Страница 4 из 7
Исходный тезис Берлина и Кея пересматривался на протяжении многих лет с учетом некоторых из описанных выше аномалий, но критики по-прежнему утверждают, что он отражает западные предрассудки. Говоря о языке хануноо, Джеффри Сэмпсон в книге Educating Eve: The ‘Language Instinct’ Debate («Воспитание Евы: споры о языковом инстинкте») (1997) отмечает: «Употребление названий цветов определяется даже не хроматическими свойствами; отчасти его определяет влажность или сухость… Восприятие влажности или сухости при поиске подходящего цветового слова может затмить переменную оттенка». По этому поводу американский нейробиолог Бевил Конвей сказал: «Люди придумывают слова для обозначения цвета, о котором они говорят. Во многих обществах цвет всегда специфичен – он описывает фрукт, оттенок ткани или шерсти животного, а не абстрактное качество». Возможно, цветовая закономерность Берлина и Кея применима к большинству кодифицированных языков, но от этого она не становится универсальным законом.
«Один человек может описать предмет одним цветом, а другой – совершенно другим», – сетовал эдинбургский художник-флорист Патрик Сайм. Желая разрешить подобные споры, в 1814 году Сайм опубликовал «Цветовую номенклатуру Вернера», основанную на разработке немецкого геолога Абраама Готлоба Вернера. Вернер, ботаник и поэт в одном лице, описал цвета с такой точностью, что Чарлз Дарвин взял эту книгу с собой в историческое кругосветное путешествие на корабле «Бигль». «Цветовая номенклатура Вернера» в некотором роде стала предшественницей каталога Pantone. Любой из 108 стандартных цветов, вошедших в книгу, можно дополнительно описать, используя слова «бледный», «глубокий», «темный», «яркий», «тусклый» или «с оттенком», в зависимости от ситуации. Каждый цвет изображен в маленьком прямоугольнике и снабжен примерами: названиями животных, овощей или минералов. Так, аурипигмент оранжевый – это цвет живота бородавчатого тритона; цвет обезжиренного молока такой же, как цвет «глазного яблока человека», а черновато-зеленый цвет определяется как «темные полосы на листьях кайенского перца».
Многие оттенки в «Цветовой номенклатуре Вернера» (1814) имели функциональные названия, например лимонно-желтый; другие носили эзотерический характер, например желчный желтый
Эти сравнения, возможно, были слишком поэтичными для цели, которую ставил перед собой Сайм, и в 1905 году американский художник и преподаватель живописи Альберт Манселл опубликовал работу под названием «Система цветов», в которой цвета определялись на основе трех свойств: основного цвета, насыщенности и светлоты. Модифицированная версия системы Манселла применяется до сих пор для определения цвета зубов, почвы и пива, а также кожи и волос в патологоанатомии. Методическое руководство Pantone, впервые опубликованное в 1963 году американским типографом Лоуренсом Гербертом, – самое удачное решение проблемы Сайма: каждому цвету там присвоено числовое значение.
Компания Pantone, построившая прибыльный бизнес на категоризации спектра, определила 1867 цветов типографской краски. У некоторых цветов Pantone причудливые названия в стиле Вернера – например, «упавший камень», «танцующий на облаках» и «бабушкин свитер», – но их описания гораздо хуже запоминаются, особенно когда компания рекламирует свой «цвет года». Производитель дорогих красок Farrow & Ball гораздо больше похож на Вернера со своими «тщательно подобранными» оттенками, включая такие цвета, как «датский газон», «креветки в горшках», «дыхание слона» и «спина мыши». В Китае в XVIII веке употреблялись еще более изощренные формулировки, например «верблюжье легкое» и «капающая слюна». Примерно в то же время во Франции использовались такие названия цветов, как «блошиное брюхо» и «парижская грязь».
Красная пелена
Вначале был красный. Первыми людьми, переставшими видеть мир монохромным, были неандертальцы – вовсе не такие дремучие создания, как все привыкли думать. Примерно 64 тысячи лет назад в пещерах на территории современной Испании неандертальцы рисовали на стенах красные горизонтальные и вертикальные линии, похожие на лестницы. А 40 тысяч лет назад наши предки расписывали свои тела толченой красной глиной. Около 15 тысяч лет назад люди рисовали – в основном бизонов – на потолке пещеры в Альтамире на севере Испании. Изображения бизонов были выгравированы на красноватой скальной поверхности, а затем раскрашены двумя цветами – красным и черным. Красную краску получали из оксида железа (например, из гематита), а черную – из древесного угля.
Первобытные художники без труда изготавливали черную краску. А вот с красной все было не так просто. На первых порах они, скорее всего, получали краски из жира и крови животных, слюны, воды и сока растений. Обнаружив, что эти пигменты быстро стираются, древние люди попробовали использовать минералы. Наши предки научились добывать гематит – один из самых широко распространенных минералов на земле: гематит мыли, отфильтровывали и растирали в мелкий красный порошок. Далее людям пришлось выяснить, какие добавки – животные жиры или измельченные кости – могли связать краску, чтобы она хорошо сцеплялась с поверхностью и обладала необходимой текучестью.
Сначала первобытные люди рисовали пальцами, потом перешли на кисти из шерсти животных и грубые карандаши, сделанные из комков красящего пигмента. Иногда они выдували пигмент на скальную поверхность через тростниковые трубочки или выдолбленные кости. Аборигены, которые создали рисунки Брэдшоу – захватывающую дух галерею наскальной живописи в Кимберли (Западная Австралия) возрастом не менее 17,5 тысячи лет, – для изображения мелких деталей использовали птичьи перья.
Изображение вымершего степного бизона, сохранившееся в Альтамире благодаря оксиду железа
Реставратор Нараян Хандекар, куратор коллекции пигментов Форбса в Гарвардском университете, заметил: «Эти художники выбирали цвет. Люди были вынуждены охотиться и выживать в суровых условиях, однако находили время, чтобы подобрать нужный цвет и использовать его для выражения того, что им хотелось сказать. Мне кажется, недооценивать цвет – значит недооценивать то, что такое человек».
Мы до сих пор не знаем, что хотели поведать нам далекие предки и почему. Был ли в этих рисунках религиозный смысл? Являлись ли они одним из первых примеров веры древних людей в магию, поскольку изображали животных, которых им нужно было убить ради пропитания? Пытались ли первобытные народы осмыслить жестокий непредсказуемый мир, где животные, которых они рисовали, одновременно представляли собой и добычу, и угрозу? Или эти рисунки были призваны объединить общины, вдохновить на коллективные действия и размышления?
Гораздо легче понять привлекательность самого цвета: красный – это цвет сырого мяса, крови и огня. Когда наши предки научились разводить огонь – по разным оценкам, от одного миллиона до ста тысяч лет назад – и с его помощью обеспечивать себе свет, тепло и защиту, огонь стал неотъемлемой частью их жизни, а со временем превратился в объект поклонения. И хотя пламя обычно желтого или оранжевого цвета, огонь неизменно изображали красным – позже красный цвет начали ассоциировать с греческим богом огня и кузнечного дела Гефестом, древнеиндийским ведическим богом огня Агни и безжалостным пламенем ада в традиционном христианстве.