Тафгай 5

— Ладно, жарь свою колбасу, — согласился шаман Волков.

Понедельник 8-го мая стал для меня не тяжёлым днём, а днём очень даже приятным. Не скрою, подкатил комок к горлу, когда на сцену Государственного Кремлёвского Дворца, вызвали мою бывшую команду горьковское «Торпедо» в полном составе и под музыку «Трус не играет в хоккей», в исполнении настоящего симфонического оркестра повесили на шею золотые медали чемпионата СССР.А когда зрители искупали нас в аплодисментах, и мы, ошалев от счастья, кинулись прыгать и обниматься многие хоккеисты пустили скупую мужскую слезу.

— Иван! — Пророкотал Виктор Коноваленко. — Я доиграл до тридцати четырёх лет, никого не осталось в хоккее из тех, с кем начинал, и впервые взял золото СССР! Обалдеть, мать твою! Олимпиаду было проще выиграть и чемпионат мира!

— Может ещё не в последний раз? — Ляпнул я, не подумав.

— Аха, с кем против вашего «Динамо» и ЦСКА играть в следующем сезоне? — Тут же загрустил ветеран. — Не вылететь бы из высшей лиги вообще.

— Это жизнь, Виктор Сергеич, — пробубнил я, виновато.

А потом, после нашего награждения пошло вручение индивидуальных наград. Лучшего тренера вручили Всеволоду Боброву. Статуэтку с серебряным хоккеистом, как лучшему снайперу и бомбардиру вручили мне. Лучшим хоккеистом года по опросу журналистов признали Валерия Харламова. Лучшим защитником стал Валерий Васильев, а лучшим вратарём Виктор Коноваленко. И даже Борю Александрова наградили грамотой, как лучшего молодого нападающего СССР. Но кроме этого я, Александров и Скворцов выиграли приз «Три бомбардира» настреляв 79 шайб, на одну больше, чем тройка Викулов — Фирсов — Харламов. Только Саша Мальцев с бронзовой медалью на груди сидел грустный и бубнил себе под нос, что хреновый чемпионат провёл и грозился в следующем сезоне всем показать, как выглядит «мать Кузьмы». Затем действующих хоккеистов, тренеров и ветеранов советского хоккея пригласили за фуршетный стол для неформального общения.

— Слушай мужики! — Громко хохотал за столом Коля Свистухин. — Таксист один рассказал. Утром сообразили на Третьяка по Мальцеву, стало Хорешовски. Пошёл прогуляться и увидел симпатичную девушку, я к ней, а она мне Недомански. Я еще раз Поспишил к ней, она мне снова Недомански. Тут подъехали менты Майоровы и Старшинов на Мотовилове с собакой Репс. Я сними Махач, а дальше не помню. Ха-ха-ха.

— С такими фамилиями целые поэмы можно сочинять, — хмыкнул я, высматривая на столе что-нибудь вкусненькое. — Выехал я на лёд, показал всем недовольным средний Палечек, Поспишил за шайбой, но тут столкнулся с братьями Холиками, ну и устроил с ними Махач, настучал им в Бублу, чтобы шайбу им Недомански. А когда Дзурилле положил одну банку, то сразу стало Хорешовски.

— Сам сейчас придумал? — Удивился Свистухин.

— Не, таксист рассказал, — улыбнулся я и тут меня неожиданно похлопал по плечу заместитель главы Спорткомитета Виталий Смирнов.

— Иван поздравляю тебя с лучшим бомбардиром и снайпером чемпионата, — сказал он, пожав мне руку и при этом тревожно оглядываясь по сторонам. — Отойдем, поговорим? Я всё голову ломаю, — начал Смирнов, когда мы удалились на метров пять от фуршетного стола. — Как ты узнал, что в полуфинале Кубка Кубков по футболу наше московское «Динамо» обыграет по пенальти «Динамо» из Берлина?

— Сказал мне кто-то в пражском ресторане, — соврал я, глядя на чиновника честными и неподкупными глазами.

— А ты точно уверен, что политическая провокация будет 24 мая на финале против «Глазго Рейнджерс»? То, что флаг советский порвут, футболистов изобьют, болельщики на поле выбегут?

— Кхе, — кашлянул я. — То, что болельщики выбегут в конце игры — это сто процентов. Не дадут нашей команде счёт сравнять.

— Так ты и счёт финала знаешь? — Брови Виталия Георгиевича от удивления враз взлетели на недосягаемую высоту.

— 3: 2 в пользу шотландцев. — Я решил и дальше резать «правду матку». — Сначала три штуки забьют они, а затем мы два мяча отквитаем. Не помню, кто забьёт. Ну а потом зрители на поле побегут. Нужно срочно переносить финал в другое место. В Австрию, например или в Югославию.

— Это они нам за турне «Динамо» по Великобритании 1945 года отомстить хотят! Империалисты проклятые! — Смирнов от отчаянья шлёпнул кулаком правой руки в левую ладонь. — Ладно. Спасибо за сигнал.

— Чё он от тебя хотел? — Спросил меня «Малыш», когда я вернулся к столу.

— Спрашивал, где можно купить такие джинсы как у тебя? — Я кивнул на ноги Бориса, на которых сегодня вместо обычных брюк от костюма, были американские «Вранглеры», потому что Алёнка утром нагладила своему «Малышу» четкие ровные, словно железнодорожные рельсы, двойные стрелки.

— Да ладно заливать, — обиделся Боря. — Кстати, в костюмах сейчас ходить не модно. Галстук у меня в наличии, рубашка тоже, пиджак имеется, а что на ногах никого не волнует.

— Точно приходи в Кремль хоть в трико с оттянутыми коленками, хоть в пижаме. Всё! Тему закрыли, пока не поссорились. — Я поднял руки вверх.

На этих словах к нам подошли неразлучные друзья Мальцев и Харламов.

— Куда отдыхать едете в июне? — Спросил Саша Мальцев. — Мы в Одессу.

— У нас такая традиция, — поддакнул Валера Харламов. — Одесса столица юмора.

— А я в начале июня поеду в столицу грусти, в Ленинград, наблюдать белые ночи. — Отрапортовал я. — У меня тоже традиция.

— Без меня? — Посмотрел на меня «Малыш» большими глазами полными бездонной печали.

— Извини, очень хочу отдохнуть от твоей Алёнки, от её подруги Веры и вообще от пригорелой каши и ежедневных скандалов. Как по-твоему, должен я нервы восстановить перед встречей с профессионалами или нет? Вы только квартиру не спалите, пока я в городе не Неве будут бродить по набережной, и любоваться разведёнными мостами.

— Вот и поговорили! — Махнул рукой на меня Боря Александров и побежал на выход из Кремлёвского дворца.

— Ничего, перебесится, — хмыкнул Мальцев. — Молодой ещё.

Хлюпанье болотоступов, сделанных из ели, и жужжанье мошкары — это все что я слушал уже второй час ходьбы в сторону финской границы. Впереди группу из пяти человек возглавлял шаман Волков. За ним следовал по пятам лесник Тимофей, далее шёл я, волоча за собой сани с красной и черной икрой в больших жестяных банках. Потом шмыгал носом «Малыш», с которым мы давным-давно успели, и помириться, и поссориться и ещё раз помириться. И замыкал процессию второй лесник, двоюродный брат первого, Кондратий. Оба сотрудника горьковского лесничества были мужиками лет тридцати среднего роста и худого телосложения. Однако, не смотря на худобу, силы и выносливости им было не занимать, чему причиной являлись очень твердые как камень мускулы. Мы менялись каждые полчаса в упряжке саней, и лесники пёрли почти восемьдесят килограмм полезного продукта не хуже меня.

— Опять летят, — тихо скомандовал Волков и по его знаку мы за пару секунд присели на корточки и накрылись маскировочной сетью.

Теперь с вертолёта пожарной охраны среди хлипкой болотной растительности, если приглядеться, можно было заметить небольшой холмик, который сливался с окружающим мхом и травой.

— Командир, перекурить бы, — просипел Кондратий.

Шаман посмотрел на карту, на компас, на небо и тихо сказал:

— Ещё полчаса идём в том направлении и перекур двадцать минут. По моим прикидкам до границы пять километров. Тимофей, подмени Тафгая в упряжке, что-то он быстро спёкся. А ещё мастер спорта.

— Так я по льду больше привык бегать на коньках, а не по болоту шагать в болотоступах, — пробурчал я, уступая сани лесничему Тимофею.