Большая волна любви

– Мне не нравится все, что связано с моей будущей специальностью – и ваш предмет в том числе, – признался Михаил. – Понимаете, я случайно оказался на этом факультете. Это не то, чем бы я хотел заниматься в жизни. И теперь я не понимаю, для чего мне японоведение, если я живу в России и никуда не планирую отсюда уезжать?

– Я вас прекрасно понимаю. – Кей кивнула. – Довольно неприятно посвящать свое время тому, что не приносит удовольствия. И тем не менее вы здесь. Жизнь – штука длинная и непредсказуемая. Сегодня кажется, что вам это не нужно, а завтра, возможно, вы будете благодарить судьбу за то, что все сложилось именно так.

– Вы не сказали ничего нового, – с сарказмом ухмыльнулся Михаил. – Я все это уже слышал от пред… – запнулся он и тут же поправился: – От родителей.

– Ну тогда зачем мучить себя? – Она с улыбкой развела руками. – Оставьте учебу и займитесь тем, что вам нравится. Судя по тому, как вы сегодня увлеченно рисовали, вы хотите быть художником, я правильно понимаю?

– Да. – Он кивнул. – Но бросить учебу не могу.

– Почему? – Госпожа Кисимото выгнула бровь в явном удивлении.

– Родителям слово дал, что окончу университет, – признался Михаил. – А я не могу нарушить обещание.

– Это прекрасно. – Госпожа Кисимото покачала головой. – Возможно, вам надо побывать в Японии, познакомиться с нашей культурой, традициями, чтобы изменить мнение о будущей профессии. Поверьте мне, у нас замечательная страна, я уверена, вы непременно полюбите ее.

– Пока в мои планы это не входит, – уклончиво ответил Михаил.

Он хоть и любил путешествовать, но меньше всего ему хотелось побывать в Японии. Ему хватало того, что изо дня в день он только и слышал о ней.

– Господин Рассказов, почему вы совсем не ходите на мои семинары? – спросила госпожа Кисимото. Она чуть склонила голову, с прищуром глядя на него, и, не дожидаясь ответа, воскликнула: – Если вы продолжите в том же духе, я не смогу допустить вас до сессии, и тогда у вас опять появится долг, который придется пересдавать весной. Систематические несдачи экзаменов могут привести к тому, что вас отчислят из университета за неуспеваемость, а мне бы очень этого не хотелось. Вы талантливый молодой человек, у вас феноменальная память. Я вижу, как вам легко дается японский язык. Раньше я думала, что вы ленитесь, а теперь поняла, что вы просто не хотите его учить. Мне очень неприятно это осознавать. Да, наш язык не такой популярный, как английский, но зато у него многовековая история, уходящая корнями в древность. Если вы измените свое отношение к нему, вы почувствуете себя частичкой нашей страны.

Как всегда, госпожа Кисимото была спокойна и рассудительна. Михаил встретился с ней глазами и, не выдержав пристального взгляда, опустил голову. Он ничего не ответил: он попросту не знал, что говорить. Госпожа Кисимото была права.

– Я очень надеюсь, что в этот раз вы не пропустите экзамен и перейдете в следующий семестр без долгов, – сдержанно улыбнулась Кей и поджала губы.

– Постараюсь, – сказал Михаил. Он встал, накинул рюкзак на плечо и спросил: – Я могу идти?

– Да, конечно, – закивала она, – идите.

Михаил вышел из аудитории расстроенным. Казалось бы, чего расстраиваться? Ну, подумаешь, госпожа Кисимото провела воспитательную беседу. Ему ли не привыкать к этому. За год его не раз вызывали другие преподаватели, и нередко дело заканчивалось в кабинете декана. Но только не она. Кей впервые попросила его остаться, хотя больше всего проблем у него было именно с ее предметом. В душе он прекрасно понимал, что его расстроило. Ее убедительные реплики и до безобразия спокойное поведение лишили его равновесия и оставили в душе чувство стыда и вины. Никогда прежде он не переживал по поводу всех этих бесед и забывал о них, как только покидал стены преподавательского кабинета. А теперь, шагая по длинному коридору на встречу с инспектором курса, он думал о разговоре с госпожой Кисимото, а ее фраза: «Поверьте мне, у нас замечательная страна, я уверена, вы непременно полюбите ее» – крутилась на языке, как заезженная пластинка.

«С каких корзиночек я должен полюбить ее?»

В начале учебы все казалось не таким уж страшным. Первый курс пролетел незаметно – то ли потому, что студентов щадили преподаватели, то ли программа была еще не слишком сложной. Они учили по тридцать иероглифов, по несколько грамматических конструкций и по сто пятьдесят слов в неделю. Помимо японского языка, который занимал одну пару в день, изучали другие дисциплины: социологию, информатику, фольклор. И только когда начался второй курс, Михаил понял, в какой кромешный ад он угодил. Японский теперь занимал две пары в день, а предметов, касающихся страны восходящего солнца, стало куда больше. У студентов была одна единственная отдушина – правоведение. На него они шли как на праздник. Госпожа Кисимото и другие преподаватели настолько прониклись «большой и искренней любовью» к студентам, что время, которое те раньше тратили на развлечения и прочие молодежные шалости, теперь стало уходить на зубрежку иероглифов и написание всяких работ, курсовых и рефератов. Михаил понимал, что дальше будет только сложнее, и думал лишь о том, как бы ему продержаться до конца обучения и не вылететь из универа за неуспеваемость. А это ни много ни мало еще почти четыре года жизни.

Погруженный в свои мысли, он не заметил, как добрался до учебной части.

«Сейчас еще Ксюха дыру в черепе просверлит», – подумал он и постучал в дверь. Услышав звонкое «Йёкосо», что на японском означало «добро пожаловать», парень вошел в кабинет. Инспектор курса, миловидная брюнетка с вздернутым носиком и пухлыми блестящими губами, сидела за письменным столом и чем-то увлеченно занималась в ноутбуке. Она была симпатичной, многие парни смотрели на нее с вожделением, но только не Михаил. Каждый раз, когда она хлопала нереально длинными ресницами, явно не своими, он вспоминал корову из старинного мультфильма «Буренка из Масленкино». Михаил не мог объяснить почему, но сей факт отбивал у него все желание смотреть на нее как на девушку. Он видел в ней только инспектора курса и никого более. Она поднялась с кресла, поправила неприлично узкую юбку, одернула алую рубашку и, цокая тонкими каблучками, направилась к нему. Пока она шла, Михаил в голове изобразил иероглиф «aka», обозначающий ярко-красные цвета. Была у него такая привычка – мысленно рисовать значки тех слов и фраз, которые он уже выучил. Может, поэтому ему не приходилось часами корпеть над учебниками, как это делали другие студенты.

– Ба, какие люди пожаловали ко мне в гости. – Девушка раскинула руки в стороны, точно собиралась обнять его. – Рассказов собственной персоной.

«Ксюха в своем репертуаре».

Хоть она была строгим инспектором, не давала спуску студентам, это не мешало ей ходить с ними на вечеринки или сидеть в каком-нибудь кафе. В тот день, когда одногруппники праздновали Вовкин день рождения, она тоже была в ночном клубе и веселилась вместе со всеми до самого утра. Но потом, когда узнала, что Михаил не пришел на экзамен, чуть живьем его не съела.

– Здравствуйте, Ксения Сергеевна, – криво улыбнулся Рассказов. – Тоня сказала, что вы меня вызывали.

– Вызывала, – подтвердила она и кивнула на стул, который стоял сбоку ее стола. – Присаживайся. Чай, кофе, потанцуем? – шутя, предложила она.

Михаил стушевался, никак не ожидая такого гостеприимства. Он приготовился к «разбору полетов», но не к распитию бодрящих напитков.

– Настроение не танцевальное, а кофе с чаем дома попью, – отказался Михаил. Он повесил рюкзак на спинку стула и уселся.

– И то верно. Нам с коллегами больше достанется, – рассмеялась Ксения. Она вернулась на свое место, взяла авторучку и принялась крутить ее в наманикюренных пальчиках. – Рассказов, да расслабься ты. Я не собираюсь наезжать на тебя за твои косяки, я позвала тебя совсем по другому поводу. Случайно не знаешь по какому? – Она уставилась на него.

– Ксения Сергеевна, да откуда ж мне знать? – хмыкнул Михаил, тоже глядя на нее. – У меня в роду одни лингвисты, ясновидящих нет.