Сага о диком норде

«Издавна люди хоронили своих родных и близких по правилам, и у этих правил есть причины и есть смысл. Почему мы не выбрасываем тела из дома как обглоданную кость или мусор? Потому что не хотим привлечь тварей запахом мертвечины, потому что неприятно видеть разлагающееся тело родственника, потому что хотим доброго посмертия для умершего. Зачем мы хороним тела по определенному ритуалу, даем вещи, говорим нужные слова и кладем сверху камень с рунами? Есть ли в этом смысл? Есть. Наш мир все еще молод. Слишком молод. Боги не так давно вышли из моря, не так давно спустились с гор. И в них еще так много твариного, а в нас — животного. В нашем мире еще бурлит жизнь, словно варево в мамировом котле, и этой жизни так много, что порой она находит лазейки, неправильные пути для прорыва. И тогда мертвецы вдруг оживают. У некоторых даже сохраняются мысли, и они пытаются вернуться домой или отомстить обидчикам. И чтобы мертвые оставались мертвыми, нужно соблюдать правила, закрыть все лазейки для бурлящей жизни.»

Отец тогда ворчал, говорил, что не возражает против камня с рунами, но отдавать добрый меч в руки мертвеца глупо, ведь если он поднимется, то лучше бы у него не было оружия. А Эмануэль продолжал спокойно и без устали убеждать отца, что ритуалы нужно соблюдать.

«Я много странствовал по миру, из чужих земель я привез свое имя и знания. И я видел земли, в которых люди позабыли веру, позабыли старые обычаи. Они жили не по устоям, а по новым законам. Они жили не по правде, нарушали слово, предавали клятвы, бросали друзей, забывали родителей. Часто умерших там хоронили не родственники, а чужие люди. Они бросали тела на телеги, отвозили их за город и бросали в одну яму. Без молитв, без рунных камней, без ритуалов. Они забыли руны, забыли молитвы, да и ритуалы потеряли. Старые жрецы померли, а новые почти ничего не знали.»

Отец усмехнулся и спросил, не заполонили ли те земли мертвецы.

«Как ты и сказал, вскоре те земли переполнились мертвецами, только не теми, о которых ты думаешь. Нет, из могил никто не восстал, ведь на юге земля не промерзает до состояния камня, и снега там бывают реже, потому трупы быстро разлагаются. Да вот живые начали умирать. Неизвестно откуда появился мор, который не щадил ни рунных, ни безрунных. И вскоре улицы стали полны умирающими, которых не успевали вывозить за город, да и некому было. Когда народ перестает уважать мертвых, он вымирает.»

После этого отец сдался, выделил землю и перестал спорить с жрецом.

Я подумал-подумал и подозвал Леофсуна, спросил, как в Бриттланде хоронят мертвых.

Рысь почесал рыжую голову.

— Норды своих обычно сжигают. Надевают новую одежду. Если воин — кладут оружие, любимую собаку или коня, угощения, поливают маслом и сжигают, если женщина — обычно кладут веретено или иголку для вязания, смотря чем славилась покойница. Жреца не всегда зовут, но кто-то из почитателей того же бога, что и умерший, говорит слова о боге и о том, что ждет умершего в загробной жизни.

— Ага, а бритты?

— Не знаю даже. В городе мы выносили на кладбище и закапывали. Одежды-то и угощений лишних нет. Просто закапывали и все. Если умерший ходил в сольхус, то звали солнечного жреца, и тот говорил слова, водил круги и надевал знак солнца на шею умершего. А как в деревнях делают, не знаю. В лесу у нас обряды проводил Манвин, но правильно он делал или сам придумал, никто не подскажет.

— Значит, бритты перестали уважать своих мертвецов… — пробормотал я.

— Неправда! — воскликнул Леофсун. — Я похоронил сестру так, как мог. Я не знал правильных слов и у меня не было нарядов для нее, но сестра похоронена честь по чести. Не наша вина, что мы не можем проводить обряды! Норды относятся к нам, как к собакам, только что свиньям после смерти не бросают. Если кто и перестал уважать мертвецов, так это норды!

Его звонкий голос разлетелся по туманному замершему лесу, как колокольчик.

Подошел Полузубый, покачал головой и тихо сказал:

— Ты бы не орал на весь Бриттланд. Кто знает, сколько тут драугров нынче бродит? Или нордов…

Дальше мы шли молча. К вечеру потянуло сыростью и тиной, мы приближались к тому самому болоту. По задумке Полузубого, мы должны были пройти по его краешку и на следующий день выйти к реке Ум, но этот туман спутал все планы, и теперь нам предстояло заночевать возле болота.

Мой черед караулить выпал на конец ночи, потому, наскоро перекусив и выслушав еще полдюжины баек про драугров, я лег спать.

Сны изменились.

Теперь я точно знал, что сплю, но не мог ничего изменить. Я стоял на небольшом островке, окруженный со всех сторон непроходимой трясиной. Было сумрачно. То ли раннее утро, то ли поздний вечер, небо заволокло серыми тучами, через которые не пробивался ни единый лучик. За спиной раздался шепот:

— Смотри.

Я оглянулся: никого.

— Слушай.

На что смотреть? Что слушать? Вокруг лишь серая хмарь да болотная муть.

Поодаль всплыл и лопнул пузырь. Затем другой, третий. Из трясины показалась голова человека. Нет, не человека. Драугр. На нем был шлем с кольчужной сеткой, закрывающей шею. Железо опутано тиной, в которой извивались пиявки и черви.

И этот драугр был не один. С разных сторон выходили новые мертвецы, со шлемами и без, бородатые и безбородые, с изрубленными лицами и целыми.

— Ты не успел, — снова шепот за спиной. — Скоро увидимся.

Я сумел вырваться из сна прямо перед тем, как первый драугр коснулся меня костлявой рукой. Сел, обливаясь холодным потом. Ну, Тулле, если это снова ты, при встрече я тебе задам… Сам будешь меня потом в кошмарах видеть.

За ночь туман рассеялся, а когда пришел мой черед сторожить, уже и развиднелось. Туч, как во сне, нынче не было, но солнце еще не поднялось, и небо только-только начало бледнеть.

На другой стороне нашей стоянки сидел один из бриттов Полузубого и что-то плел из сухой травы. За его спиной мелькнула тень. Я раскрыл было рот, чтобы поднять тревогу, но тень исчезла. Померещилось?

И тут я почувствовал чье-то присутствие позади меня, что-то вроде рунной силы, но как-то иначе. Оглянулся и замер. Передо мной стоял драугр, не такой, как во сне. Он смотрел на меня мертвыми глазами и мелко подрагивал, будто не мог решить, напасть или нет. Взялся за рукоять меча, убрал руку, снова потянулся к оружию…

Бритт-сторож негромко окликнул меня на бриттском. Я ответил на том же языке:

— Погодь. Он не нападает.

Драугр словно обмяк, отвернулся и побрел в лес, так и не причинив никакого вреда.