Страница 15 из 19
После скрытого опознания по его месту жительства было установлено, что Вальдемар и Меух В. П. являются одним и тем же лицом. Тут же началась активная разработка последнего на предмет документации его преступной деятельности, поиск сообщников и получения других данных, представляющих интерес для следствия. Одновременно готовился комплекс оперативно-следственных мероприятий по задержанию и аресту Меуха.
Совместно с брянскими и тульскими чекистами скоро было выяснено, что Меух В. П. призывался в армию из Тульской области, сначала воевал в 1942-43 годах, затем сотрудничал с немцами на территории Брянской области в качестве переводчика, истязал партизан и военнопленных, лично участвовал в шести эпизодах по расстрелу советских граждан. Так как у немцев он проходил только под кличкой Вальдемар, ему нетрудно было под своей фамилией Меух при отступлении фашистов влиться в ряды Советской Армии и некоторое время воевать на ее стороне.
Затем Меух прибегает к нетрадиционному методу. Для того чтобы получить документы и льготы, он в одном из боев простреливает себе кисть руки, попадает в госпиталь, где ему ее ампутируют. После госпиталя он без руки, но с медалью, возвращается к себе на Родину как герой. А затем, уже после окончания войны, Меух понимает, что его не ищут, успокаивается, женится, поступает в институт, успешно его заканчивает, а в 1949 году у него рождается ребенок.
Таким образом, в отличие от Буданова-Буйного, Меух почти спокойно жил до 1968 года. До тех пор, пока не арестовали двух немецких пособников, действовавших в Брянской области и визуально знавших Вальдемара как переводчика гестапо. Об этом прошла информация в газетах. Почувствовав жареное, Меух оставил свою семью и бросился в бега, меняя места жительства и работы. Последним его пристанищем стал Милославский спирт-завод. В мае 1974 года источники, используемые в изучении Меуха, стали отмечать его нервозность, злоупотребление спиртным, подозрительность к окружающим.
С учетом полученных данных было принято решение о срочном задержании и аресте этого государственного преступника. Такое решение было правильным и своевременным, поскольку Меух тоже «не дремал». Когда оперативно-следственная группа прибыла в общежитие, он уже оставил заявление об увольнении и паковал чемоданы. Хотел в очередной раз удариться в бега.
Когда Меух стоял с чемоданом в комнате общежития и увидел Грачева, то будто бы ждал этого момента все последнее время.
– Это конец… – только и сумел выговорить. И медленно опустился на стул.
Дальнейшее – по справедливости. Под неопровержимыми данными Меух признался в содеянных преступлениях, которым нет ни срока давности, ни снисхождения. Суд приговорил его к высшей мере наказания.
И третье дело, которое несколько отличается от предыдущих. Оно показывает гуманность органов госбезопасности даже к таким военным преступникам. А суть такова.
В отношении подозреваемого в совершении преступлений в годы Великой Отечественной войны Петрова проводились мероприятия по выяснению его деятельности и местонахождения с августа 1944 года по октябрь 1945 года. Имелись подозрения, что Петров, находясь в плену, был завербован немцами для совершения разведывательно-подрывной деятельности на территории Советского Союза. И в это время, возможно, забрасывался с диверсионным заданием в СССР.
Однако по окончании войны он отказался от преступной деятельности и возвратился в Воронежскую область. Все подходы по выяснению местонахождения Петрова в этот важный послевоенный период заканчивались безрезультатно. Последним шагом было спланированное мероприятие, связанное с вызовом проверяемого человека в райвоенкомат и беседой с ним по этому периоду. А затем, по возвращении его домой, шел контроль, разговоры с женой, которая, по данным контрразведки, была осведомлена о его деятельности в этот период.
Такие мероприятия всегда готовились тщательно, скрупулезно. В них, как правило, было задействовано немало людей. Увязывались факты и события, прогнозировалась возможная деятельность проверяемого. Все это требовало немало времени и усилий. Когда все это было преодолено и проделано, Грачев пришел на доклад к начальнику отдела Удодову. Это было 7 мая, накануне Дня Победы. Сказал, что пора «брать».
– Согласен, оцениваю твою работу в высшей степени положительно, – ответил Удодов. Помолчал. Затем вдруг высказал свое мнение-рекомендацию:
– Я уверен в результативности подготовленного мероприятия. Но давай проведем его не 7 мая, а после празднования Дня Победы.
Грачев несколько огорчился, поскольку хотелось взять бывшего диверсанта как можно быстрее.
– Чего тянуть с этим фашистским недобитком? – спросил он.
Но Удодов пояснил свое решение так:
– А вдруг, хотя вероятность этого мала, всего процентов десять, информация не подтвердится? Тогда мы не только обидим, но и испортим подозреваемому человеку и его семье праздничное настроение на всю жизнь. Нет, давайте отложим дня на три.
Вначале Грачев был действительно расстроен тем, что большой объем проделанной подготовительной работы был проведен впустую и потребует новых усилий.
Однако, сидя за столом в своем кабинете, глубоко поразмыслив, он осознал в этом решении правильность и глубокий смысл поступка Удодова. Его душевность и человечность.
Удодов был не только руководителем подразделения органа государственной безопасности, но сам прошел войну и глубоко понимал всю значимость Дня Победы для фронтовиков. Это была удивительная порода людей, от которых всегда исходил нежданный и ничем не объяснимый импульс доброты и человечности. Даже в подобных непростых ситуациях. Сейчас таких людей нет, или их очень мало. Время другое.
А Петрова Грачев с коллегами, конечно же, взял, и он оказался именно тем военным преступником, которого столь долго и безуспешно разыскивали.
Кабинет Грачева. 9 февраля. 22:30
Грачев продолжил разговор с Житниковым о «Времени предателей».
– На чем мы остановились? – спросил он, уточняя. Более для него, чем для себя.
– На развале КГБ после путча. На том, что это делалось намеренно и целеустремленно, – ответил Житников. И добавил: – На предательстве.
– Ну да. Так оно и называется. Пример: сам Бакатин, назначенный директором КГБ. Пятого декабря 1991 года он передал послу США в СССР Джеймсу Коллинзу техническую документацию, относящуюся к установке и использованию сверхсекретных подслушивающих устройств в новом здании посольства США на Новинском бульваре. Это ли не прямое предательство, Анатолий Львович?
– Да, – вынужден был согласиться Житников. – Может, бес попутал? А так-то он ведь мужик неплохой, я его хорошо знал.
– Ну, может, и бес. А скорее всего, его собственная глупость и желание выслужиться перед новой властью, угодить ей, показать себя правее папы Римского.
– Знаете, в советское время была такая шутка: комсомол, задрав штаны, бежит за партией, чтобы обогнать.
– Примерно так. Мы позже, когда он вылетел из КГБ пинком под зад, проверяли: не был ли этот «бес» с английским акцентом?
– И что же?
– Нет, агентом ЦРУ или МИ-6 Бакатин не был. Все свои предательства совершал исключительно по собственной инициативе. А вершиной его тупости была так называемая политика прозрачности в деятельности органов госбезопасности. Тогда же сформулировал свои идиотские «Основные принципы реформы КГБ». Это: «Дезинтеграция. Лишение КГБ его монополии на все виды деятельности, связанные с обеспечением безопасности. Ликвидация КГБ как КГБ». Вы только вдумайтесь в это. КГБ не должно заниматься государственной безопасностью. А чем же тогда? Финиками на базаре?
– Действительно глупость. Театр абсурда какой-то, цирк дю Солей.
– Или «Уголок Дурова» с дрессированными зверьми. Ну дурак, и все. Интересно, о чем он думает сейчас, сидя как нашкодивший кот на своей подмосковной даче, не смея от стыда даже носа оттуда высунуть? Было бы просто любопытно посмотреть ему в глаза.