Страница 8 из 14
Пожав плечами, полковник прошелся по комнате; пол выложен зеленой плиткой, мебель обита яркими тканями. В глубине конторы беспорядочно громоздились мешки с солью, бурдюки с медом, седла. Дон Сабас смотрел на полковника отсутствующим взглядом.
– На вашем месте я бы так не думал, – сказал полковник. Он сел, скрестив ноги, и обернулся в сторону письменного стола, за которым сгорбился маленький человечек – расплывшийся, с дряблой кожей и лягушачьей тоской в глазах.
– Вам надо показаться врачу, кум, – сказал дон Сабас. – У вас слишком мрачное настроение после похорон.
Полковник поднял голову.
– Я чувствую себя совершенно нормально.
Дон Сабас ждал, пока закипит вода.
– Если бы я мог сказать то же самое о себе, – вздохнул он. – А вы счастливчик, вы даже медные шпоры можете съесть. – Он внимательно рассматривал свои руки, заросшие волосами и усеянные бурыми бородавками. На безымянном пальце помимо обручального кольца он носил перстень с черным камнем.
– Да, могу, – признал полковник.
Повернувшись к двери, которая вела в жилую часть дома, дон Сабас позвал жену. Потом страдальческим голосом стал рассказывать о своем режиме питания. Он вынул из кармана рубашки маленький флакон и выложил на стол белую таблетку величиной с горошину.
– Сплошное мучение – все время таскать их с собой. Будто носишь в кармане смерть.
Полковник подошел к столу, взял таблетку и разглядывал ее на ладони до тех пор, пока дон Сабас не предложил ему попробовать.
– Их кладут в кофе, – объяснял дон Сабас. – Это как сахар, но без сахара.
– Понятно, – сказал полковник и почувствовал во рту сладковатую горечь. – Как колокольный звон, но без колоколов.
Как только жена сделала дону Сабасу укол, он облокотился о стол и закрыл лицо ладонями. Полковник не знал, куда себя девать. Женщина выключила вентилятор, поставила его на сейф и направилась к шкафу.
– Зонтики почему-то напоминают мне о смерти, – сказала она.
Полковник ее не слушал. Сегодня он вышел встречать почту в четыре часа, но дождь заставил его укрыться в конторе дона Сабаса. Когда загудели катера, дождь все еще не прекратился.
– Все представляют себе смерть в виде женщины, – продолжила жена дона Сабаса. Она была выше и плотнее мужа, с волосатой родинкой над верхней губой. Голос ее походил на жужжание вентилятора. – А по мне, так она совсем другая. – Жена дона Сабаса закрыла шкаф и обернулась, перехватив взгляд полковника. – По-моему, она похожа на какое-то животное с копытами.
– Возможно, – согласился полковник. – Чего только не бывает на свете.
Он думал о том, что почтовый инспектор в клеенчатом плаще, должно быть, уже запрыгнул на катер. Уже месяц, как полковник сменил адвоката, и теперь у него были все основания надеяться на ответ. Жена дона Сабаса продолжала рассуждать о смерти, пока не заметила, что полковник ее не слушает.
– Я вижу, кум, вы чем-то встревожены, – сказала она.
Полковник очнулся.
– Да, кума. Я смотрю, уже пять, а петуху до сих пор не сделали укол.
Его слова поразили женщину.
– Укол петуху! Можно подумать, он – человек! – воскликнула она. – Какое кощунство!
Дон Сабас потерял терпение и, побагровев от гнева, прикрикнул на жену:
– Закрой рот хотя бы на минуту!
Она и в самом деле закрыла рот ладонями.
– Ты уже битых полчаса изводишь кума своими глупостями.
– Вовсе нет, – попытался возразить полковник.
Женщина хлопнула дверью. Дон Сабас вытер шею платком, надушенным лавандой. Полковник вновь подошел к окну. Дождь все не утихал. Безлюдную площадь торопливо перебегала курица на длинных желтых ногах.
– Петуху действительно делают уколы?
– Действительно, – подтвердил полковник. – На будущей неделе начнутся тренировки.
– Это просто безумие, – сказал дон Сабас. – Не представляю вас за этим занятием.
– Согласен, – сказал полковник. – Но это не повод для того, чтобы свернуть петуху шею.
– Безумие, – повторил дон Сабас. Его тяжелое дыхание напоминало полковнику звук работающих мехов, потухший взгляд вызывал сочувствие.
– Послушайте моего совета, кум, – сказал дон Сабас. – Продайте вы этого петуха, пока еще не поздно.
– Никогда не бывает слишком поздно, – сказал полковник.
– Будьте благоразумны, – настаивал дон Сабас. – Одним махом убьете двух зайцев: во-первых, избавитесь от всех этих забот-хлопот, а во-вторых, положите в карман девятьсот песо.
– Девятьсот песо! – воскликнул полковник.
– Девятьсот песо.
Полковник поразмыслил.
– Вы думаете, мне заплатят за него такие деньжищи?
– Я не думаю, – ответил дон Сабас. – Я совершенно уверен.
С такими крупными суммами полковнику не приходилось иметь дело с тех пор, как он сдал казну революционной армии. Когда он вышел из конторы дона Сабаса, то вновь ощутил сильную боль в животе. Но на этот раз он знал, что погода тут ни при чем.
На почте он сразу подошел к инспектору.
– Я жду срочное письмо. Авиапочтой.
Инспектор перебрал все конверты и снова разложил их по местам, не сказав ни слова. Только отряхнул ладони и выразительно посмотрел на полковника.
– Но сегодня мне должно было прийти письмо. Обязательно.
Инспектор пожал плечами.
– Только смерть приходит обязательно, полковник.
К его возвращению жена сварила маисовую кашу. Он молча ел, после каждой ложки погружаясь в задумчивость. Жена, сидевшая напротив, заподозрила неладное.
– Что с тобой? – спросила она.
– Я думаю о чиновнике, от которого зависит моя пенсия, – солгал полковник. – Через пятьдесят лет мы будем тихо-мирно лежать в могиле, а этому бедолаге придется мучиться каждую пятницу, гадая, назначили ему пенсию или нет.
– Плохой признак, – сказала жена. – Он говорит о том, что ты начинаешь сдаваться.
Она снова принялась за кашу, но, взглянув на мужа, поняла, что он по-прежнему погружен в раздумья.
– Ешь лучше кашу, пока не остыла.
– Вкусная, – одобрил полковник. – Где ты раздобыла маис?
– У петуха, – ответила жена. – Ребята натащили ему столько, что он решил поделиться с нами. Такова жизнь.
– Да, – вздохнул полковник. – В жизни такое случается, что нарочно не придумаешь.
Он посмотрел на петуха, привязанного у плиты, и в этот раз увидел его как-то по-новому. Жена тоже взглянула на птицу.
– Сегодня насилу отогнала от него детей, – сказала она. – Принесли старую курицу, чтобы петух потоптал ее.
– Обычное дело, – сказал полковник. – Полковнику Аурелиано Буэндиа в деревнях тоже приводили девушек.
Жене шутка понравилась. Петух что-то забормотал гортанным голосом, напоминавшим человеческий.
– Иной раз кажется, будто он вот-вот заговорит, – сказала жена.
Полковник снова взглянул на петуха.
– Петух первоклассный. – Он что-то подсчитал вполголоса, помешивая кашу. – Обеспечит нас едой года на три.
– Мечтами сыт не будешь, – сказала она.
– Это верно, но они придают сил, – ответил полковник. – Это как чудодейственные таблетки дона Сабаса.
Ночью он плохо спал, пытаясь отогнать мрачные мысли. На следующий день жена опять подала на обед маисовую кашу. Она ела молча, низко опустив голову, и полковник почувствовал, как ему передается ее плохое настроение.
– Что с тобой?
– Ничего, – ответила жена.
Он понял: теперь пришел ее черед обманывать. Попытался успокоить жену, но она его не слушала.
– Я думаю о том, что прошло уже почти два месяца после похорон, а я все никак не соберусь навестить мать покойного.
Она пошла туда в тот же вечер. Полковник проводил жену, а потом свернул к кинотеатру, привлеченный музыкой, что лилась из громкоговорителей. Падре Анхель, сидя на пороге своего дома, следил за публикой: проверял, кто пойдет в кино, несмотря на его двенадцать предупреждающих ударов. Крики ребятишек, пронзительная музыка, потоки света на небольшом пространстве перед входом приобретали физически ощутимую плотность. Кто-то из мальчишек прицелился в полковника из деревянного ружья.