бутерами сам разбирайся, не маленький. А я попробую прояснить для себя смысл жизни.

— Э… ну хорошо, брат. Давай в «Ромашку», — Казах, похоже, пребывал в некотором недоумении. — А что за смысл жизни?

— Философия, брат, — я поднял учебник по этому предмету. — Она, правда, марксистко-ленинская, но и в ней есть про то, зачем мы существуем. Хотя написано очень и очень мутно.

Я решительно открыл книгу, нашел оглавление и понял, что это надолго.

Удивительно, но следующие несколько часов меня никто не отвлекал — для нашей комнаты случай почти невероятный. Дёма продолжал похрапывать, а Жасым после завтрака немного повалялся на кровати, но потом присоединился ко мне. Вернее, он просто сел со своей стороны за стол, достал тетради с лекциями и учебники и тоже начал заниматься — но я не стал уточнять, чем именно.

Было уже хорошо за полдень, когда я решил, что на сегодня философии хватит.

— Жасым, как насчет прогуляться в сторону «Ромашки»?

Тот оторвался от своих записей и, подумав немного, кивнул.

— Можно. Только без пива, лады?

— Да смотри сам, — беспечно отмахнулся я. — Я пока не знаю, может, возьму кружку. Нам бы ещё в магаз завернуть, я татарам обещал колбасу за вчерашний подгон.

Пиво в том кафе было разливное и очень приятное — особенно под соответствующую закуску. Воблу, кстати, там тоже продавали.

— А, так вот как ты их раскрутил!

— Не, это уже потом, и я сам предложил, — ответил я.

Мы синхронно встали, также дружно посмотрели на устроенный нами бардак на столе, на спящего Дёму — и решительно принялись убирать учебники и тетради в тумбочки. Неизвестно, что придет нашему приятелю в голову с перепою.

С одеванием у меня вышел очередной затык. Я ещё вчера подумал о том, что нужно провести инвентаризацию своего гардероба, потому что совершенно не помнил, что у меня имелось из вещей к концу первого курса, но отвлекся на судьбы мира и не сделал этого. Впрочем, оказалось, что там и вспоминать было нечего.

Например, я был гордым обладателем брюк с чудовищным клёшем — мать купила их ещё в десятом классе школы, когда я к середине четвертой четверти вдруг вытянулся, и форменные штаны стали походить на шорты. За институтский год я подрос ещё немного, но не слишком сильно, и длина у этой мечты моряка оставалась вполне приличной — хотя сам фасон наводил меня на грустные мысли. Из рубашек лишь одна была относительно чистой, хотя и сильно помятой; вторую я израсходовал, кажется, раньше, а ту, что натягивал на Аллу, ещё не привел в порядок. Но помятость скрыл пушистый темно-серый свитер, а сверху всё это безобразие прикрыла темно-синяя курточка с резинкой по талии. Ботинки были тяжелыми даже на вид; я вспомнил, что купил их уже сам, незадолго до Нового года, так как моя предыдущая пара, предназначенная на весенне-осенний сезон, развалилась в ноябре. Ещё у меня были ботинки модели «прощай молодость» — для зимы, а также пара хорошо поношенных кед на лето. Широко жил первокурсник Серый, что и говорить.

— Я готов, — сообщил я.

Жасым, который ещё находился в процессе одевания — буквально одной ногой в штанине, — хмыкнул. И оперативно шлепнулся на кровать, когда дверь в нашу комнату распахнулась, а знакомый мне девичий голос радостно возвестил:

— Привет, мальчики!

— Здравствуй, Алла, — настороженно поздоровался я. — Давно не виделись… какими судьбами к нам? Надеюсь, сегодня у тебя всё в порядке?

Алла была совсем не похожа на ту побитую собачонку, с которой я вчера днем прощался в тамбуре. К нам заявилась уверенная в себе красавица, с неплохими — по меркам общаги — макияжем и маникюром, в модной кожаной юбке, доходившей до середины бедра, высоких сапогах до колен и в кожаной же красной курточке. На голове у неё красовался приведенный в порядок «взрыв на макаронной фабрике» — одна из самых модных на тот момент причесок; такая, если я не ошибаюсь, была у певицы Шер и повелительницы тьмы Эльвиры. Правда, со слегка русыми волосами Аллы этот модный шик смотрелся, мягко говоря, забавно.

— Эй! — напомнил о своём виде Жасым.

— Ой, да что я там не видела!

Она, кажется, была уверена, что это её собственная шутка. Правда, я эту фразу так и не произнес, но подумал о ней. Она должна была догадаться.

Про Аллу Казах знал — я ему рассказал о спасении девушки ещё вчера, сразу после сытного ужина татарскими эчпочмаками. Он знал, в каком состоянии она попала на его кровать, и про наши с ней разговоры, и про то, как она пыталась сбежать — я не счёл нужным ничего скрывать. Я думал, что больше эту Аллу не увижу, да и не особенно горел желанием видеть её. А оно вон как.

— О, ты многого не видела, — вмешался я, пока Жасым пытался покраснеть от смущения. — Может, у него трусы в цветочек?

— Что, действительно в цветочек? — Алла заинтересованно повернулась в сторону Казаха.

— Идите нахрен, оба! — заорал тот. — Дайте одеться спокойно!

— Алла, некрасиво так себя вести в обществе неженатых мужчин, — попенял я. — Пойдем…

— Да вы мальчишки ещё…

Договорить я ей не дал — аккуратно взял под локоть и вывел в длинный общагский коридор с рядами одинаковых дверей с разными номерами.

— Мальчишки мальчишкам рознь, — наставительно произнес я. — Некоторые вон уже рыцарями работают, жизнь невинным девам спасают. А эти девы потом проявляют самую натуральную неблагодарность.

Из нашей двери выглянула лохматая голова Дёмы. Он заспанными глазами безошибочно нашел Аллу и тут же расплылся в своей фирменной улыбке.

— О, у нас гостья. Я Демьян, самый классный парень в этой комнате. А ты кто, прекрасная незнакомка?

Алла с недоумением посмотрела на меня.

— Дёмыч, исчезни, — как можно более грозно сказал я.

— Но как я могу…

— Легко, — я добавил металла в голос. — Дверь закрой с той стороны и исчезнешь, нам поговорить надо.

— Девушка… — Дёма попробовал апеллировать к слабому полу.

— Дём!

Видимо, Дёма всё же проспался и почти мог соображать — он понял, что я не шучу и решил не идти на обострение. Голова скрылась в тамбуре, а дверь захлопнулась.