Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 75



Лицо чернавки горело и щипало, бедняжке начало казаться, что Нирхасс хочет содрать с него кожу начисто, так сильно он ее тер.

— Господин?! — снова раздался перепуганный голос Тойры где-то позади.

— Вон, — прорычал хозяин, и управительницы и след простыл. Только быстрые шаги и тихий стук прикрываемой двери, далеко за спиной Айи.

Раз за разом Нирхасс запихивал Айю головой в воду, намыливал и снова окунал, и принюхивался, но сколько бы господин ни тер лицо несчастной чернавки, у него не получалось смыть то, что его так злило. Мужчина нервничал, свирепея с каждой неудачной попыткой все больше и больше. Пока не бросил эту затею, грубо отшвыривая от себя всхлипывающую девушку.

Отлетев к стене, Айя простонала, впечатавшись затылком в каменную стену купальни. Под руку попала ее сумка и девушка тут же прижала ее к груди, тяжело дыша и испуганно глядя на ассура из-под облепивших лицо волос. Холодная вода противно стекала за шиворот, заставляя девчонку то и дело вздрагивать от холода… И страха…

Будто бы и не было всех этих недель в родном мире. Словно это все ей только приснилось. Почудилось. От этих мыслей девушке стало совсем не по себе, но следующая мысль напугала ее куда больше. Она была легкой и мимолетной, но такой жгучей, что болезненно отпечаталась в сердце, резанул по напряженным нервам…

«Я скучала. Так скучала» …

Подумалось вдруг Айе — мойрой, озябшей и испуганной, сидящей на полу купальни, после щедрых издевательских манипуляций господина.

Какая дура. Боже, какая дура…

Всхлипнув, служанка вдруг рассмеялась, громко и заливисто. Не отрываясь глядя на стоящего перед ней господина и повелителя Северных земель. Смеялась над собой, над своей глупостью и ничтожностью. Слабостью. Несмотря на все, что он с ней сделал, Айя все равно тосковала… ждала и где-то глубоко в душе верила, надеялась…

Глупая, глупая чернавка! Мало тебя высекли плетью, мало насиловали, мало подавляли волю и унижали! Тряпка… Безвольная и жалкая. Ничтожная.

Айю продолжал сотрясать истерический смех. Звонкий. Эхом разносящийся в остывшем помещении купальни.

Нирхасс замер, пристально глядя на девушку, в глазах его блеснуло недоброе, привычно холодное и порывистое. Видимо он принял ее смех на свой счет. Как издевку, насмешку. Айя осеклась под его пристальным взглядом и утихла. Но было поздно.

Мужчина в пару шагов преодолел разделяющее их расстояние, и не церемонясь ухватил служанку выше локтя, сильно сдавив несчастную руку. Потянул вверх. Айя сцепив зубы, шумно выдохнула.

Они буквально пролетели покои и коридор чердачного этажа, сбежали вниз по лестнице. Ассур уверенно и легко, девушка едва за ним поспевая, спотыкаясь и всхлипывая от боли в стиснутой сильными пальцами руке. Слуги и гвардейцы, попадающиеся им на пути, испуганно шарахались в стороны, всем своим существом ощущая гнев хозяина. Даже встречаемые гости замка Шаррихасс удивленно оборачивались на хозяина и странную мокрую девушку, которую он почти волоком тащил за собой.

Перед глазами Айи все мелькало, девушка тяжело дышала. А коридоры и лестницы стремительно сменяли друг друга, пока наконец, мужчина не остановился у широкой решетчатой двери. Молоденький парнишка в форме с эмблемой синей розы, переполошился и загремел ключами, пропуская господина и его пленницу дальше. Ниже. В узкие коридоры и подвалы, что в этой части замка служили тюрьмой. Темницей.

Айя пикнуть не успела, как оказалась за решеткой. Нирхасс буквально швырнул ее в темное и сырое помещение, стремительно поворачивая ключ в замке и засовывая его в карман.



Приземлившись на колени и чуть не улетев в каменную стену подбородком, служанка болезненной ойкнула, обернулась к решетке, за которой виднелась мощная фигура повелителя в скудной, желтоватой полоске света. От этого весь он казался каким-то особенно зловещим, темным. Ассур просто стоял там, и смотрел, прожигал насквозь свою пленницу, не торопясь уходить. Айя перепуганная и сбитая с толку ничего не понимала. Не без труда поднялась, поглаживая ушибленные в кровь колени с содранной кожей, поморщилась. Осмотрелась. Глаза, еще не привыкшие к темноте с трудом, но различали покрытые плесенью и влагой камни стен, прелую солому на полу в углу и приличных размеров, дурно пахнущую лужицу у противоположной стены. Воздух был густым, спертым, влажным. Тягостным. Под самым потолком, на внушительной, гниющей деревянной балке болтались ржавые цепи, тихо позвякивая. Нестерпимо пахло мочой и испражнениями.

И он хочет оставить ее здесь? Насовсем?!

Айя поддавшись страху, порывисто метнулась к решетке, обхватив чуть шершавые прутья ладонью, попыталась в полумраке разглядеть лицо господина.

— Господин, прошу не ост…

— Молчи, если жизнь дорога, — прошипел он сквозь зубы, не позволяя ей закончить, — молчи, Айя.

Еще пару мгновений мужчина смотрел на нее из темноты. И каждая клеточка несчастной плавилась под его взглядом, вспыхивала, бросая несчастную в дрожь. А затем не говоря ни слова больше, ассур направился к выходу. Шаги его глухо звучали где-то далеко, поднимались по лестнице и окончательно затихли, погрузив пространство в мрачную, гнетущую пустоту.

Айя осталась одна. В темноте и зловонии темниц Шаррихасс.

Девушка зябко поежилась, снова оглядываясь по сторонам. С потолка монотонно и тягуче капало и стекало по стене в ту саму лужицу. Давило на нервы размеренным шлепаньем. Айя какое-то время стояла, вглядываясь в узкий мрачный коридор, надеясь, что вот-вот господин вернется и заберет ее из этого холодного и страшного места. Но время шло, капли все падали и падали, а Нирхасс так и не появлялся. Колени нещадно саднило, лицо горело, а влажные волосы неприятно липли к шее и спине. Опустив сумку на пол, девушка, поежившись их отжала, и выудив из кармана резинку, собрала в неуклюжий хвостик.

Прошлась по своей камере туда-сюда и присела в угол на сбитую в кучу солому, подтягивая к себе колени и сумку. И стоило ей остановиться, замедлиться, как разом на беднягу рухнули все мысли и чувства, что до этого были где-то далеко и беспорядочно метались, не в силах оформиться во что-то единое. Теперь же они придавили девчонку всем своим грузом, заставив обнять себя и жалобно вздохнуть. Но самой яркой была одна. Единственная. Верить и думать о которой, Майя страшилась более всего.

Зябко передернув плечами, Айя полезла в сумку. Выудила из бокового кармашка телефон, нажала на разблокировку экрана и слабый голубоватый свет осветил пространство вокруг. Затаив дыхание, Айя достала бережно сложенный листочек и аккуратно его развернула, светя дисплеем на стройный ряд букв, что складывались в предложения. Девушка снова и снова перечитывала строчку за строчкой, затаив дыхание и в волнении то и дело прикусывая нижнюю губу.

… соответствует сроку, одиннадцать акушерских недель…

Перевела взгляд на черно-белый снимок, затаила дыхание глядя на крошечные ручки, на очертания маленького личика, носик.

Не осознавая, положила руку на живот, поглаживая, согревая. И сердце вдруг затопила такая безграничная нежность, такой трепет и вместе с тем страх, что девушка не смогла сдержать шумного вдоха и непрошенных слез.

Айю затрясло крупной дрожью. На хрупкие девичьи плечи вдруг рухнуло осознание страшной реальности, в которой она теперь отвечала не только за себя, но и за крошечное сердечко. Маленькую, непрошенную и нежданную жизнь. Но оттого не менее желанную и нужную. Никогда ранее девушка не представляла себя мамой. Вернее представляла, но в далеком будущем, будучи состоявшейся, счастливо замужней и уверенной в завтрашнем дне женщиной. А не вот так вот… Одинокой рабыней, пленницей чужого мира и чужой воли. Холодного и страшного мужчины, что никогда не посчитает ее ровней себе. Ассура — не человека, господина беспощадных северных земель, жестокого и властного, обещанного в мужья другой…

Айю передернуло. Девушка устало опустила голову, упираясь лбом в саднящие колени. На боль физическую не обращала внимания. Не до нее было, когда внутри все выло и металось, скреблось в душе вздыбившими шерсть черными кошками. Служанка вдруг осознала, что непомерно устала. Что эти миры и собственные мысли, и чувства ее вымотали настолько, что впору было бы лезть в петлю. И обстоятельства этому способствовали. Но рука внизу живота… Она теперь не одна. Теперь нельзя быть эгоисткой. Теперь нужно отвечать…