Страница 96 из 110
Еще там лежал брат Ньяла Кулака, я запамятовал его имя, помнил лишь, что он был хельтом и до следующей руны ему не хватало чуть-чуть.
А еще… у меня перехватило дыхание… Ульвид. Ульвид, как я его помнил. Его тело словно обглодали дикие звери, но лицо осталось нетронутым. Я, сам того не замечая, опустился рядом на колени и осторожно приподнял ему веко. Прямо на меня смотрел густо-рыжий зрачок. Значит, Ульвид умер измененным. Тогда почему он лежит не с драуграми, а с людьми?
Подходили и другие, останавливались возле знакомых тел, смотрели на лица героев. Скирикр тоже был тут, сидел возле деда, и почему-то выглядел старше на десяток зим, чем тот наглый парень в рунном доме год назад.
А серый дождь всё лился и лился из серых туч, нависших над Сторборгом.
Краем уха я слышал голос Харальда. Он говорил что-то о великой победе, о славной битве, о силе нордского духа и могуществе солнечного бога. Меня это разозлило. Какой солнечный бог? Где он был? Нет, с нами были наши боги! Если не благодать Фомрира, сколько бы еще людей погибло? Если не милость Орсы, сколько мучений принесли бы раны? Если не усердие Корлеха, сколько драугров бы мы убили?
Я встал, снял со спины щит, вынул топор и с силой ударил обухом о железный умбон. Светлый ясный звон прервал речь конунга. Он замолчал. А я ударил еще раз и крикнул:
— Тебе, Фомрир!
И ульверы, и другие хирдманы, и сторборгцы повторили мой клич:
— Тебе, Фомрир!
И зазвенело-загрохотало железо о железо, призывая наших богов.
На пиру Альрик усадил меня подальше, чуть ли не возле выхода, рядом со сторборгцами, которые, может, драугра и не видели толком. Хирдманов, шедших в бой первыми, разместили за поперечным столом, в центре которого сидел сам конунг Харальд, его сыновья, три солнечных жреца, Ньял-сторхельт и другие именитые гости.
Впрочем, я не обиделся, ведь я был не один. Со мной ушли подальше от щедрого конунгова стола и другие ульверы: Рысь, чей вздернутый конопатый нос теперь смотрел немного набок, Простодушный, который не захотел сидеть за высоким столом, Аднтрудюр, сообразивший, что хватать девок за задницы сподручней подальше от конунга, и Стейн. Зачем пришел он, я не спрашивал.
Стол у нас был накрыт скромный: ни тебе жареного кабана на блюде, ни заморских вин, ни диковинных сластей, зато вволю можно отведать отменных каш с крупными кусками мяса и ароматными травами, пирогов с разными начинками, эля хоть залейся. А что еще нужно мужчине? Ну разве что бабу помягче, но это позже.
Я накладывал себе в плошку всего и побольше, смеялся над шутками и похвальбой горожан, без продыху подымал рог с элем и ждал. И голова была ясна, как в тот день на Красной площади…
Стоило мне воздать хвалу Фомриру, как мой клич подхватили почти все воины, бывшие там. И я поймал на себе взгляд Скирикра. Он узнал меня и вроде бы обрадовался. Может, устал искать нас по всему Бриттланду и теперь радовался, что нашел?
Харальд же закричал:
— Кто посмел прервать меня?
И приказал привести виновника к нему, но ближайшие воины, что вроде бы бросились схватить, ловко вытолкали меня с площади, закрывая спинами.
Смешно! Казалось, весь город знал, кто первым крикнул «Тебе, Фомрир!». Нашему хирду быстро отыскали пустой дом на южной окраине города, неподалеку от сгоревших улиц на берегу Ум. И люди со всего Сторборга приходили к нам, а точнее ко мне. Они улыбались, хлопали по плечу и говорили, что давно не видели Харальда в такой ярости. Каждый приносил какой-нибудь дар: оружие, отрезы тканей «жене на платье», украшения, серебряную посуду, кости тварей, угощения и выпивку.
Хвала богам, Харальд быстро успокоился и не стал позориться поисками мальчишки, воззвавшего к своим богам. Мне думалось, что это солнечные жрецы отговорили его. Слишком много приверженцев Фомрира в Сторборге, особенно сейчас, после сражения с драуграми.
Альрик всех гостей приветствовал радушно, усаживал за стол, беседовал, расспрашивал о разном — в точности как мой отец. И в точности как отец, хевдинг заставлял меня сидеть рядом с ним, кивать и слушать. Но на этот раз слушать было интереснее.
Хускарлы и хельты, хирдманы и кузнецы, земледельцы и гончары, кожевенники и торговцы… К нам заглядывали разные люди. Всякий раз разговор доходил до конунга и богов. И постепенно я понял, как было дело.
Сначала Харальд не хотел впускать солнечных жрецов в Бриттланд, говорил, что у нас свои боги, и чужих нам не надо. Но иноземцы преподнесли ему богатые дары и предложили выгодные условия для нордских торговцев, если конунг разрешит проповедовать на своих землях всего нескольким жрецам.
— Мы не будем говорить с твоим народом, — убеждали его сарапы, — у вас свои боги, и они сильны. Достаточно посмотреть, как богато и хорошо вы живете. Нет, мы хотим говорить с теми, чьи боги слабы. С рабами. С бриттами. И учение нашего бога будет вам только на пользу, ведь наш бог запрещает получать благодать. Наш бог учит терпению и повиновению. До далеких берегов Ардуанора доходили слухи, что непокорные бритты часто нападают на ваши деревни и хутора. Но если мы приведем их в нашу веру, такого больше не случится!
Харальд вроде бы и соглашался, но и не спешил с ответом. Скорее всего, хотел получить больше диковинных подарков. Да и Мамиров жрец, живущий возле Сторборга, не раз говорил, что люди из жарких песков не принесут добра в Бриттланд, требовал, чтобы конунг гнал прочь и их торговцев, и их жрецов.
А потом случилось то самое восстание бриттов. Харальд, устав от бесконечных воплей и просьб горожан, разрешил строить в Сторборге сольхусы, мол, пусть бритты поклоняются жалкому богу, богу-слабаку. И после этого бритты притихли. То ли норды повырезали всех диких, то ли они сами подохли в лесах.
Сарапские торговцы часто заглядывали к конунгу в гости. Привозили драгоценные шелка для его жены, диковинные кривые мечи с односторонней заточкой для его сыновей, скатные жемчуга для дочерей. Самому конунгу дарили тонконогих сарапских коней, иноземных девок-рабынь, среди которых были и смуглые, и белокожие, и черные как смоль. И каждый раз приводили с собой солнечных жрецов, которые хвалили мудрость и величие Харальда, рассказывали неслыханные истории и даже давали советы по управлению Бриттландом, причем так вкрадчиво и ласково, что конунг и не замечал поучений.
А потом незаметно из дома конунга исчезли старые гобелены с вытканными картинами из жизни наших богов, пропали символы Скирира и Фомрира, да и гонцы к Мамирову жрецу уже не бегали. И на пирах Харальд нет-нет да и заговаривал о том, как надоели ему старые песни и сказы о северных богах.