Страница 40 из 110
— Да почти сразу. Сынок мой пересказывал, как всё было, стращал, что изгои могут заглянуть в мой дом, звал перебраться в Сторборг, — старик снова заскрежетал смехом. — Гляди, и ведь угадал.
И снова раскашлялся, поднес руку к лицу, чтоб слюну утереть, а пальцы трясутся как хвост у трясогузки. На такого злиться — себя не уважать. Может, он потому и позвал нас, что хотел еще раз хоть какие-то чувства испытать: страх, любопытство, азарт? Или гости здесь так редки, что сойдет любой путник? С бриттами он общаться не хочет, старшие сыновья приезжают редко, а младший не больно-то рвется сидеть с отцом. За это годы, поди, сто раз выслушал все истории.
— Раз уж выяснили правду, так, может, расскажешь, что там было и как? Поте́шь старика! — сказал Вемунд и впился внимательным взглядом.
— Ну, кое-что могу и рассказать, — согласился я. — А ты потом про молот: откуда он взялся, из чего сделан…
Особо я трепать языком не стал, говорил лишь, о чем за пиршественным столом обычно бают: как мы на морскую тварь охотились, как троллей ловили, как великана убивали, не того, что у малахов, а того, что у Гейра Лопаты. Про наши хождения в Бриттланде ни слова не сказал. Незачем.
Но когда зашла речь о молоте, со двора позвали. Громко и настойчиво.
Я взял последний целый щит и выскочил наружу.
Там, прямо внутри ограды, бесновался драугр, теснил сразу обоих братьев. Как он перебрался, понятно стало сразу: перепрыгнул. Седьмая руна, вроде бы не так много, из оружия только нож, не женский в пол-ладони, а хороший боевой нож с длинным лезвием в две ладони. Ни кольчуги, ни шлема, одна рубаха и драные штаны с порезами. Но явно противник не из легких, потому как он не дрался, а прыгал. Как блоха — на полтора своих роста взлетал, потом сверху падал, да не просто, а по хитрому.
Вот он взлетел, поджал ноги, увернувшись от меча, затем оттолкнулся ногой от плеча хускарла и заехал второй ногой ему по лицу. Я б тоже так смог, если б догадался! Против такого бойца молот — помеха, а не подмога. С моей нынешней скоростью и силой я молотом ни в жизни в эту блоху не попаду, а вот топором можно попробовать.
Шестирунный хускарл отлетел в сторону с разбитым лицом. Семирунный кое-как отбивался, больше огребая, чем давая.
Я оттолкнул бесполезных племянничков, крикнул, чтоб присматривали за другими мертвецами, и посмотрел на Блоху. Жаль, не понять, как он выглядел при жизни: мышцы усохли, кожа потемнела и сморщилась, из-под приподнятой верхней губы виднелись бурые зубы, одного верхнего не хватало. А вот фигурой недалеко ушел от меня: мелкий, худой, юркий. Точно блоха.
Драугр снова прыгнул, но не вверх, а вбок. Враз пролетел мимо, чиркнул ножичком, я двинул щитом, и он отлетел в сторону, врезавшись спиной в сарай. Я рванул к нему, замахнулся топором, как он взмыл на крышу сарая. Бездна, в эту игру и я играть могу! Поднапрягся и тоже прыгнул. Плюхнулся пузом на край, а цепляться нечем. В одной руке щит, в другой топор. Сбросил щит, подтянулся, только хотел встать, как над головой пролетела стрела.
Драугра с занесенным ножом отбросило на шаг. Он яростно рубанул по торчащему из груди древку, но я уже встал, чувствуя, как прогибается под ногами подгнившая за зиму дранка.
Мертвец замер, руку с ножом отвел. Если бы не знал, что он ходячий труп, решил бы, что он сейчас продумывает план боя. Как только его в прошлый раз подловили? Судя по дырам в штанах, рубили по ногам. Поможет ли это сейчас? Стрела в груди ему, вон, никак не мешает.
Хотя чего тут думать? Бить надо! Вот я и вдарил топором. Блоха снова подскочил, легко увернувшись, а вот приземлился неудачно. Пробил-таки крышу. Нога застряла в дыре, но лишь на мгновение. Драугр рванул, выломал еще несколько досок и спрыгнул на землю. Я за ним.
Взмах ножа!
Лезвие скользнуло по ноге, не столько порезав, сколько оцарапав кожу. В попытке увернуться я брякнулся боком, забыв, как дышать. Еще с ночи ребра не прошли! Вот же блоха подзаборная! Гнида недобитая! Скакунчик болотный! Встал, подскочил к нему, вмазал левой, а когда он захотел было снова прыгнуть, я прыгнул тоже, ухватил его за ногу и вогнал в землю. Брр, рука извозилась в чем-то липком!
А теперь топор!
Железо ушло в почву по топорище. Мертвец успел откатиться в сторону, и там Вемундов племянник пнул его в голову.
— Это мой! — рявкнул я. — Не трожь!
Вытащил топор, дернул драугра за ногу и вогнал лезвие ему в грудь. Не сдох! Тогда ударил по шее и еще одним ударом отрубил голову. Вместо крови вытекла темная вонючая жижа. Хорошо хоть не брызгала, отмываться от такой замаешься.
— Ты это… — держась за ребра, сказал я, — и на мелких руну набьешь. Все шестирунные — твои. Уговор?
Хускарл дернул плечами.
— Я сам на помощь кликнул. Обиды не держу. А чем тебе шестирунные не годятся?
— Да это… благодать с них не идет. Как там снаружи?
— Идут.
Я потер ноющие ребра, хлопнул по плечу шестирунного хускарла, поблагодарил за стрелу, она прилетела очень вовремя. Видарссон стоял с той стороны ограды, выискивал трехрунных мертвецов и дрался с ними. Гисмунд помогал ему стрелами.
— Тебе, Фомрир! — взрычал ульвер.
Аж зависть берет. Уже до пятой добрался! За один день. Если догонит меня по рунам, брошу всё и пойду рубить драугров, пока рука не отвалится.
Драугры всё шли и шли. Не сотнями и даже не десятками. Всё так же, по одному, вразброс, иногда с большими перерывами, но шли.
— Куда ж их тянет? — негромко спросил Гисмунд.
Меня как молнией ударило. А ведь верно! Драугры же не бесцельно шарахались по лесу. Все шли примерно в одну и ту же сторону. На север. А что там? А там Сторборг.
— А что на юге? Откуда они идут?
Гис похлопал глазами.
— Лес. В той стороне сосед живет, который о драуграх предупредил.
— А за ним?
— Раньше там еще несколько деревень было, но во время бриттского бунта опустели. Сначала бритты всех нордов вырезали, а потом норды — тех бриттов, кто остался. Так что еще на несколько дней пути пусто.
— Так это те самые мертвецы! А ты случаем не слышал про прыгучего норда раньше?
Пацан замотал головой.
Значит, это бритт. Местные норды побогаче живут, уж на топор или меч серебра им хватает. Кто, кроме бритта, будет бегать с ножом?