Кризис на Центавре

Доктор Леонард Маккой, будучи тогда энергичным молодым человеком, старался не упустить из виду ни одного современного достижения медицины. Он подверг Кирка реабилитационному лечению по одной из самых новейших методик. После репозиции костных отломков бедра, под воздействием медикаментов и разнообразной физиотерапии ему удалось добиться полного восстановления костной структуры и регенерации довольно обширных участков нежизнеспособных тканей.

С коленом дело обстояло сложнее. Проведя многочасовую операцию и собрав, наконец, коленный сустав в единое целое, доктор долго пребывал в раздумьях и серьезно сомневался относительно способности этого колена сгибаться в будущем.

Однако молодой здоровый организм лейтенанта быстро справился с недугом, и вскоре Маккой перестал опасаться за его сустав.

После долгих четырех месяцев лечения ногу лейтенанта Кирка удалось полностью восстановить. Не осталось даже заметных шрамов.

Но танцевать было еще рано. Впереди Кирка еще ждал не менее долгий адаптационно-восстановительный курс. По сути, теперь его конечность лишь частично состояла из прежних тканей. Остальное составляли молодые, заново выращенные мышцы, сухожилия и участки кости, никогда не испытывавшие нагрузки, и которые пока еще не могли выдержать даже вес его тела. Одним словом, теперь Кирку предстояло заново учиться ходить.

И это оказалось самым трудным. Каждое движение давалось с неимоверным трудом и через ужасную боль. Временами Кирк готов был впасть в отчаяние, но на протяжении всего этого тяжелого периода доктор Маккой всегда был рядом с ним.

– Нет в мире лучше способа заново научиться ходить, чем просто пытаться ходить, – сказал он еще в самом начале курса адаптационного лечения, когда Кирк весь в поту и, чуть не плача, пришел со своей первой самостоятельной прогулки. – Я знаю, Джим, что это больно, по через это надо пройти.

– Угу, – только и смог ответить Кирк.

Через семь месяцев после того, как лейтенант Кирк прибыл на звездную базу N7, доктор Маккой объявил, что его пациент совершенно здоров. Он лично оформил выписку из истории болезни, написал эпикриз, и вскоре они встретились в его кабинете для последней беседы.

– Вижу, тебе уже подписали назначение, – заговорил доктор. – Опять на “Фаррагут” и в той же должности.

– Да, – подтвердил Кирк, – и я очень этому рад. Мне не хочется служить ни на каком другом корабле. Через два месяца чартерный рейс. Но у меня накопилась куча увольнительных, и, кроме того, мне положен отпуск. Так что я решил немного отдохнуть и попутешествовать. Заберусь в какие-нибудь дебри или что-то в этом роде.

– Хм, – задумчиво прищурился доктор, – звучит заманчиво. Это гораздо приятнее, чем просиживать штаны на базе N7, заполняя медицинские карточки.

Он поскреб подбородок и заговорил более бодрым тоном.

– Я тут семь месяцев, день в день, корпел над твоей ногой и, думаю, тоже заслужил отпуск. Почему бы не отправиться вместе? Я тебе могу показать такие дебри! Дух захватывает.

– Прекрасно, док, договорились.

– Зови меня Боунз. Так меня называют друзья.

Боунз Маккой жил в маленькой комнатке на территории госпиталя базы N7. Однако дом его находился на Центавре, примерно в половине светового года от астероида. Четыре раза в год, чаще всего на каких-нибудь транспортниках, Маккой летал домой. И поскольку у Кирка до выхода на службу оставалось еще время, он решил погостить у своего нового друга.

Небольшому старенькому звездолету “Кук Каунти”, работавшему на анамезонном двигателе, потребовалось больше недели, чтобы добраться до Центавра.

Кирк с Маккоем беззаботно проводили время, играя в карты, разговаривая о женщинах, и строили радужные планы на будущее.

До этого времени Кирк ни разу не был на Центавре и знал об этой планете только то, что она земного типа, находится в системе Альфы Центавра IV и вращается вокруг звезды, похожей по структуре на Солнце. Название этой сравнительно небольшой планеты возникло из названия созвездия.

– Учти, – предупредил его Маккой еще перед отлетом с астероида, – на Центавре тебе понадобятся солнцезащитные очки. Альфа почти вдвое ярче Солнца и раза в четыре больше. Приплюсуй сюда еще наличие здоровенного спутника Бета. Ну, короче, представь себе остров в Карибском море и солнце в зените, тогда примерно поймешь, что за освещение. Но зато какие яркие цвета! Тебе понравится, уверен. Флора и фауна гораздо интереснее и красивее, чем на Земле. Подожди, прилетим, сам убедишься. У моей сестры с мужем есть классный участок в Афинском заповеднике. Это что-то типа парка недалеко от столицы.

Хотя Маккой родился в другом месте, но Центавр называл своим домом. Во многом это объяснялось тем, что здесь с семьей сестры жила его девятилетняя дочь.

– Ты же сам понимаешь, – объяснял он Кирку, – что за обстановка на базе. Атмосфера искусственная, никакой зелени. А я хочу, чтобы она росла на свежем воздухе, чтобы у нее было много друзей среди сверстников.

Кирк знал, что Маккой разведен, но сам доктор никогда не поднимал этой темы и не поощрял чье бы то ни было любопытство по этому поводу. Лишь один раз, во время долгого скучного полета на борту “Кук Каунти” он заговорил о своем неудачном браке и вкратце рассказал, как он встретился с “этой” в Джорджии. Рассказ его был довольно бессвязным, но Кирк удержался от выяснения подробностей, видя, с каким угрюмым видом говорит его друг. Зато дочь свою Джоанну Маккой буквально боготворил.

Кирк был искренне благодарен доктору, узнав, что тот пропустил две поездки домой, занимаясь его лечением, а теперь еще и пригласил его к себе в гости. Раньше, на “Фаррагуте”, Кирк не был ни с кем особенно близок. Отчасти из-за своей неразговорчивости, отчасти от того, что работа не способствовала общению. К тому же, тогда он считался еще стажером. Но за время пребывания в госпитале Кирк сильно привязался к доктору, а предложение вместе отправиться в отпуск еще больше скрепило их дружбу.

"Кук Каунти” совершил посадку на военном космодроме недалеко от новоафинского порта, где их должны были встречать.

Нельзя сказать, чтобы Кирк очень любил детей, но дочь Маккоя ему как-то сразу понравилась. Вместе с дядей и тетей она ждала их у центрального входа в порт.

– Папа! – радостно закричала девочка, увидев доктора.

Быстро и с некоторым любопытством взглянув на Кирка, она вежливо улыбнулась и снова переключила свое внимание на отца. Маккой прямо на асфальт сбросил с плеча сумку, поднял дочку на руки и крепко прижал ее к себе.

– Здравствуй, стрекоза! – с нежностью произнес он.

– А ты похож на большую резиновую брызгалку, – тихонько шепнула она ему почти в самое ухо. – И сейчас из тебя потекут слезы.

Сама она тоже едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Джоанна оказалась совсем маленькой девочкой и выглядела младше своих лет. И в то же время пора беззаботного детства для этого милого голубоглазого создания уже подходила к концу.

Маккой бережно опустил дочку на землю, и она снова посмотрела на Кирка, на этот раз уже не скрывая интереса к незнакомцу.

– Прошу прощения, – сказал доктор. – Разрешите представить – Джеймс Кирк. А вот это и есть моя дочь Джоанна. Ну и, конечно же, моя сестра Донна и ее муж Фред Уайзерз.

Кирк учтиво поклонился Донне и пожал руку Фреду. Его рукопожатие оказалось довольно крепким. Потом он наклонился к Джоанне и тоже протянул ей руку. Девочка смущенно подала свою маленькую ладошку и, будто в какой-то детской игре, несколько раз встряхнула руку лейтенанта.

– Рад с тобой познакомиться, Джоанна, – ласково сказал он. – Твой отец много о тебе рассказывал.

И вдруг по ее внимательному взгляду Кирк понял, что этот ребенок не потерпит сюсюканий. Видимо, Джоанна привыкла, что с ней обращаются как со взрослой.